Читать книгу "Заложники - Энн Пэтчетт"

Сесар пару раз нервно поклонился и убежал, а толпа начала скандировать: «Роксана! Роксана!» Они требовали от нее пения. Она мотала головой, но ее не оставляли в покое. Только еще громче кричали. Подходя к роялю, она смеялась. Да и кого же не развеселит такая музыка? Она подняла руки, стараясь всех успокоить.

– Только что-нибудь одно! – сказала она. – Я не могу соревноваться с тем, что вы только что слышали. – Она наклонилась к Като и что-то прошептала ему в ухо. Он кивнул. Что она могла ему шепнуть? Ведь он не понимал ее языка.

Като заиграл музыку из «Севильского цирюльника» для фортепиано, его пальцы весело и так стремительно бегали по клавишам, как будто те обжигали его. На протяжении этих долгих месяцев она порой тосковала по оркестру, по этой плотной и упругой массе скрипок между ней и зрительным залом, но сейчас она о нем не вспомнила. Она кинулась в музыку, как в холодный источник во время жаркого дня. Казалось, музыка была написана специально для нее. Казалось, Россини и нужно было исполнять под аккомпанемент рояля. Что бы там ни шептали, она вступила в это соревнование и сумела победить. Ее голос выводил сладчайшие нюансы, трелью разливался на самых высоких нотах, и когда она брала эти ноты, то кокетливо упирала руки в бока и чуть покачивала бедрами, победно и плутовато улыбаясь аудитории. Безусловно, она была прекрасной актрисой. Сесару придется еще долго учиться этому мастерству. «Я так капризна и своенравна, и столько хитростей к услугам есть моим…» Слушатели выли от восторга. О, эти высокие ноты, эта невероятная голосовая акробатика, которая словно и не стоила ей никаких усилий. Приведя их в состояние полного исступления, она выбросила вверх руки и скомандовала: «Все в сад, быстро!» И даже те, кто не понял, что она сказала, покорно подчинились ее команде и вместе с остальными вышли из дома навстречу солнечным лучам.

Господин Осокава смеялся и целовал ее в щеку. Кто бы мог поверить, что на свете существует такая женщина? Он отправился на кухню, чтобы приготовить ей чашку чая, а Сесар сел рядом с ней у рояля, надеясь, что его урок возобновится теперь, когда все удалились.

Все остальные пошли играть в футбол или просто посидеть на травке и понаблюдать за матчем. Рубен уговорил командиров разрешить ему взять лопату и маленькие грабли из садового сарая и теперь с энтузиазмом вскапывал цветочные грядки, которые до этого методично прополол, вернув им прежние очертания. Он попросил Ишмаэля ему помочь. Тот не возражал, ведь он никогда не любил играть в футбол. Рубен вручил ему серебряную сервировочную вилку, с помощью которой он тоже мог копать.

– Мой отец прекрасно обращался с растениями, – рассказывал ему Рубен. – У него был настоящий талант. Он мог просто сказать растениям несколько добрых слов, и они росли как на дрожжах. Он тоже хотел стать фермером, как и мой дед, но засуха все погубила. – Рубен передернул плечами и воткнул лопату в твердую почву.

– Он бы гордился нами теперь, – поддакнул ему Ишмаэль.

Парни, которые сегодня несли вахту, забрались на поросший плющом пригорок в углу двора, а потом, побросав оружие у стены, присоединились к игре. Бегуны тоже решили для разнообразия побегать с мячом по полю. Музыка все еще звучала у них в головах, и хотя они не могли ее напеть, гоняли мяч в ее ритме. Беатрис перехватила мяч у Тибо и удачным ударом отослала его Хесусу. Тот метким ударом пустил его прямо между двух стульев, изображающих ворота. Командиры скандировали: «Гол! Гол!» В последние месяцы листва на деревьях пышно разрослась, но, несмотря на густую тень, света кругом было предостаточно. Время подходило к обеду. Като тоже покинул свое место у рояля и, выйдя на свежий воздух, устроился на траве возле Гэна. Слышались удары мяча и выкрики: «Хильберто! Франсиско! Пако!»

