Читать книгу "Свирепая справедливость - Уилбур Смит"

- Нет, - прошептала она, не в силах оторвать взгляд от его лица.

- Все совпадает, - сказал он. - Все. - И она не ответила.

- Получив палец Мелиссы-Джейн, я был готов на все...

- Меня сейчас стошнит.

- Прости. - Он протянул ей стакан, и она отпила немного темной жидкости, слегка подавившись при этом. Потом немного посидела с закрытыми глазами, прижимая руку к горлу.

- Ну, как? - спросил он наконец.

- Прошло. Продолжай.

- Все складывалось прекрасно, если бы не этот звонок из Ирландии. Но этого никто не мог предвидеть, даже Калиф.

- Но ведь у тебя нет никаких доказательств! - возразила она. - Это все предположения. Нет доказательств, что я Калиф.

- Есть, - негромко ответил он. - О'Шоннеси, глава банды, похитившей Мелиссу-Джейн, дважды звонил по телефону. По номеру Рамбуйе 47-87-47.

Она молча смотрела на него.

- Видишь ли, он докладывал своему хозяину, Калифу. - Он ждал ее ответа. Его не было, и, помолчав минуту, он продолжал рассказывать о том, как готовился к ее убийству: места, которые он выбрал на скачках и на авеню Виктора Гюго, и она вздрогнула, словно ощутив прикосновение крыльев черного ангела.

- Я была бы там, - призналась она. - Ты выбрал два лучших места. Шестого на следующем месяце Ив специально показывает мне свои модели. Я обязательно была бы там.

- Но ты уберегла меня от забот. Пригласила меня сюда. Я знал, что это приглашение на смерть; ведь я знаю о тебе, знаю, что ты Калиф. Я видел это в твоих глазах во время нашей встречи в аэропорту "Орли". Видел это в том, как ты избегаешь меня, не даешь выполнить то, что я должен был сделать.

- Продолжай.

- Ты приказала обыскать меня, когда я вышел на Таити-Фааа.

Она кивнула.

- Ты и твои серые волки обыскали мою комнату вчера вечером, и ты все приготовила на сегодня. Я знал, что должен ударить первым, и ударил.

- Да, - прошептала она. - Ударил. - И потерла свое горло.

Он пошел снова наливать вино из бара за переборкой, вернулся и сел рядом с ней.

Она чуть пошевелилась, переместилась в его объятиях, и он молча держал ее. Рассказ измотал его, тело болело, но он был рад, что сказал все, все равно что вскрываешь опухоль - когда выходит гной, становится легче, теперь может начаться выздоровливание.

Он чувствовал, что и она устала, ее стройное тело обвисло, но ее истощение глубже, слишком многое она испытала. И когда он поднял ее на руки, она не возражала. Как спящего ребенка, он отнес ее в каюту хозяина и положил на койку.

В ящике под койкой нашел подушку и одеяло. Лег рядом с ней, под одним одеялом, и она аккуратно вписалась в изгиб его тела, слегка прижалась спиной к его груди, твердые круглые ягодицы придимались к его бедрам, голову она положила ему на руку, другой рукой он держал ее, и рука его естественно легла ей на грудь. В такой позе, прижавшись друг к другу, они уснули, и когда он повернулся, она, не просыпаясь, тоже пошевелилась, изменила позу, прижавшись к его спине, прижав лицо к шее, обхватив его одной рукой и ногой, словно пыталась поглотить его.

Однажды он проснулся, и ее не было, и его удивила сила тревоги; сотни новых сомнений и страхов окружили его в темноте, потом он услышал звук льющейся жидкости и успокоился. Вернувшись, она сняла свой костюм и легла нагая, и тело его казалось ему нежным и уязвимым.

Проснулись они вместе, когда каюту залили лучи солнца через левый иллюминатор.

- Боже, должно быть, уже полдень. - Она села и отбросила длинную гриву темных волос на загорелые обнаженные плечи. Но когда Питер попытался встать, он застыл и застонал.

- Qu'a tu, cheri? [Как ты, милый? (фр.)]

- Должно быть, побывал в бетономешалке, - застонал он. Синяки затекли за ночь, порванные мышцы и сухожилия протестовали при каждом движении.

- Для нас обоих есть только одно лечение, - сказала она. - Оно состоит из трех частей.

И помогла ему встать с койки, словно он старик. Он чуть преувеличивал свои страдания, чтобы она посмеялась. Смех ее звучал чуть хрипло, но голос стал чище и сильней, и на свои собственные ушибы она почти не обращала внимания, когда вела его на палубу. Она восстанавливалась, как молодая превосходно подготовленная породистая лошадь.

Они спрыгнули с доски для ныряния на корме яхты и поплавали.

- Действует, - признался Питер, когда теплая соленая вода смягчила боль в теле. Плыли они рядом, оба нагие, вначале медленно, потом быстрее, перейдя от спокойных гребков к закидыванию рук за голову, доплыли до рифа и здесь остановились, тяжело дыша от усталости.

- Лучше? - спросила она, и волосы плавали вокруг нее, как щупальца прекрасного водяного растения.

- Гораздо лучше.

- Обратно я тебя перегоню.

Они добрались до яхты одновременно и пошли в кубрик, смеясь, тяжело дыша и разбрызгивая воду. Но когда он потянулся к ней, она позволила только легкую ласку и оторвалась от него.

- Вторая фаза лечения.

Она работала на кухне, повязав только цветастый передник, который прикрыл темный крвоподтек на животе.

- Никогда не думал, что передник может быть таким провоцирующим.

- Тебе полагается готовить кофе, - укорила она его и подтолкнула игриво ягодицами.

Она приготовила золтистый мягкий омлет, и они ели его на палубе под солнцем. Пассат гнал по небу стаи пушистых серебряных облаков, а в промежутках небо казалось особенно ярко-синим.

Ели они с огромным аппетитом, потому что яркое новое утро, казалось, сняло настроение обреченности, охватившее их накануне. Никто из них не хотел нарушать это новое настроение, и они болтали какой-то несущественный вздор, восхищались красотой дня и бросали крошки хлеба чайкам, как дети на пикнике.

Наконец она села ему на колени и сделал вид, что считает пульс.

- Пациенту гораздо лучше, - заявила она. - Вероятно, он достаточно силен, чтобы выдержать третью фазу лечения.

- А что это за фаза? - спросил он.

- Питер, cheri, хоть ты и англичанин, но не настолько же туп. - И она поерзала у него на коленях.

Они любили друг друга в теплом солнечном свете, на одном из матрасов для плавания, и ветер словно гладил их тела невидимыми пальцами.

Началось все с подшучивания и смеха, легких вздохов открытия заново, приветственного и одобрительного шепота - потом все изменилось, налилось почти невыносимым напряжением, буря чувств уносила все безобразие и все сомнения. Поток захватил их и понес, беспомощных, в неведомые измерения, откуда словно нет пути назад. Все остальное казалось несуществующим.

- Я люблю тебя! - восклицала она, как будто отрицая все, что была вынуждена делать. - Я только тебя люблю! - Это был крик из самой глубины души.