Читать книгу "Куда летит время. Увлекательное исследование о природе времени - Алан Бёрдик"

ОЩУЩЕНИЕ УСКОРЕНИЯ ВРЕМЕНИ В БОЛЬШЕЙ СТЕПЕНИ ЗАВИСИТ ОТ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО СОСТОЯНИЯ ЧЕЛОВЕКА И ОТ ТОГО, НАСКОЛЬКО ЗАНЯТЫМ ОЩУЩАЕТ СЕБЯ ИСПЫТУЕМЫЙ, А НЕ ОТ ВОЗРАСТА

Тем не менее в исследованиях Янссена и Фридмана, как и у Виттманна, обнаруживается одна любопытная деталь: среди лиц старшего возраста на порядок больше респондентов, сообщивших, что за последние десять лет время ускорилось, чем среди молодежи. Для людей в возрасте от тридцати до сорока лет и от сорока до пятидесяти лет последнее десятилетие прошло чуть быстрее, чем раньше. Но для людей пятидесяти лет и старше скорость течения времени в последние десять лет остается практически неизменной. Янссен до сих пор подыскивает возможное объяснение, при этом полагая, что оно не имеет отношения к ощущению цейтнота: люди адекватно оценивают степень дефицита времени, который они испытывали в течение прошлой недели, месяца или года, но едва ли они способны дать достоверную оценку своему ощущению цейтнота на протяжении последних десяти лет. (Вдобавок можно побиться об заклад, что среднестатистический человек по достижении тридцатилетнего возраста в течение предшествующих десяти лет был основательно загружен – до той же степени, что и среднестатистический пятидесятилетний респондент.) Возможно, молодые люди с нетерпением ожидают крутых поворотов судьбы, и чувство замедления времени в последние десять лет вызвано предвкушением больших событий. Также не исключено, что люди в возрасте от двадцати до тридцати лет и от тридцати до сорока лет по сравнению с лицами старшего возраста запоминают больше событий, случившихся за последние десять лет, из-за чего возникает чувство удлинения минувшего десятилетия. Но если предположение в сущности верно и десятилетия с возрастом действительно пролетают быстрее, потому что в нашей дальнейшей жизни остается мало запоминающихся событий, то почему влияние возрастного фактора за порогом пятидесятилетия сглаживается, а не продолжает нарастать?

По мнению Янссена и Виттманна, можно найти и другое правдоподобное объяснение тому, что респонденты старше пятидесяти несколько чаще, чем взрослые люди более молодого возраста, сообщают, что последние десять лет пролетели быстрее обычного. Все дело во внушении: существует расхожее мнение, будто с возрастом возникает чувство ускорения времени; при оценке скорости течения прошлого десятилетия лица преклонного возраста более подвержены влиянию стереотипа, чем молодые люди. Теперь вновь обратимся к фактам: чувство ускорения времени широко распространено во всех возрастных группах и проявляется одинаково – несмотря на то что оно входит в диссонанс с фактическим опытом. Испытуемый сорока или пятидесяти лет и двадцатилетний юноша с той же вероятностью ответят, что прошлый год, неделя или месяц прошли быстрее. Это происходит потому, что наши ощущения зависят по большому счету не от возраста, а от того, чувствуем ли мы себя в одинаковой степени занятыми в течение краткосрочных интервалов времени. Оценивая, насколько быстро прошло последнее десятилетие, люди старше пятидесяти лет с готовностью руководствуются другими соображениями; при этом начинает действовать фактор, сила влияния которого, очевидно, не увеличивается по достижении респондентами возраста от восьмидесяти и от девяноста лет. По мнению исследователей, данным фактором служит популярное убеждение, что время с возрастом бежит быстрее, а пожилые люди более склонны относить на свой счет. Объяснение такого рода выглядит умиротворяюще цикличным: нам кажется, что время течет быстрее, когда мы становимся старше, потому что нам так говорят. Зато теперь я понимаю, как оно работает.

