Читать книгу "Воля дороже свободы - Анатолий С. Герасименко"

И он, поймав Петера за руку, вложил ему в пальцы маленький, с ноготь, бумажный свёрток.

Мальчик развернул бумагу. Внутри оказался слипшийся комок вещества, похожего на крахмал. Петер осторожно понюхал комок и скривился.

– Это же… – начал он.

– Ну да, – с досадой произнёс Энден. – Я потребляю штофф. Не часто. Иногда нужно, хм, стимулировать мозги, чтобы иметь силы работать. Давно уже покупаю у них, отличное качество.

Он воровато оглянулся на дверь.

Кат усмехнулся. Ничего не мог с собой поделать.

– Так вот как на тебя вышли, – сказал он. – Я-то думал, ты такое светило, что каждый бандит в Рунхольте знает. А ты, значит, просто наркоту у них брал.

Энден вскинул голову и шаркнул копытом по корявому паркету.

– Одно другому не мешает, – сказал он с вызовом.

Петер аккуратно завернул комок в бумагу.

– Они делают это у себя? Там же, где гибернация и всё остальное?

– У себя, – кивнул Энден. – Лаборатория в одном здании со складом. Такой длинный старый барак, а в подвале…

– Так, стоп, – вмешался Кат. – Профессор, ты хоть понимаешь, зачем это нужно? Пацан хочет пробраться в берлогу твоих приятелей. Думает, это ему под силу.

Энден взял себя за нос и медленно кивнул.

– Ах да, вы же оба мироходцы, – сказал он. – Юноша, но это очень опасно. Зачем так рисковать?

Петер потёр лоб, точно хотел разгладить короткую складку, залегшую между бровями. Складка никуда не делась.

– Гельмунд… – он помедлил, коротко вздохнул. – Скажите, вы сумеете вывести человека из заморозки? Или для этого нужно специальное оборудование?

Энден пожал плечами:

– Требуется только отдых, обильное питьё. Желательно – капельница… Но и так можно обойтись. Это ведь не заморозка в прямом смысле слова. Просто замедление жизненных процессов. Индуцированное магически. Как только, э-э, пациент выводится из гибернационного поля, организм начинает возвращаться к нормальному функционированию…

Он покосился на Ката и осёкся.

– То есть, человека нужно всего лишь вытащить с этого склада? – с нажимом спросил Петер. – Вот так просто?

– Разработки велись с учётом применения в полевых условиях, – промямлил Энден.

– Ети твою мать, профессор, – сказал Кат негромко на словени и добавил по-божески: – Сходи, что ли, кофейку попей, Гельмунд. У нас с мальчонкой разговор не окончен.

Энден протянул сиплый звук, что-то вроде «ам-м-м». Очки его опять съехали на самый кончик носа и сидели набекрень. Помаргивая, профессор отступил на кухню, после чего прикрыл за собой дверь – аккуратно, тихо и очень плотно.

Петер отступил на шаг. Чтобы заглянуть Кату в глаза, ему пришлось задрать голову. Даже в полутьме было видно, какое у него бледное лицо, и как набухли веки от недосыпа. Петер не произносил ни слова – только смотрел.

Он, конечно, прекрасно понимал, что не справится в одиночку.

Но отчего-то не мог попросить о помощи.

В этот момент Кату пришло на ум воспоминание, явившееся полчаса назад. Светлая аллея, первая листва на деревьях. И поцелуй. «Неужто солнечный парень и такое предвидел? Нет, ерунда. Не может быть». Тут же мысли понеслись по хорошо уже знакомой тропинке: что тебе этот мальчишка, это же просто ходячий запас пневмы, мешок с духом, обуза в дороге, от него одни неприятности…

И разгорелась, как угли на ветру, знакомая мелочная ярость. Девчонку спасать? Рисковать жизнью, рисковать всем, ради чего он странствовал по мирам? Рисковать Адой, которая, возможно, как раз сейчас глядит из окна на пустыню, подступающую к парку? А леща этот сопляк не хочет? Может, отпустить его на все четыре стороны, да подсрачник отвесить, чтобы не замешкался? Пускай прётся на ферму и спасает свою девку… Перед глазами заплясали звёзды, в ушах забил набат, по спине, гнусно щекоча, потекли капли пота.

Петер смотрел на него. Просто смотрел во все глаза – грязный, нечёсаный, тощий подросток.

«Врёшь, не возьмёшь!» Кат вздрогнул. Коснулся виска, отгоняя то, что пыталось завладеть головой с тех пор, как он вернулся с Батима. Болезнь, что брала своё, или отпечаток пневмы сумасбродного бога – ядовитое, злое начало, которое силилось взять над ним верх.

«Дуй, ветер буйный, свей росу медвяную, – сейчас он почему-то никак не мог вспомнить голос Маркела. Помнил только его слова. – Воля мне, свобода, дивная дорога. Волен я век повеки, отныне довеки».

Петер смотрел. Молча, без всякой надежды.

«Не каждый способен бороться с преступлениями. Но каждый может отказаться в них участвовать», – голос Петера прозвучал в памяти гораздо отчётливей. Кат скрипнул зубами. «А если кто способен бороться, но не имеет права? – подумал он. – Если борьба – бредовая затея, и наверняка ничего не получится, да ещё погибнут те, кто вообще ни при чём? Вон Фьол поймал Основателя в ящик – много от этого хорошего вышло? И сам подох, и тех двоих уродцев погубил, а потом ещё целое кротовое стадо друг дружку в Разрыв спровадило. Чем я лучше Фьола? С чего я вообще взял, что лучше? Может, наоборот – хуже».

На кухне снова заговорили, перебивая друг друга, Энден и Фрида. Говорили на вельтском, но постоянно звучавшее «фик дих» было понятно и без всякого перевода. «К херам всё, – подумал Кат ожесточённо. – Мальчишке отказать. Отказать. Профессор соберёт бомбу,