Читать книгу "Затерянные в океане - Луи Жаколио"

— Говори, что нужно делать. Если я могу тебе помочь чем-нибудь, то обещаю не терять голову; я не хочу, чтобы ты каждый раз один жертвовал собой… И затем, рыба все же не может быть уж столь ужасной, столь страшной, что ни говори…

— Так ты в самом деле хочешь помочь мне? — спросил Ланжале.

— Раз я тебе говорю, значит, это так! — почти обиженно подтвердил сыщик.

— В таком случае вот мы что сделаем: прежде всего я сброшу на время свой спасательный пояс для большей свободы движений; ты будешь держаться все время позади меня, я первый встречу натиск акулы с ножом в зубах, держа впереди себя заостренную доску «Фрелона», обращенную острием к неприятелю. В тот момент, когда акула перевернется с разинутой пастью, чтобы схватить добычу, я всажу ей в самое горло заостренный край доски изо всей силы, и тогда ты приступишь к делу: ты будешь напирать что есть мочи на доску, чтобы акула не могла ее выплюнуть, тогда как я нырну и распорю ей брюхо своим ножом. После того нам останется только поживее отплыть от чудовища немного в сторону, чтобы присутствовать при его агонии и вместе с тем избежать страшных ударов его хвоста… Понял ты, в чем должна состоять наша задача?

— Конечно, понял, и поверь мне, на этот раз я не паду духом.

— Прекрасно, — отозвался Ланжале, — посмотрим, на что ты способен…

Тем временем акула приблизилась к ним уже на расстояние каких-нибудь пятидесяти метров. Парижанин проворно сбросил с себя свой спасательный пояс, который и оставил тут же на воде подле себя, уверенный в том, что найдет его, если предстоящая схватка окончится благополучно для него; затем, схватив доску, оперся на нее грудью, выставив вперед ее заостренный конец и в то же время заслонив собой Гроляра.

Акула, как известно, хватает все что попало, а потому нашим приятелям нечего было опасаться, что чудовище разгадает заготовленную для него западню и не схватит доски.

Подплыв к доске, которую Ланжале тихонько пошевеливал в воде, чтобы хищница приняла ее за живое существо, акула замедлила свое движение, как это обыкновенно делает рыба, подходя к приманке, и затем плавно перевернулась, как всегда, на бок, чтобы удобнее схватить свою жертву. Потом, рассчитав свои силы, с налета схватила доску, острие которой Ланжале ловким движением глубоко засунул ей в глотку. Чудовище, думая, что схватило свою жертву, поспешно сжало челюсти, но не могло перекусить толстой судовой доски, ставшей еще более плотной вследствие того, что за это время пропиталась водой.

— Теперь очередь за тобой! — крикнул вполголоса Ланжале своему товарищу.

Гроляр решительно ухватился за доску и стал напирать на нее изо всей силы, а чтобы тяжелая доска не выскочила как-нибудь у него из руки, он поспешно обмотал ее раз пять-шесть канатом, что был у него вокруг пояса и за который его во все время бури удерживал Ланжале. Но вдруг произошло нечто неожиданное: в тот момент, когда Парижанин кинулся на акулу с большим ножом в руке, последняя сильным рывком погрузилась в воду, увлекая за собой и доску, и привязанного к ней Гроляра, который, совершенно потеряв голову, не догадался даже отвязать канат от своего пояса.

Быстрее молнии Ланжале нырнул и, соперничая в проворстве с акулой, пытался распороть ей брюхо; но в своей родной стихии акула уходила так быстро, что Гроляр неминуемо должен был бы погибнуть, если бы его громадный спасательный пояс не оказывал сопротивления, замедляя ход акулы.

Однако только благодаря невероятным усилиям, отважному французу удалось наконец настигнуть потерявшего в воде сознание сыщика, сильным ударом ножа перерезать канат, привязывавший несчастного к доске, и почти сверхчеловеческим напряжением мускулов вынырнуть на поверхность совершенно обессиленным, задыхающимся и истощенным.

В тот момент, когда он жадно вдыхал в себя воздух и набирал его в легкие, всплыл подле него, благодаря своему спасательному поясу, и Гроляр, но всплыл как бесчувственное тело, без малейших признаков жизни.

Ланжале поспешил надеть и на себя свой спасательный пояс, так как чувствовал, что силы покидают его, а обморок на воде, без спасательного пояса, был бы верной смертью. Снарядившись со всей возможной поспешностью, он принялся приводить в чувство сыщика, который, в сущности, потерял сознание скорее от страха, чем от чего-либо другого. Нескольких капель коньяку было достаточно, чтобы вернуть его к жизни. Обморок его наступил так внезапно, что он не успел даже хлебнуть воды, и это отчасти спасло ему жизнь.

— Спасен! И опять тобой! — воскликнул он, раскрыв глаза и придя в себя. — Уже в третий раз! Скоро я уже и счет потеряю!

— Ну, этот раз можешь и не считать, так как, отстаивая тебя от акулы, я в то же время отстаивал и себя!

— Так-то так, но я все-таки знаю, что говорю, ведь не для собственной же своей забавы ты нырял за мной под воду. Я отлично помню, что это чудовище увлекло меня за собой, и затем я потерял сознание. Все, что ты сделал для меня, я отлично помню, — и настанет день, когда я вознагражу тебя за все это с лихвой!

— Ну, об этом мы успеем еще поговорить, а теперь нам надо спешить покинуть эти опасные места, так как акула может выплюнуть доску и вернуться сюда за нами.

Вдруг Гроляр прервал своего друга радостным восклицанием. Услыхав о возможности возвращения акулы, смертельно напутанный сыщик окинул взглядом море и вдруг увидел то, что невероятно обрадовало его.

— Смотри! — крикнул он Ланжале. — Твой риф как будто приблизился к нам!

Парижанин взглянул в том направлении, куда указывал сыщик, и также разом повеселел.

В то время как его мысли были всецело заняты акулой, сильный ветер, поднявшийся с юга, погнал предмет, принятый Ланжале за риф или обломок судна, прямо на потерпевших крушение, и теперь этот предмет покачивался на волнах в каких-нибудь ста метрах от них. Это была индейская пирога, угнанная бурей, вероятно, в прошедшую ночь.

Трудно описать ту радость, какую испытали товарищи по несчастью при виде этого утлого судна, так как до сего времени они затруднялись представить, каким образом достигнуть того берега, который был замечен Ланжале на рассвете и который теперь ясно вырисовывался на краю горизонта; туман, застилавший его на заре, теперь рассеялся под горячими солнечными лучами.

— Ну, на этот раз ты можешь меня подождать, покуда я приведу тебе пирогу! — сказал Парижанин, собираясь снова проявить все свое искусство сильного и быстрого пловца.

— Опять!.. — заныл Гроляр. — А если акула вернется?!

— Вот именно поэтому ты и не должен меня задерживать и заставлять терять столь драгоценное время!

С этими словами Ланжале сбросил с себя пояс, стеснявший его движения, и сильными взмахами рук стал быстро удаляться по направлению к пироге, причем крикнул сыщику на прощание:

— В случае, если акула вернется раньше моего возвращения, кинь ей мой пояс и не бойся ничего, хотя гораздо вероятнее, что она погонится за мной, привлеченная моими движениями в воде.