Читать книгу "Она так долго снилась мне... - Тьерри Коэн"

Он замолчал на мгновение, обвел глазами небольшую группу слушателей, уверенный в том, что сумел завладеть нашим вниманием. Я внезапно понял, что он прекрасный оратор: умеет играть интонациями, выдерживать ритм, подчеркивать паузы, использовать мимику и жесты. Причем делал он это чисто интуитивно, просто хотел заинтересовать нас и завладеть нашим вниманием. Мои друзья явно поддались обаянию его речи и напряженно ждали продолжения.

— Я долго был один. Моя семья и моя любимая были отняты у меня, когда я был ребенком. Случилось так, словно мир уехал путешествовать и забыл взять меня с собой. Я остался один на перроне, в страхе и сомнениях. Мучился вопросами без ответов: о своей жизни, об их смерти. Так и сложился мой специфический характер, который не давал мне познать радостей дружбы. Мне не с кем было разделить мои идеи, мои радости и беды. Потом я понял, что это мой путь, которым я призван следовать до пункта назначения. Вернее, пункта предназначения, который откроет мне смысл всего пути. Когда я решил открыть этот книжный, я решил, что прибыл к этому конечному пункту: у меня было место, где жить, и была высшая миссия: я соединял судьбы людей и книг. Я стал посредником, сватом, который способен привести каждого к его книге-светочу. И тут вы все вошли в мою жизнь. Некоторые — по случайности толкнув дверь магазина, другие — просто потому, что были в сердце у тех, кто мне дорог. Я понял, что вы составляете часть моей жизни, что мы можем что-то вместе построить. Именно вы, возможно, и есть пункт назначения пути, начатого мною несколько десятков лет назад. Потому что у всего есть смысл. И этот смысл нужно искать в каждом событии нашей жизни.

Он ласково улыбнулся нам. Чудесная у него улыбка, подумал я, и вспомнил ту фразу на иврите, которую он когда-то произнес: Гам зе ле-това — «И даже это к лучшему». Какую же силу надо иметь, чтобы верить этому высказыванию после всех испытаний, выпавших на его долю? И с какой же любовью к нам относиться, чтобы считать нас частью этого лучшего?

— С Ионой мне все стало ясно практически сразу. Я принял его как сына, которого у меня никогда не было. Он подарил мне тепло и любовь и примирил меня с некой частью моей сущности. Со своей стороны я помогал ему добрым советом, направлял на верный путь. Мы вместе двигались вперед.

Я почувствовал комок в горле. Как же я любил этого человека!

— Лиор и Иону соединяет совершенно очевидная связь. Так же как и Эльзу с Лиор. Так же как Жоша с Хлоей. Но все мы, здесь собравшиеся, — что же мы собираемся вместе построить? Какой у нас может быть общий план?

Он некоторое время молчал, словно ждал, что один из нас выскажет какое-то предположение. Но на самом деле он, как певец, просто брал дыхание для новой речи.

— Серена нашла ответ, — сообщил он нам вслед за этим. — Она написала мне об этом письмо.

Новость была неожиданная. Все мы принялись удивленно переглядываться, пытаясь понять, кто хоть сколько-нибудь осведомлен на эту тему и к чему клонит старик. Лишь мсье Лучиани оставался бесстрастен.

Мсье Гилель достал лист бумаги, развернул его. Мы все впились глазами в листок в ожидании объяснений.

— В этом послании Серена благодарит меня за то, что я помог ей найти ее книгу-светоч, — взволнованно заговорил старик. — И она поручила мне некую миссию. Очень красивую и важную миссию.

Мы с трепетом ждали, что же будет дальше. Однако мсье Гилель снял очки, протер их. В глазах его стояли слезы. Он быстро постарался совладать с собой и перевел взгляд на меня.

— Она попросила меня, чтобы я убедил Иону закончить его книгу.

— Что-то я не понимаю, — пробормотал я. — Какую книгу?

