Читать книгу "Голая правда - Светлана Успенская"

— Его? — зацепился за последнее слово Костырев. — А может быть, это личность женского пола?

— Нет! Я знаю, что это он! — Голос посетителя звучал беспокойно, постепенно повышая тон. — Я пришел к вам, чтобы потребовать его ареста! Идет уже второй месяц после ее гибели, а он все разгуливает на свободе, наслаждаясь всеми благами жизни, и даже завел новую жену!

«Это он про Барыбина, что ли? — недоумевал Ильяшин. — Ишь ты!»

— Погодите, погодите, — остановил поток пылких речей Костырев. — Кого вы имеете в виду? Вам известно имя убийцы? Назовите его!

— Конечно известно! Все знают, кто он! Только вы спрашиваете меня об этом, как будто сию секунду народились на свет! Это ее муж! Муж, который не нашел лучшего способа избавиться от нее! И он на свободе — вот что меня поражает! Он разгуливает на свободе, наслаждается жизнью, развлекается, в то время как она… Она… Там… в земле… в темноте, среди червей!.. — Алтухов закрыл рукой глаза, как будто ему было мучительно больно.

— Ну, успокойтесь, успокойтесь, — почти ласково проговорил Костырев, наливая из графина стакан воды и подавая его посетителю. — Если он действительно виновен, то мы обязательно примем меры.

Громко глотая воду, Алтухов одним махом осушил целый стакан. Когда он пил, его кадык поднимался вверх и было видно, как вода проходит вниз, струясь внутри жилистой шеи.

— Давайте начнем с самого начала, — предложил Костырев. — А то у нас с вами сумбурный разговор получается. Ваши имя, фамилия, отчество?

— Зачем вам? — наморщил лоб Алтухов. — Впрочем, ладно, пусть будет так. Алтухов Олег Владимирович. Вам показать паспорт?

— Будьте добры… А почему вы так уверены в том, что Барыбин убийца Евгении Шиловской? У вас есть какие-либо факты? — мягко спросил Костырев, держа в одной руке паспорт, а другой вынимая чистый лист протокола допроса и подавая его Ильяшину. Тот приготовился записывать.

— Как почему? — заговорил посетитель, заметно успокоившись. — А кто же, по-вашему, еще? Я был у него, одного взгляда достаточно, чтобы убедиться, что он убийца. Съездите к нему и посмотрите ему в глаза, в них вы все прочтете. Он рад, что совершил это. Он меня увидел и сразу понял, что я все знаю, поэтому испугался и приказал своим халдеям вытолкать меня вон. Но он не смог представить, что я приду к вам, иначе он бы меня тоже прикончил.

— А кроме уверенности, у вас есть еще какие-нибудь факты, материальные основания? — осторожно осведомился Костырев.

— Какие факты! Какие основания! А кто, по-вашему, еще мог такое сделать? Я был у старика, у артиста…

— У Кабакова?

— Да, кажется, его так зовут. Так вот, все, что про них болтают, будто Олечка его ребенок — вранье, сплошное вранье!

— Почему?

— Потому, что это мой ребенок! Ведь я так любил ее… Еще немного, и она вернулась бы ко мне, и тогда Олечка звала бы меня своим папой. Она знала, кто ее настоящий отец. Она называла меня отцом, когда ей было только два года, и я играл с ней в парке. Тогда Олечка сразу узнала меня, это голос крови! Она так и спросила: «Ты мой папа?» И я ей шепнул на ушко, чтобы она никому об этом не говорила.

Ильяшин лихорадочно строчил по желтоватой бумаге, и у него не было времени удивляться.

— Так вот, старик не мог убить ее, — продолжал посетитель. — Он трус, он боится малейшего шороха. Тот щенок, который будто бы был ее любовником, тоже ни при чем. Я видел вчера, как он садится в машину к какой-то девушке. Не знаю почему, но мне кажется, что он не убивал ее. Зачем ему было это делать? Из-за того, что напридумывали про них Бог весть что?

— Значит, вы уверены в том, что в убийстве замешан Барыбин, — спокойно резюмировал Костырев.

— А я что вам талдычу битых полчаса? — с сарказмом спросил Алтухов. — Ну, наконец-то вы поняли. Надеюсь, вы примете меры, чтобы упрятать его за решетку.

— Постараемся, — пообещал Костырев. — Вот что я хочу спросить вас, Олег Владимирович, пусть вам это не покажется странным, вы давно в Москве?

Алтухов наморщил лоб, исподлобья глядя на следователя.

— Какое это имеет отношение к делу… Давно…

— Когда вы приехали?

— В середине июня. Потом я уехал домой, занял денег, оформил отпуск и вернулся сюда, чтобы все выяснить.

— Чтобы найти убийцу?

— Да. Это мой священный долг.

— Это мы уже слышали… А двадцать шестого июня вы где находились, не можете припомнить?

Посетитель еще сильнее наморщил лоб и замер, углубившись в раздумья.

— Нет… — выдавил он хмуро. — Меня сбила машина, и я попал в больницу, это все, что мне известно. — Он снова задумался и с неожиданной страстной горечью произнес: — Какой-то рок преследует меня. Ах, если бы я оказался в тот день рядом с ней, все было бы по-другому, все! Я бы спас ее, увез, сделал бы счастливой, оградил бы се от завистливых людей, которые портили ей жизнь! Но надо же, как раз в этот день по какой-то дурацкой случайности я попадаю в больницу с сотрясением мозга…

— Значит, вы не помните, где были утром двадцать шестого июня? — подытожил Костырев.

Красноречивый, мучительно-страдающий взгляд был ему ответом.

— А знаете ли вы, что вас сбила машина около дома, в котором жила ваша знакомая, и во время, примерно совпадающее с временем ее гибели?

— Как это? — Поднятые вверх брови выражали неподдельное изумление.

Костырев полез в стол, порылся в нем и наконец извлек тоненькие листки — копию протокола дорожно-транспортного происшествия, которую Ильяшин снял в ГАИ. К ней прилагалась схема, на схеме были изображены улица, дома, арка. Стрелочки обозначали направление движения транспортного средства и пострадавшего.

Несколько минут прошло в напряженном молчании, пока Алтухов изучал документ. Наконец он отставил в сторону листки и задумчиво произнес:

— Да… Я, наверное, шел к ней и… Наверное, я почувствовал, что с ней что-то неладно, что ей что-то угрожает, и поспешил к ней. Но не успел. Меня сбил дурацкий, нелепый, никому не нужный грузовик, — проговорил он со злостью и горечью.

— Вы не учли одну существенную деталь, — мягко заметил Костырев, снова разворачивая схему ДТП. — Вот посмотрите. Видите, синяя стрелка? Это ваше направление движения. Вы, по заключению многочисленных свидетелей, бежали. А вот этот квадратик — дом Шиловской, видите? А вот это — арка, выход из двора, вот он. Вы выбежали из арки и бросились через дорогу, где и попали под колеса грузовика. Понимаете?

— Не совсем.

— Значит, вы шли не к Шиловской, а от нее, — заключил Костырев, внимательно следя за лицом собеседника. Он надеялся увидеть на нем страх, подозрение или испуг. Но оно оставалось таким же, каким было за минуту до того, — сосредоточенно-недоумевающим.

— От нее? — наконец повторил Алтухов и снова наморщил лоб в напряжении. — Я не помню, нет…