Читать книгу "Голая правда - Светлана Успенская"

— Головоломка какая-то получается, — вздохнул Ильяшин.

— Да… — подтвердил Костырев. — Но если вооружиться гипотезой о существовании четвертого человека, то показания всех троих отлично согласуются друг с другом. Но почти невероятно, что мы найдем четвертого, о котором нам неизвестно абсолютно ничего.

Ильяшин встал из-за стола и, разминая застывшие члены, прошелся по комнате.

— Я почему-то склонен верить Жмурову. Не знаю почему, но мне показалось, что он изо всех сил желал говорить правду. Он даже признался в том, что шел убить свою любовницу Тюрину за то, что она будто бы изменяла ему, пока он мотал срок.

— Хорошо, — согласился Костырев. — То, что он не лгал, тоже нельзя исключать. Вот что. Проведем следственный эксперимент. Пусть Жмуров посидит в кладовке, в которой он, по его словам, отсиживался в момент убийства, а мы пригласим тех, кто был там двадцать шестого. Кроме женщин, конечно.

— Отлично! — обрадовался Ильяшин.

— Возьми ребят, все хорошенько организуй, чтобы не дать Жмурову возможности для побега. Слава Богу, что сейчас, после того как нашими усилиями был пойман Жмуров, начальство немного успокоилось. Но ненадолго. Журналисты не забывают о нас. Они бомбардируют пресс-центр требованиями опубликовать результаты. Ссылки на то, что это тайна следствия и вину может установить только суд, на них не действуют. Резвые и настырные ребята!

— Да, — заметил Ильяшин, — в таких условиях на Жмурова, если мы не найдем четвертого, падет вся вина за преступление.

— Вот и постарайся найти его, — резюмировал Костырев, устало растирая кончиками пальцев набрякшие веки. — У нас еще есть чуть меньше месяца до срока приостановления дела. Имея рецидивиста Жмурова с собственноручно подписанными показаниями о посещении двадцать шестого июня квартиры убитой, нам не позволят приостанавливать следствие. Дело, так или иначе, передадим в прокуратуру. А следователь прокуратуры не будет разбираться, имея на руках подобные факты.

— А если до окончания срока мы получим неопровержимые факты того, что четвертый существует? Есть же у нас неидентифицированные «пальчики»? Надо искать!

— Ну ладно, — вздохнул Костырев, — завтра я выслушаю твои идеи. А сейчас давай по домам, а?

Занимаясь Жмуровым, Ильяшин совершенно позабыл о том, что Алтухов, неожиданно пропавший и так же неожиданно появившийся, добивался встречи с Костыревым. Теперь он постепенно выплыл из памяти и болезненной занозой напоминал о себе, притягивая мысли. Кроме того, Костя с трепетом размышлял о том, как отнесется шеф к такой отвратительной безалаберности своего помощника.

Результаты следственного эксперимента, проведенного после допроса Жмурова, оказались ошеломляюще отрицательными. Жмуров никого не опознал. Ни Барыбин, ни Кабаков, ни Пансков не вызвали в нем твердой уверенности в том, что кому-то из них принадлежит голос человека, совершившего убийство.

— Вот видишь! — сказала Лиля Анцупова. — Костырев прав. Врет твой Жмуров как сивый мерин.

— Если бы он врал, то ему было бы выгоднее показать на одного из тех, кто участвовал в следственном эксперименте.

— А если бы им оказался один из понятых?

— Ну, не знаю. Может быть, Жмуров пытается выиграть время.

— Зачем? Какой смысл? Ведь это ему не поможет, поскольку все равно придется возвращаться в колонию.

— Кстати, ты же сама говорила, что человек невиновен, пока его вина не доказана.

— Красивая фраза из учебника по криминалистике, — фыркнула Лиля.

— Пару дней назад ты говорила диаметрально противоположные вещи, — заметил Ильяшин.

— В реальной работе бывают обстоятельства, когда фактов не хватает и приходится дополнять их домыслами. Вот ты и дополняешь факты домыслами. Только не против уголовника Жмурова, а в его защиту. Помнишь того парня, которого ты искал в начале расследования? Такой долговязый? Ну, он еще попал в аварию. Я его видела на похоронах Шиловской.

— Ну, помню, Алтухов. — Ильяшин весь подобрался, почувствовав, как смутная догадка забрезжила где-то в глубинах его сознания. — И что из этого?

— А то, — довольно ответила Лиля. — Он появлялся и у Кабакова, требовал признания в убийстве Шиловской, и у Барыбина, с теми же обвинениями. И, между прочим, у Панскова он тоже появлялся, только тот был у своей невесты.

— Ну и что?

— Как что? Зачем он мельтешит? Значит, он как-то причастен к делу. Он может оказаться тем самым четвертым, которого ты мечтаешь найти.

— Может быть, он родственник или знакомый. Явился требовать справедливости.

— А что он тогда делал двадцать шестого около ее дома?

— Ну, мало ли, пришел и не застал… Конечно, он может что-то знать о смерти Шиловской, но боюсь, немного. Конечно, Алтухов — шанс, за который надо уцепиться. Но он не убийца. Двадцать седьмого июня он даже не знал, что она погибла. На этот раз именно ты, госпожа Анцупова, строишь домыслы.

— Посмотрим, — гордо сказала Лиля и, задрав нос, обиженная недоверием, ушла.

Зазвонил телефон. Ильяшин взял горячую, нагретую солнцем трубку, и она сразу же прилипла к потной ладони. Звонил шеф. За два года службы Костя научился понимать душевное состояние начальника по малейшим нюансам голоса. По глуховатому, немного срывающемуся тону Костя сразу же понял: что-то произошло. Но, судя по плавным, сдержанным интонациям — ничего экстраординарного. Однако тем не менее что-то случилось.

«Но что? — гадал Костя, спешно натягивая китель. — Неужели начальство решило пропесочить нас за медлительность? Или Осташов решил почтить нас своим присутствием? Ну да нам не привыкать к тычкам от начальства».

Он заспешил по коридору, на ходу застегивая пуговицы и морщась от неприятного ощущения липкости после целого дня одуряющей, изнурительной жары.

Перед Костыревым, задевая высокими коленями крышку стола, сидел высокий бледный молодой человек странного, болезненно-страстного вида, с беспокойным взглядом небольших темных глаз. Это был мужчина лет тридцати, с небольшой взъерошенной головой, резко выдающимся вперед носом и бледными узкими губами, при малейшем движении лица изгибавшимися в нервной смущенной полуулыбке. Его встревоженный взгляд, еле заметные подергивания плеч, сцепленные на коленях кисти рук выдавали в нем впечатлительную натуру, которой свойственны глубокие, болезненно-острые переживания.

«Алтухов!» — догадался Ильяшин.

Костырев кивнул ему на стул, стоящий позади и немного сбоку от стола. С этого места хорошо был виден профиль посетителя, его затылок с небольшим ершиком коротких волос и тонкой жилистой шеей, на которой тревожно пульсировала синяя жилка.

— Итак, вы говорили, что хорошо знали Евгению Шиловскую? — повторил вопрос Костырев, вводя Ильяшина в контекст разговора. — И в каких вы с ней состояли отношениях?

— Я же вам уже сказал… Я не могу поведать вам обо всем, это слишком личное, но, поймите, мой священный долг найти ее убийцу и покарать его.