В течение долгого времени я игнорировал или пропускал мимо ушей высказывание о том, что время летит, когда мы стареем, потому как до определенного возраста мне казалось, что придаточное «когда мы стареем» ко мне не относится. Впрочем, позже я счел себя достаточно зрелым для того, чтобы примерить это изречение к себе. Но нет, время не ускоряется, и неизменная скорость течения времени, преисполненная неумолимой жестокости, находит живой отклик в моем сознании.

* * *

Однажды днем, отлучившись по делам, я доехал до метро на Центральном вокзале в мидтауне Манхэттена. Платформы станций метрополитена располагаются глубоко под землей, по лестничным ступеням пассажиры поднимаются к наземному пешеходному переходу и проходят через турникеты, а затем эскалатор поднимает их на промежуточный этаж. У подножья эскалатора стояла женщина средних лет, раздававшая брошюры. На ней была желтая футболка с надписью «Конец», а на передней обложке брошюры, которую она мне вручила, также значилось «Конец». Раздавая брошюры, женщина восклицала: «Бог грядет, мы все это знаем! Как мы можем подготовиться ко второму пришествию, не зная точной даты?»

В конце эскалатора прохожих поджидал с новой порцией брошюр мужчина постарше, в очках, слегка сутулый. На нем тоже была надета желтая футболка с надписью «Конец», но под буквами стояла дата: 21 мая. До того дня оставалось менее трех недель. У меня тут же мелькнула безжалостная мысль: что они будут делать с залежавшимися футболками 22 мая, когда станет ясно, что конец света не наступил? Однако в скором времени мои мысли вновь вернулись к предположению о гибели мира. Что если всему придет конец через месяц или через неделю, а то и вовсе через несколько минут? Я могу погибнуть в каком-нибудь катаклизме; возможно, меня погубит аневризма или на меня с высоты десятого этажа рухнет наковальня. Наконец, я могу умереть во сне. Готов ли я к уходу? Распорядился ли я своим временем наилучшим образом? Нашел ли я достойное применение текущему моменту?

В 1922 году парижская газета L’Intransigeant обратилась к читателям с вопросом: если бы вы знали, что мир ожидает катастрофическая гибель, как бы вы провели последние часы? Откликнулись многие читатели, включая Марселя Пруста, глубоко восхищенного заданным вопросом. «Я думаю, что жизнь неожиданно показалась бы чудом, если бы всем нам угрожала смерть, как вы предполагаете, – писал Пруст. – Только подумайте о том, сколько дел, путешествий, любовных интриг и познания от нас утаивает жизнь и делает незаметной наша лень, которая вынуждает нас постоянно откладывать их на потом, пользуясь определенностью будущего». Точка зрения Пруста наглядно демонстрирует, как безрадостно концентрироваться на настоящем, осознавая его конечность. Многое из того, что мы делаем в настоящем, делается на уровне рефлексов, привычка – враг осмысленности. Почему мы не задумываемся о настоящем, находясь прямо в нем?

Не так давно, просматривая старые записи в журнале, я наткнулся на заметку, написанную несколько лет назад, когда я ехал в библиотеку через Центральный вокзал, чтобы вернуть экземпляр «Понятия времени» Хайдеггера. Книга, изданная в 1924 году, представляет собой заключенную в переплет лекцию, содержащую наброски многих идей, позже изложенных в труде Хайдеггера «Бытие и время». Я держал книгу у себя много недель, до тех пор, пока не выяснилось, что ее следовало вернуть как раз в тот день, и вот я еду в поезде до Нью-Йорка, пытаясь вновь осмыслить представления Хайдеггера о времени сквозь стремительно сжимающееся окно моего собственного времени.

ТОЛЬКО НЕХВАТКА ВРЕМЕНИ – ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧТО ОЩУЩАЕТСЯ ВСЕМИ ПРАКТИЧЕСКИ ОДИНАКОВО. КАЖДОМУ ЧЕЛОВЕКУ КАЖЕТСЯ, ЧТО ВРЕМЯ ЛЕТИТ БЫСТРО В ЛЮБОМ МАСШТАБЕ