Когда Роксана пронзительно вскрикнула, то это произошло потому, что она внезапно увидела в комнате незнакомого мужчину. Ее напугала не военная форма или оружие в руках – она к этому привыкла, – а его походка, стремительность его движений. Он шел так, словно ни одна стена на свете не могла его остановить. Какие бы ни были у него намерения, ясно было, что он их исполнит: ни ее слова, ни пение не значили для него ничего. Сесар вскочил на ноги, но был застрелен прежде, чем успел спрятаться за какой-нибудь преградой. Он упал ничком, не заслонившись руками, не вскрикнув. Роксана рухнула на колени у рояля и громко заголосила. Она подползла к Сесару, которого считала величайшим талантом своего времени, и закрыла его своим телом, как будто с ним могло случиться что-нибудь еще. Она чувствовала, как его теплая кровь пропитывает ее рубашку, струится по ее коже. Она приподняла руками его голову и начала целовать.

После первого выстрела незнакомый мужчина, казалось, начал делиться, сперва на две, на четыре, восемь, шестнадцать, тридцать две, шестьдесят четыре части. С каждым хлопком мужчин становилось все больше, они заполнили собой весь дом, прыгали в окна, врывались сквозь двери в сад. Никто не понял, откуда они взялись: они вдруг оказались буквально повсюду. Их башмаки, казалось, расколют дом на части, проломят все препятствия. Они заполонили собой футбольное поле, не дав мячу даже докатиться до следующего игрока. Ружья стреляли беспрестанно, и уже невозможно было сказать, пытался ли кто-нибудь из террористов открывать ответную пальбу или они не успели сделать ни одного выстрела. Все произошло в одну секунду, и за эту секунду весь забытый было мир вступил в свои права. Мужчины что-то кричали, но от нарастающего шума в ушах, от оглушительной стрельбы, от болезненного фонтана адреналина в крови Гэн ничего не мог понять. Он видел, как командир Бенхамин обернулся и посмотрел на стену, как бы оценивая ее высоту, а затем упал, сраженный выстрелом. Пуля попала ему как раз в ту часть головы, где был лишай. Этот выстрел оборвал не только его жизнь, но и жизнь его брата Луиса, которого в скором времени вытащили из тюрьмы и тоже расстреляли за участие в заговоре. Командир Альфредо тоже упал. Умберто, Игнасио, Гвадалупе лежали мертвые. Лотар Фалькен поднял руки вверх, отец Аргуэдас тоже. Бернардо, Серхио и Беатрис тоже подняли руки вверх. «Приехали!» – сказал Лотар по-немецки, но переводчика рядом не оказалось. Немецкий язык теперь явно был ни к чему. Командир Гектор тоже начал поднимать вверх руки, но не успел донести их даже до подбородка.

Незнакомцы разбили группу на части, как будто знали каждого лично. Они, не колеблясь ни секунды, одних отталкивали в сторону, других пинками выстраивали в очередь и загоняли за дом, откуда слышалась беспрерывная пальба. Заложников и террористов явно было меньше, чем истраченных патронов. Даже если незнакомцы намеревались вогнать в каждого человека по сто пуль, все равно им вряд ли требовалось производить такое количество выстрелов. Ренато катался по земле и верещал, как раненое животное. Двое мужчин подхватили его под руки и поволокли за дом. Отец Аргуэдас бросился на помощь парнишке, но тут же получил свою пулю. Он подумал, что убит, пуля задела его шею, и воззвал к господу. Оказавшись на траве, он понял, что ошибся. Он был жив. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой Ишмаэля, своего друга, умершего не более двух минут тому назад. Над пареньком в голос плакал вице-президент, держа его голову в руках. А в руках Ишмаэля все еще оставалась вилка, с помощью которой он вскапывал грядки.