Читать книгу "Ярость - Клаус-Петер Вольф"

Ей удалось проскользнуть незамеченной до входа в отделение, крепко держа в руке набитый землей носок как оружие самообороны. Она ввела код. Семь, четыре, два, восемь, один. Но дверь не открылась. Вместо этого завыла сигнализация.

Звук поразил Анну Катрину в живот. Она сжалась, как от желудочного спазма. Нужно срочно попасть в туалет. Она боялась, что в любой момент не сможет утерпеть.

Распахнулась дверь. Бобби Браун выполз на коленях в коридор. У него текла кровь из носа, а правая рука безжизненно висела вдоль тела.

– Чертова стерва! – бранился он. – Только попадись мне!

* * *

Гроссманн очнулся с ощущением, что вот-вот подавится собственной слюной. Челюсть болела, рот был широко раскрыт. Зубы впивались в резиновый шарик, зафиксированный на затылке кожаным ремнем.

Эта чертова игрушка для садо-мазо, подумал он. Он никогда не хотел использовать ничего подобного ни с Ингой – женщиной, которую он любил, – ни с Эши Тамменой. Эта штука всегда была нужна лишь для того, чтобы обезличивать секс. Превращать людей в заменимые, полезные предметы.

Теперь это происходило с ним.

Он открыл глаза. Взгляд застилала молочная пелена.

Гроссманн слышал голос Инги и попытался сориентироваться. Где она, позади него? Над ним? Рядом с ним?

Он вспомнил про удар по черепу. Снова вернулась мучительная боль в ногах.

Неужели она сделала то, чего не удалось Анне Катрине Клаазен, и окончательно превратила его в инвалида?

Он представил себя сидящим в инвалидной коляске, как Уббо Гейде. Все-таки это лучше, чем смерть. Надо приложить все силы и попытаться выжить.

– К сожалению, мы не можем остаться здесь, – сказала Инга. – Хотя мне нравится эта квартира. Но здесь тебя могут искать друзья. А у меня другие планы, и я не хочу, чтобы мне мешали, – она погладила его по лицу. – Я хочу остаться с тобой наедине, ты ведь понимаешь меня?

Инга дала ему пощечину, и боль от шарика во рту стала еще сильнее.

– Я подыскала нам местечко неподалеку отсюда. На уютном маленьком курорте, где крыша не будет перегораживать нам вид на море. В Дангасте. В домике с тростниковой крышей. Оттуда открывается вид до самого Вильгельмсхафена. Говорят, там чудесные рождественские ярмарки. Впрочем, навряд ли ты туда попадешь. Ходить тебе теперь сложновато, правда?

Он приподнялся и попытался что-то сказать. Она положила правую руку ему на лицо и вдавила его обратно в подушки.

– Я бы предпочла отрезать тебе язык. Радуйся, что я использовала лишь эту штуку для садо-мазо.

Она обошла вокруг кровати, обхватила его ноги и потащила.

Извиваясь от боли, Гроссманн зарычал в шарик, и ему в легкие попала собственная слюна. Он с грохотом повалился с кровати на пол. Инга тащила его к двери, как мешок. Его затылок волочился по полу.

Когда они оказались на лестнице, он надеялся, что потеряет сознание, чтобы больше не чувствовать чудовищной боли. Но, кажется, Инга наслаждалась каждым ударом его головы о новую ступеньку.

Из дома был прямой выход в гараж. Там стоял черный «БМВ». Гроссманн редко ездил на этом автомобиле. Скорее капиталовложение, чем транспортное средство. Меньше тридцати тысяч километров пробега.

Она открыла багажник и даже не потрудилась подложить пленку. Для девушки, столь тщательно все продумавшей, ему это показалось крайне странным. Неужели ей все равно, что в машине могут остаться следы его крови? Она не собиралась ее потом продавать?

Он не видел смысла в происходящем. Она – человек Серкана? Он теперь использует красивых молодых девушек? Их встреча на концерте Боба Дилана была подстроена Серканом? Может, он уже поджидал их в Дангасте и хотел отомстить Гроссманну за то, что тот когда-то его переехал?

Инга загрузила его в багажник, как сбитую косулю. Он даже помог, надеясь, что получит так меньше шишек и шрамов.

Словно охваченная внезапным сочувствием, она взяла подушку с бинтами для оказания первой помощи и подложила ему под голову. Он посмотрел на нее почти с благодарностью.

Проклятье, думал он, что здесь вообще происходит? Может, она меня все-таки любит? Может, ее заставляют так поступать? Тогда еще есть шанс. Возможно, она не доведет дело до конца.

* * *

После смерти Кхалида Петра Виганд не узнавала своего Серкана. Он угрюмо смотрел в пустоту, пялясь в одну точку. И почти не обращал на Петру внимания.

Она знала, что он любит ее глазами, и иногда специально наклонялась особым образом, демонстрируя ему нечто запретное. Но теперь он смотрел сквозь нее. Куда-то еще.

Она попыталась заинтересовать Серкана аудиокнигами, ставила ему новые приобретения, которые они еще не успели послушать. Он не реагировал, напоминая Петре восьмидесятилетнего старика в глубокой депрессии, ее бывшего пациента.

Она чувствовала, что должна защитить Серкана Шмидтли, и одновременно смеялась над этими мыслями. У него есть телохранители и целая армия людей, а ей он кажется таким беззащитным, плаксивым, охваченным глубоким отчаянием.

На столе лежало несколько конфет «Дайхграф». Она знала, насколько он любит эти трюфели. Распаковала одну конфету, осторожно шурша бумажкой возле его правого уха. Поцеловала шоколадный шарик, прежде чем поднести конфету к его губам. Еще недавно он бы улыбнулся и съел конфету с наигранной дикостью, как хищник, схвативший красотку. Но на этот раз он не стал подыгрывать.

Есть конфету вместо него показалось Петре неуместным. Она положила ее обратно на стол, к остальным, еще не раскрытым.

Он медленно поднял веки и наконец посмотрел на нее. Она пыталась выдержать его печальный взгляд. Это казалось нелегко.

– Сначала Тумм, – сказал он, – а теперь Кхалид.

Потом он попросил Петру принести телефон и коротким движением руки отослал ее прочь.

Она его за это любила. Он хотел защитить ее от лишней информации. Но при этом с радостью распахнул бы перед Петрой душу, а она всегда была готова его выслушать. Как ужасно: человеку больше некому довериться – с жалостью думала она.

Он позвонил Генцлеру. Тот рассердился уже из-за того, что с ним связались напрямую. Обычно подобные вещи делаются несколько иначе.

Голос Генцлера по телефону казался чужим, словно Серкан разговаривал с машиной.

– Я больше не обязан держать слово. Сначала он убил Тумма, а теперь – Кхалида. Вы его прикрываете. Он уверен в собственной вседозволенности. Но этому пришел конец. Я с ним покончу.

– Нет, ты этого не сделаешь, – отрезал Генцлер не терпящим возражений тоном. Подобные беседы не ведутся по телефону. Остается надеяться, их никто не подслушивает. Сам факт этого разговора означает, что дело окончательно вышло из-под контроля. О плане и служебных инструкциях можно забыть.

– У нас хватит материалов, чтобы посадить тебя на всю оставшуюся жизнь, Серкан. Я всегда держал тебя на длинном поводке. Но не думай, что ты незаменим.