Читать книгу "Досье генерала Готтберга - Виктория Дьякова"

— Вы мне ничего не сказали о Белозерцевой, — Лиза словно не слышала, что от нее требовалось, — она арестована?

— Нет, пока, — ответил старший лейтенант с плохо скрываемым неудовольствием, — у нее много защитников. Но она уволена со службы и уехала с мужем в гарнизон. Вы будете писать? — он вскочил и грохнул кулаком по столу. — Пишите немедленно!

— Не буду, — Лиза скомкала чистый лист, который положили перед ней, и бросила его на пол. — Вы не заставите меня. Я знаю, что вы можете сделать со мной, и готова ко всему. Но писать не буду. Ради тех, кто погиб, кого предали дорвавшиеся к власти провокаторы, я писать не буду! — твердо повторила она. — Хоть стреляйте, хоть бейте, хоть режьте. Я знаю, кто организовал покушение на гауляйтера и вы не заставите меня подтверждать ложь.

— Сука! — размахнувшись, Розман ударил Лизу по лицу, она упала на пол, с губы потекла кровь. — Подстилка немецкая! Не будет она писать. Твое счастье, что у тебя нет детей. Хоть бы сестру пожалела. Не думай, ей тоже достанется. Ты о сестре подумай. С ней тоже поговорят в этом здании. Будешь писать? — он пнул ее носком сапога.

— Нет, не буду, — несмотря на боль Лиза, встала самостоятельно и выпрямилась перед офицером. — Я знаю, что ради истины надо принести жертву. И я ее принесу. Не сестрой, никем вы меня не запугаете. Я не буду писать — и все.

Розман побелел, глаза его выкатились, округлившись. Но в это время открылась дверь и кто-то позвал из коридора:

— Карл Моисеевич, поди-ка сюда, там из Москвы звонят.

Одернув китель, Розман вышел.

Лиза стояла посреди кабинета под зорким оком охранников, не в силах пошевелиться. «Для кого-то веет ветер свежий, для кого-то нежится закат, — всплыли в памяти стихи Ахматовой, — мы не знаем, мы повсюду те же, слышим лишь ключей постылый скрежет, да шаги тяжелые солдат».

Шаги действительно вскоре послышались. Дверь скрипнула. Розман вернулся. Не говоря ни слова, сел за стол и, выписав пропуск, протянул его Лизе.

— Вы свободны, — сказал, не глядя на нее, и приказал охранникам: — Отвезите ее домой.

Избавление казалось чудом. И кто сотворил его, Лиза догадывалась, даже знала наверняка. Но даже если находясь от нее в сотнях километров, Катерина Алексеевна в память об ее отце, их давней дружбе снова помогла ей, используя, возможно, последние связи, которые у нее остались, Лиза прекрасно понимала, это ненадолго. Они снова придут за ней, не оставят в покое. Савельев будет добиваться, чтобы все свидетели, которые могут разоблачить его, исчезли. Сила, власть на его стороне, и они, сила и власть, будут длиться бесконечно долго. Ничто не поколеблет их. А Катерина Алексеевна тяжело больна, может умереть в любой момент. Да и Берия, явно покровительствующий ей, тоже может лишиться поста, и тогда — все. Лизу ждет судьба всех остальных соратников, а значит, в лучшем случае, — ссылка, а скорее всего — смерть.

Когда Лизу привезли на Фонтанку, она обнаружила, что накануне ее приезда из Минска у них провели обыск. Лиза сразу подумала о стихах Ахматовой. Но их не нашли. Наташа успела спрятать тетрадку на чердаке, а туда чекисты не полезли, очень торопились. Это облегчило положение. Не вдаваясь в долгие пояснения, Лиза сразу предупредила своих домашних, что отныне самое важное они должны сообщать друг другу письменно, а записки сразу сжигать. В квартире почти наверняка установили «прослушку». Чекисты постарались, через своих агентов распространив информацию, что Лизу допрашивали на Литейном. Вокруг сестер Голицыных и Фру довольно быстро образовался вакуум. Все знакомые, хотя и немногочисленные, как-то сами собой исчезли, перестали навещать, даже здороваться. На всякий случай. Только Шостакович делал вид, что ему ничего не известно о происшествии. Они продолжали заниматься.

