Читать книгу "Спящий - Павел Корнев"

И я не удержался и тихонько выдохнул себе под нос:

– Трагедия, драть…

3

Договориться о присмотре за самоходной коляской с племянником владелицы «Прелестной вакханки» – варьете, где одно время снимал апартаменты Альберт Брандт, – получилось без всякого труда. Уверен, даже не посули я парнишке за беспокойство пять франков, тот по собственной инициативе забрался бы в кабину, стоило только нам скрыться из виду, да так и просидел бы все это время за рулем.

Сложности возникли там, где не ждал. Загнав коляску на тихую набережную узенького канала, Елизавета-Мария первым делом распахнула багажный сундук и извлекла из него саблю моего деда.

– Какого дьявола ты творишь?! – возмутился я. – Как ты собираешься ходить с ней по улицам? На тебя и так все глазеют, не хватало еще только, чтобы постовые прицепились!

– Ты хочешь, чтобы я тебе помогла, или нет? – последовал холодный ответ.

– Я хочу добраться до места без перестрелок с полицией!

Суккуб шумно вздохнула, но спорить не стала и спрятала саблю обратно.

– Сам будешь виноват, если что-то пойдет не так.

– Уверен, ты справишься! – парировал я и узкими улочками Греческого квартала повел Елизавету-Марию к месту встречи со старшим инспектором.

В любой другой день поглазеть на эмансипированную фифу в брюках и кожаной куртке сбежались бы все окрестные пацаны, но сейчас район словно вымер. Большинство лавок не работало, ставни были закрыты, двери заперты. Не спешили на рынок в сопровождении малых детей матроны, не сидели на приставленных к стенам домов стульях старики. А те немногочисленные горожане, что попадались навстречу, обычно ускоряли шаг и переходили на другую сторону дороги.

В Новый Вавилон пришел страх. Я чувствовал его столь же явственно, как привкус брошенных в кувшин с лимонадом листьев мяты.

– Не собираешься надеть очки? – спросила вдруг Елизавета-Мария. – От тебя люди шарахаются!

– Брось! – отмахнулся я.

Тогда суккуб вынула пудреницу, раскрыла ее и дала посмотреться в круглое зеркальце. Я взглянул на собственное отражение и озадаченно присвистнул: былая прозрачность глаз сменилась явственным свечением, словно в голове у меня горела электрическая лампа в двадцать или даже сорок свечей.

Но как такое могло произойти? Неужели страх за Лилиану стал тем катализатором, что возродил к жизни мой ослабленный электротерапией талант?

Не став ломать над этим голову, я без промедления достал из кармана темные очки, одно из стекол которых прочертила длинная трещина, и нацепил их на нос.

– Так лучше?

– Вид у тебя… – поморщилась Елизавета-Мария, но сразу махнула рукой. – Впрочем, сойдет!

И в самом деле, к этому времени Греческий квартал уже остался позади, и на глаза то и дело попадались заколоченные досками окна и выломанные двери домов. Хватало и сгоревших остовов некогда солидных и ухоженных особняков, а вдалеке над крышами домов и вовсе маячила стрела стенобойной машины. Не иначе кто-то из ушлых дельцов решил скупить часть пришедшего в запустение района и застроить ее доходными домами. Здесь даже поставили временные столбы с воздушной линией телефонной связи, но тот дом, где я некогда отыскал изводившую Альберта музу, за прошедшее время, казалось, нисколько не изменился.

Я остановился на соседнем перекрестке, а Елизавета-Мария ловко перебралась через покосившуюся ограду и отправилась на разведку прямиком через дворы.

Вскоре она вернулась и окликнула из-за меня забора.

– Да? – отозвался я.

– Двое на первом этаже. Курят, – сообщила суккуб. – Возможно, кто-то есть в подвале, но не уверена. Дом… странный. Я почти ничего не почувствовала.

Я посмотрел на часы – была половина третьего. Решив не тянуть время попусту, я расстегнул кобуру с пистолетом и спросил:

– Сможешь прикрыть?

– Дай мне пять минут. Заберусь с соседней крыши на чердак, оттуда спущусь в дом.

– Только не шуми. Ничего не предпринимай, пока я не позову.

– Надеюсь, на входе тебе не перережут горло, – усмехнулась Елизавета-Мария и скрылась из виду.

Я выждал оговоренное время и зашагал к заброшенному особняку, уже нисколько не скрываясь, посередине дороги. В животе словно смерзся ледяной комок, и оставалось лишь подбадривать себя поддержкой суккуба. Елизавета-Мария кровно заинтересована в моем благополучии, она всех голыми руками порвет, только бы заполучить обещанную ей толику силы. И все же было страшно. Очень страшно.

Но я шел вперед. Просто не оставалось ничего иного.

Как бы глупо это ни было, мне требовалось вызволить Лилиану буквально позарез, во что бы то ни стало. Я обязан был позаботиться о подруге! Иначе…

Даже думать не хотелось о том, что случится иначе.

Ужас бился внутри меня, но не вгонял в ступор, а, напротив, подталкивал в спину и нашептывал на ухо: «Убей, убей, убей!» Мало кто отдает себе отчет, но страх далеко не всегда заставляет человека отступить, зачастую страх толкает человека на столь безумные поступки, что потом, стоя с ножом в руке посреди залитой кровью комнаты, он и сам не понимает, как его угораздило сорваться и угодить в такой переплет.

Что дело кончится кровью, я нисколько не сомневался. Желай Бастиан Моран добиться моей явки с повинной, заставил бы прийти в Ньютон-Маркт. Но нет же, назначил встречу у черта на куличках. И явно неспроста…

Когда я через распахнутую калитку прошел во двор заброшенного особняка, нервы были напряжены до предела. Тронь – не зазвенят даже, а палец до крови порежут.

И потому, когда из дома выступил подтянутый парень в неброском сером костюме и фетровой шляпе, рука лишь каким-то чудом не рванула из кобуры «Штейр-Хан» сама собой.

Уж не знаю, что помогло не натворить глупостей: удивительное для столь нетривиальной ситуации спокойствие подручного старшего инспектора или четырехствольная лупара в руках его напарника, крепкого дядьки средних лет.

– Оружие! – указал молодой парень на рассохшийся деревянный стол, вероятно вытащенный во двор специально для этого.

Я попытался с помощью своего возродившегося таланта уловить хоть какие-то отголоски страха, но нисколько в этом не преуспел. Подчиненные Морана оказались совершенно спокойны, будто находились при исполнении служебных обязанностей, и это обстоятельство изрядно удивило своей неправильностью. Но выложить на стол сначала «Штейр-Хан», а затем и «Цербер» удивление не помешало.

– Повернитесь! – потребовал парень после этого. – Руки в стороны, ноги на ширине плеч.

Я повиновался, и меня ловко охлопали от щиколоток и до ворота, где обычно прячут шейные ножи. Действовал при этом молодой человек столь расчетливо, что ни разу не перекрыл линию стрельбы своему старшему напарнику с лупарой.