Читать книгу "Побег из сказки - Юлия Набокова"

– Милорд, к вам посетители,– церемонно доложил дворецкий.

– Кто там? – оживился Орландо.

– Маркиз Беруши и леди Гликерия,– сообщил верный слуга.

– Зови! – велел господин и радостно присвистнул. Имя дамы ему было незнакомо, а значит, можно было рассчитывать на приятный вечер в компании прелестной леди.

Главное, чтобы она не оказалась старой кошелкой или юной дурнушкой, уточнил про себя Орландо. Впрочем, он уже и забыл, когда последний раз видел откровенно непривлекательных девиц. С бурным развитием косметической магии дурнушки вымерли как класс, чему во многом способствовало их увлечение красавцами-магнетиками, толкавшее девиц на решительные меры по облагораживанию фасада. А старые девы его своим вниманием не жаловали: старые девы обожали своих избалованных котов, и им не было никакого дела до привлекательных мужчин. Так что – Орландо удовлетворенно потер руки и пригладил кудри – можно было с большой вероятностью рассчитывать на то, что неизвестная Гликерия окажется юной красоткой с оливковыми глазами и пшеничными волосами. Или чаровницей с каштановыми кудрями и ореховыми очами. Орландо был всеяден и не отдавал предпочтения клану блондинок или клану брюнеток. Тем более, он мечтательно прикрыл глаза, на свете существовало еще множество красоток, не относящихся ни к тем, ни к другим: шатенки, каштанки, рыжие...

Леди Гликерия, уверенно вошедшая в зал вместе с молоденьким маркизом, была именно рыжей. Яркого цвета ее волос не скрывала даже плотная вуаль, наброшенная на лицо.

«Кокетка! – повеселел Орландо.– Ну мы еще посмотрим, кто кого». Вообще-то он настороженно относился к женщинам в вуали – обычно к ее помощи прибегали покинутые им возлюбленные, желавшие во что бы то ни стало попасть к нему в дом. А так как дворецкому на их счет были выданы вполне конкретные инструкции, иного способа проникнуть в дом своего кумира, кроме как обманом, у бедняжек не было. Но рост леди Гликерии исключал любые возможности подлога. Она была девушкой статной и видной (в любой толпе) настолько, что ее менее удачливые соперницы наверняка за глаза называли ее колокольней или куда более обидными прозвищами. Уж на что Орландо считал себя мужчиной достаточно высоким и привык смотреть на всех сверху вниз, но гостья оказалась вполне ему под стать и не уступила бы ни сантиметра роста.

– Леди Гликерия,– своим чарующим медовым голосом промурлыкал магнетик, делая шаг навстречу.– Я счастлив познакомиться с вами.

Орландо протянул гостье ладонь, собираясь запечатлеть поцелуй на ее прелестной ручке.

– Взаимно,– проворковала незнакомка и, проигнорировав его грациозный жест, сделала шаг назад и присела в почтительном книксене. Маркиз, едва доходивший своей спутнице до подбородка, учтиво склонил голову.

– Ах, оставьте эти церемонии,– благодушно махнул рукой Орландо,– присаживайтесь, будьте моими гостями. Я распоряжусь, чтобы подали щербет и десерт.

Увы, к принесенным лакомствам таинственная гостья проявила необъяснимое равнодушие и, вопреки ожиданиям хозяина, чтобы полакомиться сластями, вуали с лица не откинула. Зато прожорливый маркиз опустошил полведерка пунша и смел со стола половину угощения, при этом умудряясь болтать с Орландо о моде, о погоде, о спектакле, о непревзойденной игре Орнеллы и изысканном интерьере жилища самого Орландо. Его спутница тем временем молча отсиживалась в сторонке, скромно сложив руки на коленях и наверняка прожигая его пламенным взором сквозь густую вуаль.

А сама Глаша тем временем и в самом деле сверлила верховного магнетика взором, вот только не пламенным, а недоуменным. Орландо был красив – спору нет! Тонкие, но мужественные черты лица, искрящиеся сапфировые глаза, загнутые девичьи ресницы, чувственные вишневые губы, красиво подстриженные густые каштановые кудри – звание главного секс-символа Кукуя он оправдывал на все сто процентов. К тому же магнетик был высоким, что в королевстве считалось редкостью. И все же Глаша пребывала в недоумении – где знаменитая харизма, о которой ей все уши прожужжал Оливье, где те самые чары магнетиков, о коварстве которых ее предупреждала Лаурита и которые она сама испытала на себе на пороге кондитерской? Пока Глаша видела перед собой лишь вальяжного красивого нарцисса и ловеласа, распустившего перед ней хвост в надежде завоевать очередную легкую победу над женским сердцем. Верховный магнетик был обыкновенным бабником, каких в ее в мире пруд пруди, и девушка совершенно не понимала, о каких таких чарах ей твердил маркиз всю дорогу до дома Орландо. Вдобавок она чувствовала себя полной дурой. Понадеялась на авось! «Будем действовать экспромтом,– убеждал ее Оливье.– Только ты сиди и помалкивай». И что теперь? Она сидит как каменная статуя, а маркиз без умолку мелет языком, при этом ни на йоту не приблизившись к интересующей их теме. Глаша как раз подыскивала благоразумный предлог, чтобы вклиниться в монолог своего спутника и попытаться расколоть Орландо, как тот обратился к ней сам:

– А что это у нас леди Гликерия ничего не ест? – обворожительно улыбнулся он.

– Ах, милорд,– Глаша взволнованно сжала в руках платочек,– боюсь, после того, что со мной случилось, я навеки потеряла аппетит. Уж лучше умереть с голода, чем жить так.

Ее расчет был верен – на прекрасном лице магнетика мигом нарисовалось любопытство.

– А что случилось? – живо заинтересовался он.– Быть может, я смогу помочь прелестной даме?

– Увы,– трагически всхлипнула Глаша,– прелестной меня теперь может назвать только безнадежно слепой.

– Да не может такого быть! – воскликнул Орландо.

– Может! – упрямо возразила Гликерия.

– Не может! – протестующе вскричал он.

– Еще как может! – настаивала девушка.

– Да вы на себя наговариваете! – не верил магнетик.

– Ах так, судите сами! – И девушка молниеносным движением фокусника, невзирая на все запрещающие знаки Оливье, сбросила вуаль.

А потом случилась катастрофа.

Орландо отшатнулся от нее в ужасе, а Глаша потянулась к нему всем телом, каждой его клеточкой, ощутив страстное желание прикоснуться, потрогать, погладить, стать его… «Мне большего не надо – коснуться только взглядом, до кончиков ресниц твоих на несколько секунд» – пронеслась в голове строчка навязчивой песенки из ее мира. Как она могла быть такой слепой и не видеть его совершенства? Смотреть на эти черты лица и не замечать их пленительности? Смотреть на его зовущие губы и не желать ощутить их вкус? Вглядываться в его глаза и не замечать их влажного блеска и мерцающих золотых искорок, которые сейчас ослепили ее, словно огнем? Перед ней стоял самый прекрасный, самый чудесный, самый нежный мужчина на свете, и от него исходила такая волна обаяния и тепла, что Гликерия вдруг ясно поняла: никогда, ни с одним мужчиной, ни в одном из миров она не будет так счастлива, как с этим высоким брюнетом с глазами цвета вечернего июльского моря. И в то же мгновение она сделалась самой несчастной девушкой на свете, потому что этот совершенный мужчина, эта ожившая мечта из ее грез взирал на нее с таким отвращением, что Глаша вспомнила, как она выглядит в этот момент, и захотела провалиться сквозь землю.