Читать книгу "Ночной молочник - Андрей Курков"

Баба Шура вздохнула тяжело и прошла дальше, в свою комнату.

84

Киев. Улица Рейтарская. Квартира номер 10

Это была самая ужасная ночь в ее жизни. Вероника посмотрела утром в зеркало и заплакала от жалости к себе. Лицо припухшее, бледное. Глаза краснющие, словно кровяные сосуды в них полопались. Губы пересушенные. Все тело ломит.

Она умылась теплой водой, нежно вытерла лицо полотенцем, намазалась ночным кремом.

Вернулась в спальню. Присела на край кровати. Остановила взгляд на лице Семена, бледном, даже каком-то желтоватом.

Он лежал неподвижно, на спине. Накрытый тремя одеялами. Если посмотреть со стороны – мертвец мертвецом.

Но Вероника смотрела не со стороны, а с близкого расстояния. Она всю ночь утыкалась ушком в его холодную грудь и слышала никуда не спешащее сердце, продолжавшее отбивать секунды и минуты его жизни. Он был жив. Только почему-то оставался холодным и неподвижным.

В какой-то момент Вероника подумала, что он стал очень похожим на мужа Дарьи Ивановны после пластилизации. Она даже представила себе его сидящим в кресле лицом к окну, а затылком к ней. Ей стало страшно. На всякий случай заглянула под кровать, проверяя: не доносится ли этот стук, стук будто бы сердца, откуда-нибудь из другого места? Но под кроватью, кроме пыли, ничего не было. Да и пыль была не видна при свете люстры. Просто Вероника знала, что там должна быть пыль. Ведь последний раз она мыла пол под кроватью месяц назад.

Ближе к утру ей стало холодно в махровом халате, надетом поверх короткой ночнушки, и она натянула на себя джинсы и свитер.

Она пыталась пробудить его прикасаниями, словами, но Семен лежал как бревно. От него пахло неприятной речной влагой. Даже после того, как она растерла его спиртом, запах речной влаги никуда не исчез.

«Он спит или не спит?!» – лихорадочно пыталась понять Вероника. Думала позвонить в «скорую помощь», но дальше мыслей не пошла. Решила ждать его пробуждения до утра.

Около трех заварила себе чаю, налила на донышко бокала коньяка. Уселась на кухне, и взгляд сам собой упал на подоконник, где лежал бумажник Семена и все, что она в нем нашла. Взяла в руки фотографию незнакомой блондинки. Задумчиво смотрела на нее.

И вдруг на нее словно озарение снизошло.

– Это он из-за нее топился! – прошептали ее пересохшие губы.

Из памяти во всех подробностях вынырнули ночные исчезновения ее мужа.

Она бросила взгляд в окно, за которым царствовала темнота. Она представила себя идущей по ночной пустынной улице. Представила и перепугалась до гусиной кожи на руках, до чесоточного зуда на запястьях.

Почувствовала себя одинокой и незащищенной. Выпила коньяка. Вспомнила о своей подруге Дарье Ивановне. Как хотелось бы, чтобы она сейчас сидела тут рядом, за столом. Она бы сразу что-нибудь подсказала. Она и подскажет, когда придет. Но все-таки надо дождаться утра. Нехорошо нагружать подруг своими ночными проблемами. Ведь ее никто не убивает, не насилует, с ней ничего страшного внешне не происходит. Только все эти внутренние страхи, которые надо объяснять, иначе тебя не поймут и тебе не посочувствуют!

Когда Вероника вернулась в спальню, часы показывали половину седьмого. За окнами серел все еще не уверенный в собственной неизбежности рассвет.

Семен лежал так же, на спине. Только глаза его были открыты. Он смотрел в потолок.

Вероника залезла с коленями на кровать, зависла лицом над его взглядом, пытаясь поймать этот неподвижный взгляд. Ей показалось, что Семен просто не заметил ее. Глаза его были влажными, словно он плакал.

– Сеня! Сеня! – прошептала она.

На его шее дернулась какая-то подкожная жилка. Больше – никакой реакции на ее шепот.

– Что с тобой? Что случилось? – спрашивала Вероника шепотом, рассматривая его лицо. – Тебе холодно? Может, я принесу коньяка?

Так и не дождавшись ответов или хотя бы любой другой реакции на свои слова, она сходила на кухню и принесла оттуда бокал коньяка. Опустила в бокал указательный пальчик, потом провела этим пальчиком по холодным губам мужа.

Ей показалось, что Семен поцеловал ее пальчик. Она улыбнулась. Присмотрелась еще раз к его лицу. «Он живой, живой!» – подумала.

Приподняла его голову и, подставив к губам бокал с коньяком, наклонила бокал. Его губы приоткрылись. Он, казалось, сделал глоток. Кадык на шее «сходил» вниз и обратно вверх. И тут же ее левая рука вдруг почувствовала всю тяжесть мужниной головы. Может, он специально надавил на ее руку, чтобы опустила она его голову обратно на подушку?

Она отвела руку с бокалом, опустила его голову на место. И заметила, что Семен закрыл глаза.

Сдвинула теплый трехслойный пирог из одеял с его груди, приложила к ней ушко. И снова услышала стук сердца. Неспешный, но самоуверенный.

«Спит», – подумала она.

И вернулась на кухню.

В девять утра позвонила Дарье. Попросила ее как можно скорее прийти. Сказала, что случилось нечто ужасное!

Уже через полчаса она показывала подруге фотографию блондинки и справку от психиатра.

– Это серьезно, это очень серьезно, – повторяла Дарья Ивановна, уже третий или четвертый раз прочитывая текст справки.

Они вместе подошли к Семену. Веронике показалось, что бледность уже покинула его лицо. А на небритых щеках появился нездоровый, лихорадочный румянец. Он лежал в прежней позе, на спине, лицом обращенный к потолку.

– Знаешь, он утром был ну просто как твой Эдик! – прошептала Вероника.

– О господи! – встрепенулась Дарья Ивановна. – Надо срочно звонить! Я обещала его сегодня в одиннадцать забрать!

– Куда, домой? – участливо спросила Вероника.

– Нет, думаю, что ему пора… – Она запнулась. По лицу было видно, что вдова аптекаря пытается подобрать более точное слово.

– На кладбище? – подсказала Вероника.

– Ну, в общем, да, – кивнула Дарья Ивановна. – Мы с Аней решили. У нас ведь и могильные участочки рядом, точнее, у них, у Эдика с Васей. Я думаю, что уже заслужила пожить в благородном одиночестве. Но давай сначала с твоей бедой разберемся. Я только позвоню, попрошу их его еще денек в холодильнике подержать.

Перезвонив по поводу мужа, Дарья Ивановна сделала еще несколько телефонных звонков. Анне сообщила, что с похоронами решила на денек повременить. Перезвонила своей парикмахерше и перезаписалась на завтрашнее утро, на девять. Потом попросила посидеть минут десять в одиночестве на кухне, чтобы подумать. Вероника охотно согласилась. Сварила подруге кофе и оставила ее за столом, на котором лежали справка и фотография незнакомой блондинки. Сама ушла в гостиную, уселась в кресло и отключилась. Дала о себе знать беспокойная, бессонная ночь.

Ей уже снилось что-то розовое на синем фоне неба, когда голос Дарьи Ивановны сказал слова, совершенно не подходящие к романтической сцене из сна.