Читать книгу "Империя Волков - Жан-Кристоф Гранже"

Она улыбнулась, слизывая капельки воды с лица.

– Отношения между партнерами, должно быть, оч-ч-чень накалились.

– Война неминуема. Но Кудшейи это безразлично. Он одержим тобой, мыслью найти тебя. И дело не в деньгах, затронута его честь. Он не может допустить предательства со стороны одного из своих. Мы его Волки, его создания.

– Его создания?

– Мы орудия, служащие Делу. При рождении ты была никем. Нищенкой, ходившей за стадом. Как и я. Как и все остальные. Ячейки дали нам все. Веру. Власть. Знание.

Земе следовало перейти к главному, но она хотела услышать другие факты и детали.

– Почему мы говорим по-французски?

На круглом лице Кюрсата появилась улыбка. Горделивая улыбка.

– Нас выбрали. В восьмидесятых годах боссы решили создать тайную армию – с элитными подразделениями и кадровыми командирами. Армию Волков, которые могли бы внедриться в высшие слои турецкого общества.

– Это был проект Кудшейи?

– Да, план предложил он, а остальные поддержали. Эмиссары его фонда ездили по центральным районам Анатолии в поисках самых одаренных, самых многообещающих детей. Инициаторы проекта хотели дать своим избранникам лучшее образование. Это был патриотичный план: вернуть знание и власть настоящим туркам – детям из Анатолии, а не буржуазным выблядкам из Стамбула...

– И нас отобрали?

Кюрсат еще сильнее раздулся от гордости.

– И послали учиться в Галатасарайский лицей, дав стипендии фонда. Как ты могла все это забыть?

Зема ничего не ответила, и Кюрсат продолжил, возбуждаясь все сильнее:

– Нам тогда исполнилось по двенадцать лет, и мы уже были "басканами", молодежными вожаками в своих районах. Сначала мы провели год в тренировочном лагере, так что, приехав в Галатасарай, уже умели обращаться с автоматом и знали наизусть отрывки из "Девяти Светочей". В лицее мы оказались среди декадентов, слушавших рок, куривших травку и подражавших европейцам. Сукины дети, коммунисты... И мы сроднились, Зема, стали как брат и сестра, двое несчастных крестьян из Анатолии, живших на жалкую стипендию... Никто даже не догадывался, насколько мы опасны. Мы уже тогда были Волками. Бойцами. Мы проникли в мир, бывший для нас запретной территорией. Чтобы эффективнее бороться с этими грязными мерзавцами – "красными"! Tanri turk'u korusun![14]

Кюрсат вскинул вверх указательный и средний пальцы: он очень старался выглядеть вдохновенным фанатиком, но больше всего напоминал ребенка, этакого мягкого увальня-недотепу, которого взрослые научили жестокости и ненависти.

Она задала следующий вопрос, замерев в неподвижности среди зелени и деревянных подпорок:

– Что произошло потом?

– Я пошел на факультет естественных наук, ты – в университет Богазичи, на лингвистическое отделение. В конце восьмидесятых Волки начали просачиваться на рынок наркотиков. Им понадобились специалисты. Наши роли были определены заранее. Химия – для меня, транспортировка – для тебя. Были и другие Волки – дипломаты, главы предприятий...

– Такие, как Азер Акарса.

Кюрсат вздрогнул.

– Ты знаешь это имя?

– Этот человек охотился на меня в Париже.

Он встряхнулся под дождем, как толстый встревоженный бегемот.

– Они пустили по твоему следу самого опасного из всех. Если он тебя ищет – значит, найдет.

– Сейчас я его ищу. Где он?

– Откуда мне знать?

В голосе Садовника прозвучала фальшивая нота. И в это мгновение у Земы возникло подозрение. Она на какое-то время забыла об этой стороне своей истории: кто ее предал? Кто сообщил Акарсе, что она скрывается в турецких банях Гурдилека? Ладно, это она выяснит позже...

Химик снова заговорил – чуточку слишком торопливо:

– Они все еще у тебя? Где наркотики?

– Повторяю тебе – я потеряла память.

– Если собираешься торговаться, не можешь вернуться с пустыми руками. Это твой единственный шанс...

Она вдруг спросила:

– Почему я так поступила? Зачем мне было обманывать всех?

– Ты одна это знаешь.

– Я впутала тебя в мой побег. Подвергла твою жизнь опасности. Значит, наверняка сообщила причины такого решения.

Он сделал рукой неопределенный жест.

– Ты никогда не могла смириться с нашей судьбой. Говорила, что нас вовлекли насильно. Не оставили нам выбора. Какого выбора? Без них мы так и остались бы пастухами. Крестьянами из Анатолии.

– Если я была наркокурьером, у меня должны быть деньги. Почему же я просто не исчезла? Зачем мне было красть героин?

Кюрсат хихикнул.

– Ты хотела большего. Разрушить все. Натравить кланы друг на друга. Это поручение давало тебе возможность отомстить. Как только узбеки и русские окажутся здесь, начнется бойня.

Дождь стал слабее, наступала ночь. Фигура Кюрсата медленно сливалась с сумерками. Над их головами светились купола мечети.

Мысль о предательстве вернулась. Она должна дойти до конца, закончить грязную работу.

– Ну а ты, – спросила она ледяным тоном, – как получилось, что ты все еще жив? Они тебя не допрашивали?

– Конечно, допрашивали.

– И ты ничего не сказал?

Ей показалось, что химик передернулся.

– Я ничего не сказал. Потому что ничего не знал. Я ведь только переработал героин в Париже и вернулся в Турцию. Новостей от тебя не было. Никто не знал, где ты. И уж тем более – я.

Голос Кюрсата дрожал. Внезапно Земе стало его жалко. Кюрсат, мой Кюрсат, как же тебе удалось уцелеть? Толстяк выпалил:

– Они поверили мне, Зема. Клянусь тебе. Я сделал свою работу. Я ничего о тебе не знал. С того момента, как ты засела у Гурдилека, я думал...

– Кто рассказал тебе о Гурдилеке? Я?

Она поняла: Кюрсат все знал, но Акарсе сообщил часть правды. Выдал ее парижский адрес, но ничего не сказал о новом лице. Так ее "кровный брат" сторговался с собственной совестью.

Химик на секунду застыл с открытым ртом, потом рука нырнула под клеенку. Зема прицелилась под плащом и выстрелила. Садовник с грохотом рухнул на прикрытые банками молодые побеги.

Зема опустилась на колени: это было ее второе – после Шиффера – убийство. По отработанности жеста она поняла, что уже убивала. Именно так – в упор, из пистолета. Когда? Сколько раз? Она не помнила. Тут ее память оставалась чистым листом.

Несколько секунд она смотрела на лежавшего в маках Кюрсата. Смерть вернула на его лицо покой и невинность – он наконец освободился.