Читать книгу "От Ленина до Путина. Россия на ближнем и среднем Востоке - Алексей Васильев"

«Комплекс 22 июня 1941 года» – то есть ситуации, в которой СССР оказался после нападения нацистской Германии, еще сидел в голове советских руководителей.

Опасение «если не мы, то американцы» незаметно переплелось и с другой идеей, также вызванной конфронтацией, но на другом, чисто военном уровне. «Мы отстали от американцев на две войны. Они воевали в Корее и Вьетнаме, а мы нет, – говорили мне советские высокопоставленные военные. – Мы должны проверить в боевых условиях, «обстрелять» свои войска, прежде всего офицерский корпус, проверить боевую технику и новые виды оружия. Нашим будущим министром обороны должен быть какой-нибудь генерал с боевым опытом и боевыми наградами». (Во время таких бесед я вспоминал памятник в Лозанне одному швейцарскому генералу, боевая доблесть которого состояла в том, что он не участвовал ни в одном сражении.)

«Что касается военного успеха операции, то мы же не американцы, которым надо горячие бифштексы возить на боевые позиции, ведь наши действия в Чехословакии были такими, что западные стратеги только ахнули. Покричали несколько недель, охрипли и успокоились. Победителей не судят. В конце концов, мы слабы экономически, военная мощь – единственное, что у нас есть, так надо ее использовать. Мы убедились, что военными методами можно изменить политическую ситуацию – только что мы сделали это в Анголе и Эфиопии, перебросив туда кубинцев, обученных нами, и наше оружие, и снаряжение. Империалисты, их наймиты ничего не могли сделать. Так неужели же здесь, на нашем заднем дворе, наши ребята не наведут быстро порядок и не уйдут с честью и славой?»

Не думаю, что так рассуждали все, но многие – несомненно. Это мнение разделял Ю.В. Ганковский: «Конечно, были обращения от афганского руководства о присылке советских войск. Группа наших высших военных чинов была против. Но другая группа явно желала – у меня сложилось такое впечатление – получить полигон, где можно было бы испытывать и технику, и людей в боевых условиях»254.

Мне представляется, что определенный вес имело и пропагандистское клише «интернациональный долг», который был возложен на Советскую армию. Ведь если бы в Афганистане установилась буржуазная военная диктатура, пусть «антиимпериалистическая» (антизападная) и «прогрессивная», посылать свои войска для защиты ее от внутренней оппозиции было бы нелепо. Но там были «свои», «братская партия», взявшая власть под знаменем марксизма-ленинизма, «верные последователи идей социализма», «пламенные революционеры». Нужно было лишь поддержать «здоровые силы» в партии. «Интернациональный долг» заключался в поддержке «братьев по классу», которые собирались лепить Афганистан по образу и подобию старшего брата.

Поддержку этой точки зрения автор нашел у прагматика и выдающегося дипломата Г.М. Корниенко: «…из некоторых нюансов у меня возникло ощущение, что не только над Сусловым, но и в той или иной мере над Андроповым, Громыко и Устиновым довлело, помимо вполне реальной заботы о безопасности Советского Союза в связи с перспективой замены просоветского режима в Кабуле проамериканским, и идеологически обусловленное ложное представление, будто речь шла об опасности потерять не просто соседнюю, а «почти социалистическую» страну, – писал он. – С этой точки зрения решение о вводе советских войск в Афганистан, на мой взгляд, было скорее кульминацией, а не началом нашего ошибочного, излишне идеологизированного курса в афганских делах с апреля 1978 года»255. (Хотя среди работников международного отдела ЦК партии, не считая его руководства, сторонников интервенции не было, но их и не спрашивали.)

Помощь афганским марксистам была, пожалуй, последним судорожным актом мифологизированной политики, попыткой претворить в еще одну реальность мессианскую идею, заложенную в основание Советского государства. Ведь не афганские революционеры и не советское руководство действовали в тех обстоятельствах, а Их Величества Исторические Законы, которые предусматривают, что как день сменяет ночь, так и социалистическая формация сменяет капиталистическую. Пусть Афганистан и отсталая страна, в ней и капитализма-то нет, но «с братской помощью СССР» он может перескочить к социализму. Итак, социализм должен шагать по планете, что он и делает. Афганистан лишь очередной пункт его победного марша…

И еще несколько слов об идеологической составляющей решения об интервенции в Афганистан. Когда военный советник при афганском правительстве генерал-лейтенант Л.Н. Горелов докладывал Д.Ф. Устинову о вооруженном восстании в Герате 14 марта 1979 года, маршал отдал ему приказ: «Поднимайте и вооружайте рабочий класс Афганистана!» Горелов ответил: «Слушаюсь!»256

В этой фразе было сконцентрировано дремучее политическое и культурное невежество, пожалуй, не только старика Устинова, который по многим вопросам мог иметь ясный ум и стратегическое мышление. Автор убежден, что и он, и Брежнев, Суслов, Устинов, Андропов, Громыко «вышли из «Шинели» Сталина»[18], то есть где-то в глубине, может быть в подсознании, основывали свое мировоззрение на «Кратком курсе ВКП(б)».

Дело не только в том, что в Афганистане не было рабочего класса, а в других странах он почему-то не спешил под коммунистические советские знамена. Дело в наивном, зашоренном видении мира, который существовал, кардинально менялся и развивался сам по себе, а догмы и закостеневшие убеждения в значительной степени определяли поведение кремлевских старцев. Расплата была уже близка.

Никто из высших руководителей не представлял себе ни афганского театра военных действий, ни потенциальной реакции афганского населения, ни социальных условий. Никто не раскрыл даже советской «Военной энциклопедии», в которой в первом томе, в статье «Афганистан», рассказывалось о сложном рельефе местности и поражениях английских войск.

Никто не почитал историю собственной страны – сколько десятилетий потребовалось Российской империи, чтобы покорить маленький Дагестан. А ведь Афганистан – это пятнадцать Дагестанов с более дикими и высокими горами, в которых в значительной мере теряется военно-техническое превосходство наступающей стороны в танках, артиллерии, даже в самолетах, вертолетах, а судьба войны решается в столкновениях сухопутных войск, часто – на уровне подразделений, где важнее традиционное оружие. Не вспомнили, что завоевание Северного Кавказа, где большинство населения было настроено враждебно к христианской России и «белому царю», стоило русским войскам нескольких сотен тысяч жертв.

Все геронтократы, которые в этом участвовали, мертвы: Брежнев, Устинов, Андропов, Громыко, Суслов. Никто ничего уже не скажет. Документы пока не открыты или уничтожены. Никакая «Белая книга», в которой были бы собраны все отчеты посольства, переписка с центром, не издана. Постановление Съезда народных депутатов от 24 декабря 1989 года № 982–1 г. носит декларативный характер, слишком о многом умалчивает. Некоторые публикации в советской печати, в частности в «Комсомольской правде», проливают на это дело кое-какой свет.

27 декабря 1990 года газета опубликовала материал, собранный Валерием Очировым, полковником, Героем Советского Союза, народным депутатом СССР257. В Афганистане он служил в вертолетной эскадрилье смешанного авиаполка.