— Тот самый роман, начало которого обращено к Лиор, — ответил он.

— Но это же не роман! Ну… не совсем роман. Это исповедь. Я придал ей форму романа, чтобы выглядеть более убедительным и оправдать ожидания Лиор.

— Да, это и правда не совсем роман. Это начало книги. Или, вернее, ее часть.

— Что вы хотите этим сказать?

— Серена считала, что из этой истории должна родиться большая книга. Вот что она пишет…

Он вновь водрузил на нос очки, откашлялся и прочитал:

— «Нужно заставить Иону поверить в его талант. Текст, который он написал для Лиор, это лишь первая часть книги, которую ему нужно написать. Другая часть принадлежит Лиор. Потому что любовь — это всего лишь встреча двух историй».

Он поднял на меня глаза, ожидая ответа.

— Но мне совершенно не хочется вновь заниматься писательством! Я полностью исчерпал тему. Выплеснул в своей исповеди все пережитое, все чувства и переживания.

— Правильно. Но история о любви устроена так же, как сама любовь. Любовь — это союз двух душ, а книга, которая ее описывает, не может обрести смысл иначе, чем через рассказ о двух путях, которые пересеклись, чтобы души могли найти друг друга. Твоя история любви представляется мне неполной. В ней не хватает переживаний Лиор, того пути, который привел ее к тебе. Вот что хотела сказать Серена.

— Вы хотите, чтобы я изложила свою версию событий? — удивленно воскликнула Лиор. — Но я же не умею!

— Нет, речь не об этом. Писать — дело писателей. Серена имела в виду, что ты должна рассказать все пережитое тобой Ионе, чтобы он мог написать настоящий роман о любви.

Мы молчали, пытаясь осмыслить эту идею. Но тут мне пришел в голову один вопрос.

— А зачем вообще все это Серене? Какое значение это сейчас имеет? Существует часть текста, и она связывает нас между собой. Зачем желать чего-то большего?

— Ты забываешь о чем-то очень важном, дитя мое. Ты забываешь о читателях. Серена была одной из твоих читательниц. И она представляла себе, что значит быть покинутой писателем, которого ты любишь. Вот что она сказала. Серена думала о множестве читателей, которые, подобно ей, расстраивались и теряли надежду прочитать когда-нибудь твою новую книгу. Она не понимала, почему ты зарываешь в землю свой талант.

— Я не раз уже слышал эти доводы, — ответил я. — Они меня, несомненно, трогают, но не настолько, чтобы у меня появилось желание писать.

— Знаю, знаю. Серена выдвигает другой аргумент, — важно заявил он. — Она говорит о некой связи, общности, которая нас объединяет. И говорит, что самая прекрасная форма, которую могла бы принять эта общность, — книга о пережитых нами вместе событиях.

Он наслаждался эффектом, который его слова произвели на меня, а потом обратился к Хлое, Эльзе, Жошу и мсье Лучиани:

— А вы что об этом думаете? Вы не считаете себя достойными стать персонажами книги, которая тронет сердца и души тысяч, а то и десятков тысяч людей?

— Да как же нет! — воскликнула Хлоя. — Мне, например, очень понравилось, как ты говоришь обо мне в том тексте, который мсье Гилель называет началом твоего романа. И я всегда ратовала за то, чтобы ты вновь начал писать.

— Книжки, как вы знаете, не мой конек, — вступила Эльза. — Если бы вот речь шла о фильме, да еще мне нужно было в нем сыграть себя… мне бы это, конечно, было поприятней… Но все равно это, несомненно, льстит моему тщеславию — как подумаешь, что тысячи людей узнают из книги, какая я очаровательная и остроумная. Кто знает, может кто-то из них, проникнувшись к моему персонажу, влюбится в меня? Ну а потом будет повод все-таки приобщиться к чтению. Так что я тоже поддерживаю эту мысль.