Читать книгу "Кропоткин - Вячеслав Маркин"

Ответа не последовало. Однако Ленин высоко ценил пребывание всемирно известного Кропоткина на территории Советской республики и то, что он на первых порах, хотя и не без серьезных оговорок, высказал поддержку советскому правительству. Очень важно, что он отказался эмигрировать и призвал рабочих западноевропейских стран не участвовать в интервенции против России. Так же Ленин был терпим и к В. Г. Короленко, тоже выступавшему с критикой политики пришедших к власти большевиков[86].

Еще в 1918 году Ленин подписал охранную грамоту, устанавливающую, что дом в Дмитрове, занимаемый Кропоткиным и его семьей, «не подлежит никаким ни реквизициям, ни уплотнению». По личному распоряжению председателя Совнаркома Кропоткину в Дмитров доставлялись медикаменты и продовольствие, в том числе присланное с Украины организатором анархической республики и повстанческой армии на юге Украины Нестором Махно.

Кропоткин встречался с Лениным, и не однажды (по крайней мере, два раза, а может быть и три), сохранились и его письма к Ленину. О первой встрече, имевшей место в октябре 1918-го, практически ничего не известно — сомнителен даже сам ее факт. Вторая встреча, состоявшаяся 3 мая 1919 года, была записана по памяти В. Д. Бонч-Бруевичем, предоставившим для нее свою квартиру в Кремле. Правда, не все историки склонны доверять тому, что Бонч-Бруевич записал и опубликовал в 1930 году в журнале «Звезда». Возможно, текст подвергся какой-то обработке, но главное, по-видимому, осталось. Беседа была откровенной, и в ней вполне узнаются характерные для каждого из собеседников интонации и речевые обороты.

…Узнав о желании Ленина встретиться с ним, Петр Алексеевич поехал на поезде в Москву. Остановился, как всегда, когда бывал в Москве, в Леонтьевском переулке, у сестер Выдриных. Позвонил в Кремль Бонч-Бруевичу о своем приезде: «Мне нужно о многом переговорить с Лениным». Владимир Дмитриевич, работавший одно время с Л. Н. Толстым, познакомился с Кропоткиным ранее, в связи с делом о переселении духоборов в Канаду. Он обещал устроить встречу. В назначенный день за Кропоткиным был прислан автомобиль. Поехали в Кремль.

Когда по крутой лестнице на второй этаж поднялся человек, которого именовали в газетах «серебряным князем русской революции», Ленин вышел ему навстречу, взял под руку, проводил в комнату и заботливо усадил в кресло: все-таки разница в возрасте у них была солидной — почти 30 лет. Сам сел за стол напротив. Еще до приезда Кропоткина Ленин говорил с Бонч-Бруевичем о его книгах, публицистической силой которых всегда восхищался. Считал их очень нужными и полезными. «Нет более ничего зловредного, как думать, что история нашей страны начинается с того дня, когда свершилась Октябрьская революция», — сказал он.

Кропоткин начал со своей излюбленной темы — заговорил о кооперации. В ней он видел единственно верный путь строительства новой жизни на социалистических началах. Ленин согласился, но указал на то, что, пока идет гражданская война, вопросы классовой борьбы стоят на первом плане и надо иметь в виду, что такая форма, как кооперация, может быть использована врагами трудящихся — кулаками, торговцами. Этой опасности Кропоткин не видел, не разделяя классового подхода к кооперации.

Он повел речь о множестве излишних жертв в гражданской войне. Надо бы, мол, перестать разрушать и перейти к «построительной работе». Ленин встал из-за стола и заходил по комнате, заговорил взволнованно: «В белых перчатках революцию не сделаешь! Мы прекрасно знаем, что сделали много ошибок. Все, что можно исправить, — исправим».

Ленин убеждал: о нормальной созидательной работе можно говорить только после окончательной победы в гражданской войне. А пока нужна борьба беспощадная, бескомпромиссная… А Кропоткин снова за свое: «Конечно, вы правы, без борьбы дело не обойдется… Но вот вы говорите, что без власти нельзя, а я говорю, что можно… Вы посмотрите, как всюду и везде разгорается безвластное начало… Кооперативное движение огромно и в высшей степени важно по своей сущности…»

Ленин насмешливо блеснул глазами, как бы недоумевая, что это старик все о кооперации да о кооперации: «Это все прекрасно. Конечно, кооперативное движение важно… Что об этом говорить! Это совершенно очевидно, раз оно будет настоящее кооперативное движение, связанное с широкими народными массами населения…»

По-видимому, в беседе Кропоткин напомнил Ленину о своих опасениях относительно возможного превращения советской власти в подобие самодержавия в случае, если она будет опираться не на народную инициативу, а на диктатуру одного класса и террор. Об этом Бонч-Бруевич в своих записках умолчал, но вспомнил, что по дороге в свой кабинет Ленин сказал ему: «Как он писал раньше, как свежо и молодо думал! И как устарел… Ведь если только послушать его на минуту, у нас завтра же будет самодержавие, и мы все, и он между нами, будем болтаться на фонарях, и он только за то, что называет себя анархистом». А потом добавил: «И все-таки он для нас ценен и дорог всем своим прекрасным прошлым и теми работами, которые он сделал… Вы, пожалуйста, не оставляйте его, смотрите за ним и его семьей, и обо всем, что только для него нужно, сейчас же сообщайте мне, и мы вместе обсудим все и поможем ему»[87].

А Кропоткин, вернувшись на квартиру в Леонтьевском переулке, по словам встретившего его там Александра Атабекяна, спросил его:

— Не осуждаете ли меня? Я виделся с Лениным по расстрелам заложников… Уже расстреляны многие великие князья…

Атабекян сказал, что по такому делу даже к царю пошел бы.

— Так, значит, не осуждаете… Я их немного припугнул…

И в самом деле (а может быть, по какой-то иной причине) газеты на время перестали публиковать списки расстрелянных заложников, Чрезвычайная комиссия занялась главным образом борьбой с бандитизмом.

Федерация, самоорганизация, кооперация…

Вместо того, чтобы пытаться перестроить общество сверху вниз, от центра к периферии, дай ему свободно развиваться от форм простых к сложным через свободный союз свободных групп…

П. А. Кропоткин, 1917

В условиях почти полной изоляции от внешнего мира Кропоткин продолжал черпать информацию из газет. В январе 1919 года в Советской России объявили траур по убитым в Германии лидерам немецких коммунистов Карлу Либкнехту и Розе Люксембург. Вскоре после того, как была отмечена вторая годовщина Февральской революции (о ней пока еще помнили «победители Октября»), скоропостижно скончался, как было официально сообщено, «от воспаления легких» председатель ВЦИК Яков Свердлов. Апрель начался сообщением о «советской революции» в Баварии. Редактор «Известий» Ю. Стеклов писал в передовице: «Советская семья обогатилась новым членом». Кажется, начал разгораться пожар мировой революции, о которой не уставали говорить большевики. Но уже 13 апреля появились лозунги: «Социалистическое отечество в опасности!» и «Все на борьбу с Колчаком!» Главная угроза возникла на востоке, в Сибири, где бывший полярный исследователь, участник экспедиции Эдуарда Толля адмирал А. В. Колчак провозгласил себя «верховным правителем России».