Читать книгу "Тольтекское искусство жизни и смерти - Барбара Эмрис"

– Раз нравится трескать дерьмо, значит муха, – объяснил Мигель. – Если б ты был пчелой, то всегда лакомился бы медом. Ты бы питался любовью, уважением, радостью, разве нет? Я не прав? Говорил бы человеку в себе приятное. Наблюдал бы за тем, как ведут себя другие, замечал бы, как они причиняют боль самим себе, и чувствовал бы сострадание. Ты проявлял бы уважение ко всем, потому что уважал бы самого себя. – Он ждал, глядя на лица собравшихся. – Я прав?

По залу волной прокатился гул согласия.

– А не могут ли мухи научиться питаться медом? – спросил мужчина.

– Ты хочешь быть мухой, которая ест мед? Ну что ж, дерзай! – Мигель усмехнулся. – Только помни: рано или поздно ты не устоишь перед дерьмом. Тебе захочется твоей обычной еды – обычной для мухи, конечно.

– Но что, если ты не рожден пчелой?

– Все мы рождаемся пчелами. Ну разумеется, мы родились людьми. Ты ведь понимаешь – все это только метафоры, – сказал Мигель, улыбаясь. – Родились мы людьми, а люди не рождаются умственно запрограммированными. Это происходит позже, когда ребенок овладевает языком и начинает думать. С этого времени человек подчиняется уму. Его мысли решают, что реально.

– Что может быть реальным, – поправил его кто-то.

– Разум определяет, что является реальным, – настоял он на своем.

Мигель опустил взгляд на женщину, прислонившуюся к его колену. Он дотронулся до ее щеки сведенными вместе кончиками пальцев и стал как бы осыпать ее поцелуями. Откликнуться она, похоже, была не в состоянии.

– Но даже после того, как в наших головах появились мысли, – сказал он, – даже после того, как мы усвоили символы, прошло еще много времени, прежде чем мы научились питаться дерьмом. Вы, конечно же, видели, как счастливы малые дети. Они добры от природы и с любовью встречают любовь. Они испытывают все эмоции, но в раннем возрасте эмоции быстро возникают и тут же исчезают. Ребенок обижается, и обида проходит. Он пугается чего-то, но и страх скоро проходит. Дети любопытны: они хотят знать все обо всем. Они узнают, что как называется, учатся говорить, и – р-раз! – в их головы влетает несметное множество разных мнений.

Мигель обвел взглядом учеников, отмечая, насколько внимательно они слушают.

– Все эти страхи, ненависть, осуждение сильно влияют на детей, – продолжал он. – Вместо меда они начинают привыкать к продуктам, которыми питаются все вокруг. Они не натуральные, но выглядят как обыкновенная еда. Все ведь питаются ими. Они начинают употреблять яд, и тело реагирует на это эмоциями. Они слышат злобные, отвратительные речи и чувствуют, как их тела вырабатывают гнев. Они могут сказать: «Ага, другие люди питаются гневом, и им это очень нравится, попробую-ка и я». И тогда гнев вырабатывается снова и снова, чтобы накормить их. Некоторые без ума от чувства вины: ммм! Так вкусно, когда годами не пробовал ничего другого. Кое-кому из взрослых до сих пор по душе страх. От него тоже иногда слюнки текут. Он может маскироваться под робость – ну ничего же плохого! – и люди, приложив усилия, привыкают к его вкусу. Чтобы казаться сильными и властными, они вкушают собственный страх тайно и жиреют на страхах других людей. Чтобы казаться умными, они развивают в себе вкус к осуждению. Чтобы быть как взрослые, как другие люди, дети учатся питаться ядом, пока у них не возникает переносимость. И дерьмо уже кажется неплохой закуской.

– Ужас какой! – не выдержала одна пожилая дама.

– Но это логично, – ответил он. – Лучше ли будет, если мы скажем, что это дьявол принуждает их так поступать? Видите, как страх перед дьяволом и Богом превращает людей в дерьмоедов, – и всем этим дерьмом они не прочь поделиться с другими. Они готовы отдать десятую часть дохода, чтобы держать дьявола подальше от себя. Они питаются страхом, чувством вины, стыдом и так далее и никак не могут наесться. Не лучше ли увидеть все это и измениться?

– Изменить наш пищевой рацион? – спросил кто-то.

– Как насчет того, чтобы для начала изменить свой биологический вид? – предложил Мигель.

В зале стало тихо – так тихо, что женщина в его руках подняла голову, озираясь в недоумении.

– Вы нереальны, – продолжил Мигель, обращаясь ко всем. – Но ваше человеческое существо реально. Ему не нужно меняться, но вы можете измениться. Вы можете эволюционировать – от мухи до пчелы.

– С помощью осознанности, – предположил кто-то.

– Хорошо, попробую сказать иначе, – развивал свою мысль Мигель. – Допустим, вы вели себя как дерьмо. Говорили вечно какие-нибудь гадости, мысли у вас были всегда злые. То есть вы были дерьмом. Кого вы к себе привлекали бы: пчел или мух?

Все сошлись во мнении, что на них охотнее летели бы мухи.

– А если бы вы были как мед, были бы милы и добры, всегда веселы и уважали себя?

Все единогласно пришли к выводу, что к ним полетели бы пчелы.

– Не только, – сказал Мигель. – Такой прекрасный продукт привлек бы к себе всех и вся. – Группа засмеялась. – Я не шучу, – настаивал он на своем. – К вам бы прилетели и пчелы, и мухи, и кто угодно. Конечно, вы должны постоянно все осознавать. Осознанность – ключ ко всему. Она помогает увидеть, кто вы есть на самом деле, чем вы питаетесь и кто питается вами. В мире животных каждый кого-то ест. Виртуальный мир – это отражение, копия. Вы можете выбирать, как будете действовать в этом мире и чем будете питаться.

– Я представил себе Серенгети[66] – в Африке, – смеясь, сказал один мужчина.

– Вы виртуальны. Вы можете изменить свой ландшафт. Зачем человеку в вас постоянно ждать, что вы нападете на него или съедите? Стоит ли подпитывать этот иррациональный страх?

– Да уж! – воскликнул кто-то.

– Ваша природа – любовь. Помните свою природу. Если вы идете против нее, то притворяетесь другим биологическим видом. И притворяетесь так давно, что уже и на самом деле стали другим видом. Осознавать – значит видеть истину и помнить о ней, она никогда никуда не исчезала. Она всегда была с вами, но внимание ваше было сосредоточено на лжи.

Заговорила молодая женщина:

– Я пчела, которая сидела на строгой дерьмовой диете, чтобы вписаться в общество. Я больна, я, наверное, сволочь, зато я крутая.

– В чьих глазах? – спросил Мигель, когда утих смех.

– В глазах мух.

– С точки зрения твоего приемного биологического вида, то есть хищников.

В глубине зала послышались громкие одобрительные аплодисменты – это восторженно хлопал своими красивыми ладонями дон Леонардо.

– Вы только посмотрите! – восхищался он. – Волшебно!