Читать книгу "Сами мы не местные - Юлия Жукова"

Наш духовник слегка сдвигает брови и принимается выводить свой комментарий на листке блокнота: «Светские Старейшины, в отличие от меня, обращают внимание на то, во что одета женщина. Мы зайдём к моей сестре, у неё найдётся на тебя платье».

— Спасибо, — киваю, прочитав. Интересно, какая у Старейшины сестра. — А у меня дома ничего не осталось разве? — спрашиваю Азамата. — Я хочу сказать, я дома переодеться не могу?

Азамат тяжело вздыхает.

— Мой дом сожгли тем же вечером. Хорошо, что Ирнчин успел выпустить коня.

— Ох ёлки… — меня пришибает новостью. — Как хорошо, что Арон всё забрал… Слушай, я же не спросила, а много народа погибло?

— Я знаю о троих, — отвечает Азамат. — Один был у нас дома, но я не уверен, что ты его запомнила. Такой седой…

— Который глупости говорил?

— Хм, ну да, наверное.

— А остальные двое?

— А, то были не мои ребята, ты их не видела. Как у тебя-то там, на Доле? Я звонил Арону, пока ты спала, но не спросил.

— Да у меня должно быть всё хорошо, — говорю. — Когда я попала к Ирлику, у меня там острых не оставалось, а с выздоравливающими, надеюсь, Орива справилась. Вы когда последний раз отправляли ко мне раненых?

Азамат прикидывает в уме.

— Ещё раз после твоего исчезновения, там двое было. А больше серьёзных травм не было.

— Ну, я надеюсь, всё обошлось. Потом позвоню Ориве…

— Так сколько из раненых выжило? — спрашивает Алтонгирел.

Я на него странно смотрю.

— Все, кто до меня живым доехал, выжили.

Теперь на меня все трое странно смотрят.

— И Ирнчин? — осторожно спрашивает Азамат.

— Конечно! Он вообще меня вводил в курс дела, пока я его обрабатывала.

— И тот парень, которому обе ноги оторвало? — с отвращением уточняет Алтонгирел.

— Ну естественно! Только, на будущее: ноги тоже надо было прислать, я бы пришила. А так придётся ему протезы заказывать, ну да я уж постараюсь, чтобы он не заметил разницы.

— Владычица судеб! — шёпот Алтонгирела срывается на писк. Азамат начинает хохотать.

— Ну так мы живём, ребята! — громогласно радуется он. — Вот это победа! Даже оплакивать почти некого! Ха-ха-а!

Старейшина качает головой с приятно удивлённым выражением лица. Потом он хмурится и черкает мне: «Ирлик-хон теперь от тебя не отстанет. Он любит людей, способных на невероятное».

— И что мне в связи с этим делать? — спрашиваю.

Старейшина пожимает плечами и отмахивается. Видимо, ничего не поделаешь.

Сестра Старейшины живёт на самой окраине города, практически носом в горы. Она примерно его возраста, маленькая, тощая и такая же бело-седая, и таким же длинным носом. Алтонгирел объясняет ей проблему, я покорно смотрю в пол и всячески показываю, как мне неудобно обращаться к чужим людям за одеждой. Мне и правда страшно неудобно.

Женщина обменивается взглядами с братом и говорит:

— Ну, на такой случай у меня ничего нет, сейчас у дочери посмотрю.

Упомянутая дочерь лет двадцати оказывается моей фанаткой — краснея и запинаясь просит пофотографировать меня в том платье, которое она мне даст. Я великодушно соглашаюсь. Насморк мой чуток отступил, по крайней мере, не чихаю, и температуры нет.

В итоге меня обряжают в простое голубое шёлковое платье с разрезами по бокам чуть не от талии, а также в новенькие («только вчера купила, ни разу не надевала, что вы!») трусики, страдающие минимализмом. Сапоги я оставляю свои, хотя и с боем. Но ведь в Доме Старейшин всё равно разуваться!

Мы с Азаматом долго благодарим щедрую старейшинскую родню и топаем в центр города. На радиальной улице нас догоняет кое-какой народ, спустившийся из космопорта, если так можно назвать плато в горах, где приземляются звездолёты. У моего платья есть существенный минус: пялятся все. Но и существенный плюс: в нём не жарко в раскалённой долине. Даже Азамат, при всей его теплоустойчивости, снял куртку и перекинул через плечо, так, чтобы мою вышивку по-прежнему было видно.

— Однако лето наступает, — с удовольствием констатирует он.

На площади перед домом Старейшин толпа такая, что не протолкаться. Алтонгирел принимается окликать собравшихся, чтобы дали дорогу воеводе, и постепенно все начинают расступаются. Азамат ждёт, пока путь совсем расчистится, и берёт меня под руку. Мы шагаем вперёд, и тут справа от меня кто-то выкрикивает — я уверена, что это Тирбиш, хотя и не видела, кто кричал:

— Азамат — Император!

С противоположного конца раздаётся свист, Азамат усмехается, но теперь уже два голоса отчётливо повторяют:

— Азамат — Император!

— Танн! — поддерживают их голоса напротив, и пара десятков кулаков колотит воздух.

— Да вы шутите, — неуверенно бормочет Азамат. Я идиотски хихикаю.

Тут в толпе слева кто-то принимается ритмично стучать в барабан — или бубен, я не разбираю. В такт этому стуку толпа начинает скандировать:

— А-за-мат — Им-пе-ратор! А-за-мат — Им-пе-ратор!!

Я тяну его за руку и мы наконец-то движемся к Дому Старейшин, а весь Совет высыпал на крыльцо и одобрительно кивает нам и толпе. Унгуц тоже там, а через мгновение по его левую руку вырастает Ажгдийдимидин, не знаю уж, как он провинтился вперёд нас. Мы медленно подходим, и Азамат преклоняет колени перед крыльцом. Я, естественно, тоже. Скандирующая толпа порождает из себя камеры и принимается нас снимать со всех ракурсов, правда, с моей стороны гораздо больше. Унгуц улыбается нам, как родной дедушка, и надевает на нас наши хомы. Старейшина-церемониймейстер прочищает горло и намеревается что-то сказать ликующей толпе, но скандировать никто не прекращает, и Ажгдийдимидин машет ему, дескать, брось, без толку. Тогда тот нагибается к нам и, стараясь перекричать толпу, говорит:

— Народное голосование, как видите, требует тебя, Азамат, новым императором сделать. Наши знания этому не противоречат, напротив, так в древних пророчествах сказано. Ещё когда вас женили, мудрый Старейшина Унгуц старинный список пред наши взоры представил, в котором твоё, Азамат Байч-Харах, правление предначертано. Так пусть же судьба своё возьмёт! — с этими словами он принимает из рук другого Старейшины ларец и извлекает из него что-то вроде шапки Мономаха, только ещё с высоченным золотым шпилем, на конце которого вертится, как флюгер, ромб, вписанный в квадрат. Эту-то конструкцию он и водружает на голову ошарашенному Азамату.

Толпа взрывается победным кличем, как будто стреляют по барабанам: «ТРААААРРРНННННН!!!!» — потом свист и вопли радости, кто-то успел сбегать за инструментами, теперь дуют в рога стучат в бубны, а трое здоровенных мужиков приволокли огромную трубу, метров десять длиной, и четвёртый — я его узнаю, это торговец кожаными изделиями, — как дунет в эту штуковину, так горы задрожали! Я вцепляюсь в Азамата, чтобы звуком не снесло, а он в меня, чтобы удостоверится, что не спит. Глаза у него широко раскрытые, неверящие, губы дрожат, но улыбается, оборачивается к беснующейся толпе и машет рукой.