Читать книгу "Энглби - Себастьян Фолкс"

Я кивнул.

— Как тебе живется, Джулз? Одиноко, наверное, да?

— Ничего, все нормально.

— Остались только ты и я. Из нашей старой банды. А если учесть, что меня могут вообще не выпустить, считай, ты совсем одна.

Джули посмотрела на свои стиснутые кулаки, лежавшие на столе.

— Мама в курсе была, что я во всем признался?

— Да.

— И что она об этом думала?

— Сказала, что ты теперь для нее как чужой. Что когда-то ты был частью ее. Когда был ребенком, маленьким. Ее плотью и кровью. На самом деле был, ну… как это… как бы ею самой… как бы, ну…

— Понятно.

— И еще — что ей кажется, тот мальчик умер или потерялся, сбился с дороги.

Я вцепился пальцами в край стола.

— Сказала, если бы ей сейчас пришлось с тобой встретиться, она бы тебя не узнала.

Я сглотнул.

— Понятно. Она права, конечно. Она даже сама, возможно, не понимала, насколько она права.

— Прости меня, Майк.

— Ты ни в чем не виновата. — Я задумался. — Знаешь, Джули, не стоит тебе больше ко мне приезжать, куда бы меня ни отправили. Пришли открытку на день рождения, и все. А в остальном просто выкинь меня из головы.

Я надеялся, что и про открытку она забудет. Каждый апрель до скончания веков получать котика в корзинке — о боже.

Джулз прикусила губу, не решаясь поднять глаза.

Я улыбнулся:

— У тебя есть парень?

— Угу.

— Выходи за него. Будь счастлива. Роди детей.

Она молча кивала.

— Джули, все у тебя будет хорошо!

— Майк!

Оправившись от разочарования, что меня так и не выпустят, я по-иному взглянул на собственную жизнь. Не написав ни строчки с начала девяностых, теперь я то и дело брался за перо, чтобы набросать одну-две мысли. Наступило какое-то прояснение.

Например, с Бейнсом. Теперь я все отчетливо помнил и понимал. Убивать я его не собирался, но покалечить — да: хотел переломать ему ноги. Знал, что он часами отрабатывает удар по воротам на дальней игровой площадке. В последнем семестре расписание у выпускников свободное — тренируйся хоть дотемна. Чтобы запутать следы, я подошел со стороны магазина, куда заглянул, отыграв в регби, и стал ждать. Мостик через ручей, разделявший две большие спортивные зоны, был бетонный, с перилами из железных труб. Поблизости от моста я увидел обломки бетона (грубого, с торчащими камнями) и ржавый обрезок трубы. Я спрятался под мостом, дождался чирканья по нему бутсов и наскочил сзади с трубой. Бейнс упал с моста, я снова поднял железяку и со всей силы шарахнул ему по голени. Раздался хруст. Тут я подтащил Бейнса к краю моста и повозил его раненым затылком по зазубренной глыбе бетона. После чего, выкинув оба орудия в ручей, потрусил в сторону главного корпуса. Бейнс громко стонал за моей спиной, и я понимал, что его скоро найдут. Доктор Бенбоу осмотрит его, как всегда не особо вникая, и даст понять, что парень только время чужое отнимает. Нога хорошо срослась, и Бейнс даже смог через несколько недель поехать на экзамены в Оксфорд. Чего я не знал тогда, так это насколько сильно я повредил ему голову. Вообще-то я ударил его не один раз, и не без удовольствия. О чем умолчал в «дневнике/исповеди», как называл мои записи доктор Эксли, — вдруг кто увидит.

Насчет Гудрун Абендрот все сложнее. Время, проведенное в Лонгдейле, помогло мне, как я уже сказал, отчетливо припомнить эпизод с Бейнсом. Я даже ощущаю что-то вроде вины перед его осиротевшими детьми, хотя понимаю, что без него им куда лучше. Но фрейлейн Абендрот — совсем другое дело.

Если попросту, я до сих пор не знаю, убил я ее или нет, и самый факт моего незнания убеждает меня — больше, чем Бейнс, даже больше, чем Джен, — что в Лонгдейле мне самое место. Я пошел за девушкой, похожей на нее, после концерта Грэма Паркера, до самого ее жилища на Турней-роуд. Об этом я в свое время писал. Позже я отчетливо вспомнил, что возвращался туда как минимум еще раз. Опять пошел за ней. Она зашла в паб «Петух» на Норт-Энд-роуд, я тоже. Уселся поодаль, стал разглядывать. По идее, зачем мне было ее убивать, ведь я ее даже не знал?

Если я это все-таки сделал, тогда я, получается, очередной Питер Сатклифф, — во что мне как-то не верится. Другой вариант — мы с ней все-таки были знакомы, хотя и мельком. Но она успела создать такую угрозу «целостности» моей «нарциссической личности», что не оставила мне другого способа самозащиты.

Правда, моя амнезия в концепцию Эксли не укладывается: на этом он особо настаивал. Разрозненные «кадры» памяти — это да, но в полный провал на месте воспоминания он не верил. Думаю, единственный способ приложить к данной ситуации теорию Эксли — это, в развитие идеи «патологической защиты», допустить, что в ней задействованы и механизмы памяти. Но не будет ли в этом чересчур большой натяжки?

Что ж, я склонен себя выгораживать.

С другой стороны, пахнет все это неважно. Кто еще мог ее убить? Убийца и по modus operandi, как выражаются на латыни фулемские плоуды, напоминает меня: несколько ударов по черепу; никаких следов сексуального контакта; тело закопано в глубокую яму.

Но если я правда ее убил, хотя и не помню (сравним с рассказом Сатклиффа на процессе — тот подробно описал каждое убийство), то скольких в таком случае еще?

Пока я этого просто не знаю; в прошлом существуют такие вещи, которые могли случиться, а могли и не случиться. Но произошли они тогда или нет, теперь это не имеет никакого значения.

Покуда мы не научимся путешествовать во времени, вряд ли получится доказать, что нечто было на самом деле.

Но вернемся, как все еще говорится, в нашу студию.

Вспоминаю разговор со Стеллингсом в индийском ресторане и его безумные — как я считал — прогнозы: неизбежного конца холодной войны, конфликта полов, апартеида и всего такого.

Ведь он оказался прав, а? Мог бы еще добавить архитектуру, которая тогда явно зашла в тупик. Возводились либо идиотские «современные» башни-параллелепипеды с окнами в алюминиевых переплетах (откуда публика с удовольствием сигала с верхних этажей), либо псевдо-Палладий (который и сам-то — лишь эпигонство и стилизация). Оба лагеря питали друг к другу неутолимую ненависть. А теперь в газетах я вижу здания из света и воздуха: стекло, сталь и открытая кирпичная кладка. И это действительно красиво. (Приведется ли мне зайти хоть в какое-нибудь из них?)

Попробовал бы кто в те дни предложить сочетание брутальных материалов и качественного дизайна — его бы заклевали и легоманы, и классицисты. Это как в политике: сегодня у нас там все социал-демократы, а в те дни их бы высмеяли как беспринципных популистов.

(Разве можно не любить политиков? Особенно мне нравится этот их пафос в свою пользу — заявления, будто их «частная жизнь» не имеет отношения к «публичной деятельности». Словно решение завалить секретаршу на стол переговоров за пять минут до заседания кабинета или провести ночь в сауне принимает один человек или один мозг, а голосовать за налоговые льготы на детей или введение смертной казни — другой. Боже, и если бы только это!)