Читать книгу ""Москва, спаленная пожаром". Первопрестольная в 1812 году - Александр Васькин"

А сколько в действительности сгорело зданий в Москве? Мнения по этому вопросу расходятся. Современница тех событий Я.П. Янькова утверждала, что пожар уничтожил восемь тысяч зданий. Историк Москвы И. Кондратьев оценивал потери так: «Из 9158 строений уцелело только 2626, и то большей частью в предместьях города и в частях Мясницкой и Тверской, где располагались караулы французской армии».

Официальные итоги пожара нашли свое воплощение в генеральном плане Столичного города Москвы за 1813 год, который сообщает, что после пожара сохранилось 2655 зданий. Карта города 1813 года иллюстрирует географию пожара, согласно которой в наибольшей степени пострадали от пожара Кремль и Китай-город, Пятницкая, Якиманская, Пречистенская, Сретенская, Яузская, Басманная, Таганская и Рогожская части, уцелели же в основном периферийные районы: Лефортово, Покровка, Пресня и Хамовники…

Казаки генерала Ивана Иловайского, первыми вошедшие в город, были поражены увиденной ими картиной разоренной и обглоданной Москвы, оскверненного Кремля. А в Успенском соборе казаки, подошедшие к раке с мощами св. митрополита Ионы, не поверили своим глазам: правая рука его была поднята «с угрозительным жестом, и что – видно вследствие этой угрозы, – серебряная лампада и над мощами богатая синь чистого серебра остались нетронутыми».[200]

Пожелавший остаться неизвестным московский старожил рассказывает: «Умалчивая о тех ежеминутных убийствах, которые окружали нас и подобных сему, что тайный советник П. и действительный статский советник А. нагии в стужу лежали в поле без пищи 6-ть суток, что известный богач Устинов, ограбленный, пришел с Арбата в Басманную босиком, претерпев и на дороге множество насилий! Что священнику церкви Михайла Архангела дали семнадцать ран разными оружиями, у которого сгорело и ограблено уже было все его имущество! Что многие иереи в облачении изрубленные валялись на огородах и улицах! Что на дворах и улицах лежали сгоревшие и полуобгорелые люди, а другие, умершие от оружия и голоду! Что в храмах стояли лошади! И проч., и проч. Что как сами сии особы, так и мы все, под присягой уверим в истине, каждого слова, тут написанного, ибо мы к несчастию были сами же жертвы и очевидцы всего сего!!!»[201]

Печальное зрелище открылось и пережившим французскую оккупацию москвичам. Находившийся в их числе Петр Шаликов не без волнения признавался: «Жители радовались, почитали себя восставши из мертвых и поздравляли друг друга как в Светлое Воскресение; но с прискорбием увидели колокольню Ивана Великого без креста и шара, может быть, похищенных Наполеоном для умножения редкостей своего Музея, составленного из похищенных сокровищ целой Европы. Чрез пробитые в самой главе колокольни кругом дыры Наполеон смотрел в зрительные трубки на громады своих полчищ, облегавших Столицу нашу, и на движения окрестных жителей, всегда готовых к ее обороне».

Итак, Москва, если не умерла, то была при смерти…

«Москва очищена…»

19 октября Кутузов объявил по армиям следующий приказ «Об освобождении Москвы от наполеоновских войск»:

«К общему сведению всех предводительствуемых мною армий объявляется: Неприятель, с самого вступления его в Москву жестоко обманутый в своей надежде найти там изобилие и самый мир, должен был претерпевать всякого рода недостатки. Утомленный далекими походами, изнуренный до крайности скудным продовольствием, тревожимый и истребляемый повсюду партиями нашими, кои пресекли у него последние средства доставать себе пропитание посредством сбора от земли запасов, потеряв без сражения многие тысячи людей, побитых или взятых в плен отделенными нашими отрядами и земскими ополчениями, не усматривая впереди ничего другого, как продолжение ужасной народной войны, способной в краткое время уничтожить всю его армию; видя в каждом жителе воина, общую непреклонность на все его обольщения – решимость всех сословий грудью стоять за любезное отечество;…и постигнув, наконец, всю суетность дерзкой мысли одним занятием Москвы поколебать Россию, предпринял он поспешное отступление вспять, бросив на месте большую часть больных своих, и 11-го числа сего месяца Москва очищена (выделено авт.)».[202]

Изгнание из Москвы неприятеля отрядом легкой кавалерии под командованием генерал-майора Иловайского IV 10 октября 1812 г.

Гравюра И.А. Иванова

10 октября оставленный Наполеоном в Кремле французский гарнизон выдвинулся через Каменный мост, направившись на Калужскую дорогу. Ночь с 10 на 11 октября стала последней для французов в Первопрестольной. Агенты Ростопчина во главе с приставом Вороненко, тем самым, что был непосредственным исполнителем поджога, находились тогда в Москве:

«3-го на 4-е число октября ночью… я отправлен был с прикомандированными ко мне квартальными надзирателями Щербою, Равинским, Мережковским, Иваницким и Пожарским на С.-Петербургский тракт к начальнику обсервационного корпуса гр. Винцегероде, а от него 7-го октября до рассвета тайно в Москву, разделясь по разным направлениям. Здесь было обязанностью нашею разведывать о силе и движении неприятельских войск, о запасах продовольствия оных, о духе оставшихся в столице жителей и прочем до положения тогдашних обстоятельств. И оказалось, что… войска, покрывавшие пеплы сгоревшей столицы, из коих до 30 тыс. человек погибли на местах в фуражировке, без сражения побиваемые жителями и женщинами, в смешанном страхе за вождем своим потянулись наутек по трактам Калужскому и Смоленскому, оставив в Москве к 10-му числу октября не более 3 тыс., которые на 11-е число ночью, подорвав в пяти местах в Кремле здания, бежали разными партиями, и поутру часу в 7-м того же числа я был очевидных свидетель, как 16 чел. смеси властолюбивого полководца, шедшие беглым маршем с оружием в руках, встречены были на Арбатской площади крестьянами, которые во избежание проводов в команду русских отняли ружья и положили всех на месте… Далее о сем и о народном мнении я, способствуемый генералом Тутолминым, остававшимся в Воспитательном доме, выходил под именем его чиновника из Москвы с донесением к генералам Бенкендорфу и Иловайскому и возвращался обратно по билету именовавшегося тогда градоначальником генерала Лесепса».

В тот короткий период, когда французы уже уходили, а русские еще не пришли, мародеры вновь овладели Москвой. Грабежи начались еще в 10 октября, Де Вильфор писал: «Между тем, крестьяне толпами бегали по улицам грабить соляные магазины, оставленные без прикрытия. Днем и ночью тянулись по улицам кто пешком, кто в телегах, шайки в 10, 20 мужчин, женщин и детей».