Читать книгу "Великий Линкольн - Борис Тененбаум"

«Достопочтенному Эдвину М. Стэнтону, Военному Министру (Hon.E.M.Stanton, Secretary of War).

Генерал Ли сдался сегодня днем вместе с Армией Северной Виргинии на условиях, предложенных ему мной. Полный текст условий покажет прилагаемая дополнительная корреспонденция.

Улисс С. Грант, генерал-лейтенант».

Условия были довольно щедрыми – Грант позволил офицерам сохранить их личное оружие и багаж, а после просьбы Роберта Ли согласился и на то, что солдаты Конфедерации при сдаче могли сохранить своих лошадей, если они принадлежали не армии, а им лично. На практике это означало, что вообще все кони останутся у побежденных – ни у кого не было времени разбираться с документацией. Грант даже снабдил генерала Ли продовольствием. Число рационов было достаточным для его людей на три дня, но фураж не предоставлялся.

Его нехватка, собственно, и была одной из причин «великодушия генерала Гранта…» – он не хотел забирать у южан лошадей, потому что их было нечем кормить.

Тем не менее, Грант и в самом деле хотел закончить войну как можно скорее и с как можно меньшими затруднениями и неприятностями. Роберту Ли было обещано, что его людям придется только принести клятву верности Союзу, и после этого они без всяких формальностей могут разойтись по домам – трогать их больше не будут.

Победный салют Грант своим артиллеристам сразу же велел прекратить – но на моряков власть его не распространялась. Так что эскадра адмирала Паркера залп за залпом славила великую победу, и с этим генерал Грант поделать ничего не мог. Поэтому он просто занялся неотложной корреспонденцией, написал письмо к уехавшему уже из ставки Шерману и несколько донесений в военное министерство. Потом, по воспоминаниям адъютанта, Грант повернулся к нему и сказал: «Теперь – на Мексику».

Шуточка была очень в его духе.

Генерал Грант просто ненавидел все официальные церемонии, салюты, парады и даже собственную парадную форму. Обычно он ходил в мундире рядового, к которому только велел пришить генеральские знаки отличия, и даже на переговоры с Робертом Ли пришел одетым точно так же. Сам генерал Ли прибыл в ставку своего врага в генеральском мундире, с эполетами и с шарфом через плечо, со шпагой, украшенной золотом, – а его встретил неприметный рыжеватый человек, с трехдневной щетиной и в стоптанных солдатских сапогах.

Вот и теперь, в разгар торжества, он не стал провозглашать никаких здравиц и не стал говорить никаких речей, а как бы напомнил своему штабу, что «надо делать дело…». А поскольку никаких немедленных действий от штаба в данный момент не требовалось, Грант и припомнил фантастическое в своей нелепости предложение Френсиса Блэйра о «совместном походе на Мехико…». Сам Грант, однако, своему собственному совету идти на Мексику не последовал. Вместо этого он довольно быстро собрался и уехал в Вашингтон.

Грантa там ждали.

II

Нелюбовь Улисса Гранта к парадным церемониям разделяли далеко не все – вечером 11 апреля 1865 года Вашингтон был весь иллюминован. Особенно красиво украшен и освещен был купол все еще строившегося Капитолия – его было видно за несколько миль от столицы.

К огромной толпе, собравшейся у Белого дома, обратился сам президент.

Речь была важной, Линкольн хотел избежать любых недоразумений и ошибок, так что он говорил по бумажке. Поскольку держать и свечу, и рукопись ему было трудно, один из его помощников встал за занавесью с лампой в руках.

Президент начал с того, что выразил надежду на скорый и справедливый мир и воздал хвалу генералу Гранту и его доблестным и умелым в своем деле офицерам. Ну, это, собственно, ожидалось.

Однако дальше начались вещи более интересные.

Президент сказал, что установление должного конституционного порядка на Юге встретит несомненные трудности, хотя бы потому, что и среди людей, верных Союзу, нет на этот счет единого мнения.

Линкольн сослался на новое, реконструированное правительство Луизианы: его поддержали только 12 тыс. избирателей, потому что власть федерального правительства и по сей день все еще не распространялась на весь штат. Конечно, этого было недостаточно. И возникал вопрос – следует ли подождать, пока правительство реорганизует уже весь штат, или расформировать его и создать новое?

Линкольн, как у него было в обычае, прибег к якобы народной мудрости: «…если мы хотим получить цыпленка, а у нас пока есть только яйцо, следует ли нам разбить яйцо или подождать, пока вылупится цыпленок?..»

Выбор был очевиден – ну конечно, надо подождать, пока вылупится цыпленок – и толпа наградила оратора аплодисментами.

Толпа, как всегда, ничего не понимала.

Высказавшись в пользу «сохранения яйца», Линкольн отказывался от обещания, которое он раньше дал Кэмпбеллу – отказаться от фарса так называемого «лояльного Союзу правительства Виргинии» и позволить штату сохранить свое собственное законодательное собрание, не упакованное новыми людьми.

Лояльное Союзу правительство Луизианы создавалось военными властями, которые отводили все кандидатуры, которые их не устраивали – теперь такая участь ждала и Виргинию, и другие штаты Юга, которые вскоре будут завоеваны мечом. После сдачи в плен всей армии Роберта Ли можно было действовать куда свободнее, уступки больше были не нужны.

Линкольн пришел к этому решению далеко не сразу.

Его намерения в отношении полной амнистии конфедератам оставались неизменными – он не хотел «…ни тюрьмы, ни виселицы…». Когда Шерман во время встречи в Сити-Пойнт спросил президента, как следует поступить с Джефферсоном Дэвисом и членами его кабинета, Линкольн сказал фразу, которую с некоторой долей приближения можно перевести как «…откройте ворота, уберите загороди, шуганите их из страны…» – и сделал такой жест, как если бы отгонял овец из загона[1].

Хотя, конечно, признаваться в такой политике официально не следовало.

И, pазумеется, Линкольн рассказал «народную притчу» о человеке, который отрекся от алкоголя, но не возражал против того, чтобы в лимонад ему добавляли виски, – он только настаивал, что «…он не должен знать об этом…».

В отношении того, как следует править Югом, Линкольну следовало найти какой-то компромисс между точкой зрения республиканцев-консерваторов, стоявших за восстановление довоенного порядка, и республиканцев-радикалов, которые настаивали на предоставлении гражданских прав всем освобожденным рабам на том основании, что уж они-то будут подлинными сторонниками Союза и не позволят восстановить старую власть.

Сам президент склонялся к компромиссу.

Он был готов предоставить право голоса так называемым «свободным цветным», то есть людям с той или иной долей африканской крови, которые не были рабами еще до Гражданской войны, и добавить к ним тех бывших рабов, которые сражались под флагом федеральной армии. В этом духе он и высказался. Конечно, такого рода вещи уже давно обсуждались в газетах и вызывали бурные споры.