Читать книгу "Трибунал - Свен Хассель"

Гранаты Малыша взрываются с оглушительным грохотом в пулеметной ячейке.

— Vive la mort![118]— кричит Легионер, вскакивая с автоматом в руках.

Все отделение с криками и воплями следует за ним.

Русские беспорядочно отступают к лощине.

— Бей их! — свирепо кричит Грегор, строча из автомата.

Неожиданно все кончается. Мы сидим и переводим дыхание. Порта свертывает самокрутку из махорки, кисет с которой нашел в кармане мертвого русского. Легионер перевязывает Барселоне длинную, глубокую рану на лице. Старик набивает трубку и прислоняется спиной к почерневшему от порохового дыма сугробу.

— Черт возьми, — выкрикивает Малыш. — Противник получил то, на что напрашивался!

Мы обходим молча поле сражения, обыскивая трупы. Берем то, что может пригодиться. Кое-кто из русских еще жив. Мы забираем у них оружие и оставляем их лежать. Холод вскоре их доконает. Помочь им мы не можем. Не можем ничего сделать даже для своих раненых. Вслед нам несутся проклятья, мы даже не пытаемся отвечать на них.

Старик плотно сжимает губы и с беспокойством смотрит на мерцающее северное сияние.

— Взять оружие! Колонной по одному за мной! — приказывает он отрывисто.

Две недели спустя, рано утром, мы ищем безопасное место для перехода к своим позициям.

Старик думает, что мы находимся в северном конце Финского фронта.

Русский солдат из службы снабжения попадает нам прямо в руки. Разумеется, Порта унюхал запах кофе задолго до того, как мы услышали солдата. Он спускается с холма, негромко напевая, с контейнером кофе на спине. При виде нас становится парализованным от страха, и мы сильно трясем его, чтобы привести в себя.

Солдат начинает плакать и говорит, что война — самая неприятная штука, какую он только видел в жизни.

— Не плачь, бедняжка, — утешает его Порта. — Если кофе хороший, мы не причиним тебе зла.

Потом солдат говорит, что он из Тифлиса[119], где все хорошо относятся к немцам, и по секрету сообщает, что всегда любил немцев.

Мы укрываемся среди елей и с удовольствием пьем хороший кофе.

— Подумать только! Русские пьют кофе, — говорит Порта, оглушительно испортив воздух. — Я всегда считал, что они хлебают чай с вареньем!

— Да, на этих мировых войнах узнаешь многое, — с удивлением говорит Малыш, дуя в кружку.

— Тихо! — шипит Старик. — Орете так громко, что можете разбудить мертвого!

За елями слышен какой-то глухой шум.

— Черт! — кричит Малыш, бросаясь на снег.

В следующую минуту в лесу раздается грохот, треск, и по воздуху летят, словно громадные дротики, несколько деревьев.

Мы тут же меняемся. Наша беззаботность улетучилась. Лица наши напряжены.

Противник появляется из-за деревьев на склоне холма, солдаты идут спокойно, совершенно уверенные, что здесь с ними ничего не может случиться.

Русская артиллерия грохочет снова, и мы слышим протяжный шелест снарядов, летящих к финским позициям.

— Приготовились, — взволнованно шепчет Старик. — Мы должны скосить их, не прекращая огня!

Я навожу ручной пулемет в их гущу.

Старик резко опускает поднятую руку, это. сигнал открыть огонь. Все автоматическое оружие разом начинает стрелять, эхо выстрелов раскатывается далеко среди деревьев.

Кое-кому из русских удается добежать до глубокой заснеженной лощины, но подавляющее большинство остается лежать на дороге.

— Лощина! — неистово кричит Грегор. — Огонь по ней! Этим чертям никуда из нее не деться!

Строчит станковый пулемет, пронизывая лощину пулями по всей длине. Мы бросаем в нее гранаты. Наступает полная тишина.

Пока мы вели огонь, русский солдат-снабженец исчез.

— Проклятье! — бранится Старик. — Если он дойдет до своих и поднимет тревогу, на нас набросится вся Двести тридцать восьмая пехотная дивизия.

— Ее мы тоже перебьем! — громко, хвастливо заявляет Малыш.

— Недоумок, — ворчит Старик.

На нашей стороне линии фронта падает серия снарядов. Деревья взлетают к небу, словно гигантские стрелы, выпущенные из лука. Кое-где в лесу вспыхивает пожар.

— Уходим отсюда, — с беспокойством говорит Хайде, нервозно озираясь по сторонам. — Когда этот сбежавший солдат поднимет тревогу, начнется светопреставление! Пошли на прорыв! Это наш единственный шанс!

— Тогда прорывайся сам, дрянная немецкая обезьяна! — злобно кричит Порта. — Ты до того глуп, что не понял, что тут повсюду проволочные сети и волчьи ямы!

— Волчьи ямы? — испуганно бормочет Хайде и осторожно поднимает ноги, словно уже стоит на одном из этих дьявольских изобретений.

— Да, ямы, — саркастически смеется Порта, — и если русские нас настигнут, то столкнут в них, чтобы полюбоваться вдохновляющим зрелищем того, как мы умираем, корчась на кольях!

— А у такого надменного нацистского унтер-офицера, как ты, — говорит Малыш с глумливой усмешкой, — они первым делом отрежут член и отправят в зоологический музей в Москву, чтобы там каждый мог посмеяться над нацистскими миничленами!

От потрясения Хайде не может ответить.

Пройдя километра три, мы натыкаемся на замаскированные среди елей пулеметы русских. Все происходит так быстро, что мы толком не отдаем себе отчета в происходящем, пока бой не окончен.

Строчат автоматы, поблескивают в сумерках боевые ножи. Мы уволакиваем мертвых солдат НКВД в сторону от дороги, чтобы их не обнаружили сразу.

Артиллерийский огонь с обеих сторон прекращается, и громадные леса окутывает странная, угрожающая тишина.

Олень Порты исчез. Несмотря на протесты Старика, мы идем обратно искать его.

Малыш находит оленя среди деревьев, куда он приплелся умирать. Горло его пробито разрывной пулей.

Порта в горести бросается на землю рядом с ним. Олень преданно смотрит на него, и на глазах у нас наворачиваются слезы.

Грегор достает ампулу морфия и готовит шприц.

— Это последняя, — говорит он, — но почему несчастное животное должно страдать, если сумасшедшие люди убивают друг друга?

Вскоре олень умирает. Мы хороним его, чтобы он не стал добычей волков.

Внезапно Малыш подскакивает и напряженно прислушивается.

— Собаки! — говорит он. — Треклятые собаки!

— Ты уверен? — недоверчиво спрашивает Старик.

— Совершенно, — отвечает Малыш. — Ты вправду их не слышишь? Целая свора, притом больших!