В консерватории собрали собрание, где поставили вопрос о том, что присутствие неблагонадежной гражданки Голицыной в коллективе весьма нежелательно. И только опять-таки авторитет Дмитрия Дмитриевича, который рисковал собственным положением, заставил недругов Лизы умолкнуть. Но они принялись писать анонимки, отслеживая каждый ее шаг.

Лиза понимала, МГБ давит на психику, стараясь напугать ее, обрекая на одиночество и осуждение. Но она терпела, ей было не впервой. Все это уже однажды случалось в ее жизни, десять лет назад, когда арестовали отца. Даже вахтерша Марья Сергеевна, закадычная блокадная подруга Фру, поначалу еще здоровалась, потом отводила глаза, а в конце концов стала просто отворачиваться.

Так, в полной изоляции, для маленькой семьи Лизы наступил сорок девятый год. Однажды, возвращаясь из консерватории, Лиза заметила — минская привычка контролировать ситуацию пока не оставляла ее — что за ней идет какой-то человек. В сером пальто с меховым воротником, в шапке с опущенными «ушами». Сначала она подумала, что это агент МГБ, и ускорила шаг. Человек сделал то же. Лиза направилась к остановке трамвая, он последовал за ней. Был конец рабочего дня, и народу здесь, как всегда, скопилось много. Лиза очень надеялась, что в толкотне преследователь потеряет ее из вида. Однако когда трамвай подошел, и Лиза втиснулась внутрь, она вскоре увидела, что и незнакомец находится в этом вагоне.

Трамвай тронулся. Отчаянно работая локтями, мужчина пробирался к ней. Лиза хотела пройти вперед, но ее так плотно зажали с двух сторон, что она даже не могла пошевелиться. Мужчина все-таки добрался до нее. В волнении она повернулась к нему спиной. И вдруг услышала, шепот:

— Моя фамилия Антонов, — Лиза вздрогнула. — Михаил Антонов, — уточнил он. — Саша Антонов мой старший брат. Вы помните его? — Лиза едва заметно кивнула, сердце ее бешено колотилось. — Выходите на следующей остановке, надо поговорить.

Выходите — сказать легко. Но как? Лизе едва не разорвали пальто, когда, выслушав немало брани, она прошла по чьим-то ногам и все-таки вывалилась из трамвая недалеко от Исаакиевского собора. Поправила сбившуюся шапочку. «Идите вперед и не оборачивайтесь», — услышала она сзади шепот Антонова, потом он стал громко отряхивать снег с калош. Наконец догнал Лизу.

— Меня прислала «аспирантка», — сообщил он. — Вы понимаете? — она кивнула не оборачиваясь: «аспирантка» — это был позывной Белозерцевой в Минске. — Она просила меня помочь вам. На днях вас арестуют. И вас, и сестру, и вашу гувернантку Они добились показаний от вашей вахтерши, которая обвинила вас в связях с германской разведкой, якобы, она сама видела, как к вам приезжал их резидент. Вас обвинят в измене Родине. А это, сами знаете, расстрел. Ну, а сестре и гувернантке за пособничество — лет двадцать пять лагерей. В общем, не мне вам рассказывать, как там все делается, — Лиза поскользнулась и чуть не упала. Антонов поддержал ее. — Не показывайте, что вы взволнованы, — предупредил он, — за вами наверняка следят. У них все готово, они только ждут отмашки из Москвы. И получат ее, это неизбежно. «Аспирантка» может только затормозить дело, «профессор» на это согласился, он позволит «аспирантке» вывести вас из игры. Чекисты придут после того, как вы исчезнете.

— Но куда? — Лиза едва удержалась от того, чтобы не повернуться.