Читать книгу "Мика и Альфред - Владимир Кунин"

— Неужели за это… За то, чтобы пришить вашего зама, заплатили семьсот пятьдесят тысяч долларов?! — растерянно спросил Мика. — С ума сойти!..

— Это гроши, Мишаня… Наш хозяин стоит раза в два дороже. А если пойти по ВЕРХНЕМУ КРУГУ, там вообще астрономия!..

— Значит, правду, говорил мне один мой дружок, — задумчиво произнес Мика. — Действительно, неплохие бабки…

— Не то слово. Как подумаешь, так и начнешь репу скрести, что лучше: ловить этого убийцу за семь тысяч долларов в месяц и ждать, когда тебя самого грохнут, или самому «заказ» принять за три четверти миллиона?… А, Мишаня?!

— Не хлещись, Степаша. Ты и стрелять-то не умеешь. Ты же еще со времен райкома комсомола все идеологию оберегал от нас, грешных… Так что сиди на своих семи тысячах долларов и не чирикай!

— И ты прав, Михей Сергеич! Размечталась старая ворона… Наливай, Мишутка, по последней. На ход ноги… А завтра все сделаем в лучшем виде! У тебя когда обратный рейс?

— Послезавтра в восемь утра нужно быть уже в аэропорту.

— Отправлю, как президента Международного валютного фонда! Господи… Хоть бы пожить подольше… Протянуть бы еще лет десять. Уехать бы к едрене-фене на какой-нибудь теплый островок в Тихом океане, и…

Вот тут-то в Мике все воспротивилось и взбунтовалось! Он даже почувствовал, как в кабинете в испуге замер Альфред. Ах, как не захотелось Мике впускать Степана в свою вечную детскую мечту…

— Нет, Степан, — решительно сказал Мика. — Ты хоть и друг мой с таких давних лет, что и вспоминать страшно, но на том острове делать тебе абсолютно не хрена! Сиди уж здесь. Так привычнее…

* * *

Обратно в Мюнхен летели в самом первом ряду первого салона. Перед носом не спинки предыдущего ряда, а пластмассовая стеночка с откидывающимся столиком. И ноги есть куда вытянуть…

А за стенкой — шебуршение стюардесс, и если чуть наклониться к проходу, то через иногда открывающуюся дверь кабины пилотов можно увидеть и саму кабину. И даже немножко помечтать и подумать: «А смог бы я сейчас, на старости лет, поднять в воздух вот такую бандуру?…»

Весь этот первый, или, как его теперь называют, бизнес-класс, и повышенное внимание аэропланного персонала устроил бывший генерал бывшего КГБ, директор департамента безопасности могучей Санкт-Петербургской банковской системы — старый друг Степаша.

У него сейчас больше двух тысяч подчиненных ему профессионалов из бывшего его Комитета и Министерства внутренних дел.

Ну а то, что вчера Михаил Сергеевич увидел в Степином офисе, вообще никакому описанию не поддается! Техника — американская, японская, немецкая, такая, что в одно прекрасное мгновение Михаил Сергеевич почувствовал себя в Доме кино на просмотре какого-то ну совершенно фантастического фильма-блокбастера, поражающего нормальное человеческое воображение значительно сильнее, чем «Звездные войны» или «Близкие контакты третьего рода»…

Гордо водил Степан Мику по своему «хозяйству», предъявлял все сказочные возможности этой техники — слежение, прослушку, снятие чужих факсовых сообщений, перлюстрации почтовых отправлений, способы вторжения в чужие компьютерные секреты, системы защиты, обороны и нападения…

Узрел Мика и ту техническую новинку, которую германский бундестаг наконец разрешил своему КГБ — Бундес Нахрихтен Динсту применять при записи телефонных разговоров иностранцев. Это про нее Альфред прочитал в «Зюддойче цайтунг» перед отлетом из Мюнхена, а Степа, оказывается, владел ею задолго до решения немецкого парламента…

Туда же, в Степин офис, но уже в его личный кабинет, из Америки пришел и суперсекретный код банковского счета-инкогнито для Мики. Произошло это уже часов в десять вечера, что соответствовало двум часам дня по нью-йоркскому времени.

Степан повел себя деликатно: когда на дисплее — не компьютера, а какого-то необычного низенького прибора, стоящего на его рабочем столе, — вдруг появилась короткая английская фраза, старый друг Степа нажал на кнопку с надписью «транслейтер», и английский текст на экране мгновенно сменился русским переводом этой фразы: «Поступил запрашиваемый вами код и номер вновь открытого счета. Обеспечьте секретность снятия информации. В „память" не вводить!»

— Это для тебя, — коротко сказал Степан. — Я сейчас выйду на пару минут, а ты нажми вот эту голубую кнопочку. Тогда они дадут на экран код и номер твоего счета. Постарайся не записывать. А когда запомнишь, нажми вот эту черную кнопку — она все сотрет из памяти этой хреновины, и, кроме тебя и того банка, порядок этих цифр уже никто никогда знать не будет. Я пошел…

— Да ладно тебе, Степка, — сконфуженно забормотал Мика. — Ты мне все это устроил, а я с тобой еще темнить буду…

— Мишаня, у меня своих секретов полное лукошко! На хер мне еще и твои вешать себе на шею? — И Степан вышел из кабинета, плотно притворив за собой дверь.

* * *

… Самолет был переполнен, и поговорить с Альфредом не удавалось — теперь Альфред отсыпался прямо над Микиной головой в багажном отделении для сумок и небольших пакетов. И даже слегка похрапывал там…

Весь вчерашний ленинградский день Альфреда не было дома. К Степану в офис он с Микой не поехал, а до ночи мотался где-то по своим, как он потом сказал, «потусторонним» делам. Домой вернулся позже Мики — в начале второго ночи.

— Где это ты шлялся?… — сонно спросил его усталый и вымотанный за день Мика. — Явился бы пораньше — помог бы хоть шмотки запаковать… Иди дрыхнуть. Завтра Степан в семь тридцать уже в дверь позвонит.

Но Альфред был чем-то невероятно возбужден, сна ни в одном глазу, и было видно, что его распирает желание что-то рассказать Мике, сообщить что-то безумно важное!

На нервной почве Альфред то и дело подпрыгивал, облетал сонного Мику, зависал над ним, слегка нелепо жестикулировал, стремительно перемещался по воздуху из одного конца бывшей Микиной мастерской, где тот устроил себе на эту ночь старое привычное лежбище, в другой конец и, вероятно, от перевозбуждения в своей нервной стремительности ногой задел висящую под потолком лампу с желтым польским волосатым абажуром из крашеной пеньки, откуда прямо на Мику снизошло гигантское облако пыли!..

Мика расчихался, расфыркался и шуганул Альфреда таким армейским матюгом, что несчастный Альфред, нафаршированный какой-то ведомой только ему информацией, пулей вылетел из мастерской в захламленный кабинет, где и успокоился на «своем» диване, точно под тем местом, где когда-то, до переезда в Мюнхен, висел его портрет, подаривший ему жизнь…

… Сейчас, под мерный убаюкивающий гул самолетных двигателей, Альфред похрапывал над Микиным креслом в обнимку с их дорожной сумкой. Отсыпался за почти бессонную последнюю ночь в Ленинграде. Чуть ли не до утреннего появления Степана он все что-то записывал в кабинете, рассчитывал, зачеркивал, в каких-то пунктах своих записей ставил убедительные восклицательные знаки, в каких-то — неуверенные вопросительные…