Читать книгу "Кайкен - Жан-Кристоф Гранже"

— Подожди меня здесь, — крикнул Сигэру.

Пассан встал под козырьком магазина, торгующего сотовыми телефонами. И снова ему в глаза бросились приметы экономии: витрины, обычно ярко освещенные, тонули в тревожном полумраке, автоматы для продажи прохладительных напитков стояли с потушенными огнями. Многие лавки были и вовсе закрыты. Токио словно медленно приходил в себя после тяжелой болезни.

Полицейский расправил плечи и полной грудью вдохнул воздух Японии. Со всех сторон его окружали зонты. Огромные, как купола, разноцветные, как пляжные зонтики, или прозрачные, как кислородные палатки. Под ними угадывались жители Токио — торопливо шагающие служащие, девчонки в мини-юбках и ажурных чулках, озабоченные матери семейств, похожие на огромных черепах, несущих на плечах весь свой дом с чадами и домочадцами, «содза» — молодые тощие парни с вытравленными желтыми волосами, в сапогах крокодиловой кожи, казалось накачанные «колесами» и окончательно потерявшие душу в лабиринтах информационных сетей.

— Оливье-сан!

Сигэру нашел машину. Пассан пробрался через толпу и скользнул внутрь салона. Белые перчатки, запах прачечной, автоматически открывающиеся дверцы — японские таксисты, в отличие от парижских, демонстрировали вершину профессионализма.

Пассан отдышался и уселся удобнее, прижимая к груди сумку. Как всегда, ему пришлось смириться с ролью ведомого. Но у него не было иного выхода — он ничегошеньки не понимал в японских надписях, да и с чувством направления у него дела обстояли не блестяще. Кроме того, он знал, что большинство токийских улиц не имеют названий, а дома на них не пронумерованы.

Они ехали примерно двадцать минут. Родители Наоко жили в квартале Хироо — неподалеку от того места, где располагалось посольство Франции. У Пассана сосало под ложечкой от голода, кружилась голова, но, как ни странно, он чувствовал себя счастливым. Его самого поражало, почему Токио — гигантский мегаполис с населением более чем тридцать миллионов — всегда производил на него впечатление гостеприимного города. Куда бы он ни пошел, какая бы толпа его ни окружала, каким бы безумным ни было движение на дорогах, здесь, среди подвесных мостов и непонятных иероглифических надписей, на него нисходило ощущение порядка и безмятежности.

Такси остановилось. Пассан позволил Сигэру расплатиться — он не успел обменять валюту. Еще один минус ему.

Дождь утих, но жара не спадала. Смена декораций. Узкие, пустынные и тихие в этот час, улицы блестели мокрым асфальтом. Вдалеке виднелись клубы пара, поднимавшиеся над общественными банями, зеленело пятно бейсбольного поля, а над головой тянулись переплетения кабелей и проводов, накрывавших Токио рыбацкой сетью. Пассан нередко задумывался, почему страна, превращенная в рай высоких технологий, в области энергетики осталась на стадии развития Дикого Запада с его электрическими столбами. Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой: в стране, подверженной постоянному риску землетрясений, не могло быть и речи о том, чтобы зарывать провода в почву, потому что самый слабый толчок привел бы к короткому замыканию в целой сети.

Такси затормозило перед выкрашенными в зеленый цвет чугунными воротами.

Родовое гнездо.

82

Родители Наоко жили в современном доме без особых отличительных знаков. Строгие линии, серая штукатурка, коричневая черепица. Единственная оригинальная деталь таилась за домом и представляла собой огород площадью примерно пять соток — поразительная роскошь для Японии, где действуют правила жесткой экономии пространства.

Звонить в дверь они не стали и вошли, оставив у порога обувь. Сигэру даже не дал себе труда выкрикнуть традиционное приветствие: «Тадайма!» — означающее: «А вот и я». Дом казался пустым и раскаленным, а ведь обычно в нем было холодно, как в морозильнике. Но сегодня под потолком гостиной вращался всего один вентилятор. Пассан вдруг осознал, что явился в насквозь промокшей одежде, грязный и потный, и понял, что привести себя в порядок будет нелегко.

Он поставил на пол сумку и огляделся. У него было впечатление, что он покинул это место всего пару дней назад. Лишь на стенах появились трещины — следы последнего землетрясения. Начиная с марта, объяснил Сигэру, токийцы переживают по два-три толчка в неделю. Так к чему затевать ремонт, если скоро, возможно, придется заново отстраивать дом? Пассан не удивился. Он привык к стоицизму японцев: если не можешь решить проблему, сделай вид, что ее не существует.

Убранство дома являло собой классический гибрид двух стилей — восточного и западного. С одной стороны, европейская мебель, с другой — традиционное пустое пространство, застланное циновками. Но даже в комнатах, отделанных на современный лад, царствовали японские пропорции. Кипарисовый паркет блестел, словно черный шелк; кремово-шоколадные тона обивки сообщали помещению чисто японскую строгость. На стенах висели в рамках выписанные каллиграфическими иероглифами японские изречения, напоминая каждому, к какой культуре принадлежат хозяева.

Через столовую они перешли в гостиную. Здесь тоже никого не было.

— Они в саду, — улыбнулся Сигэру в ответ на недоуменный взгляд Пассана.

Он открыл застекленную дверь веранды. В комнате пахнуло сыростью. Синдзи и Хироки, оба в шляпах с накомарниками, перебегали с места на место, разглядывая перцы, тыквы и огурцы.

Заметив отца, мальчики перемахнули через грядки и бросились ему в объятия. Всего за пару дней им пришлось сменить несколько домов, бросить школу и совершить перелет через половину земного шара, и вот теперь они почему-то оказались у бабушки с дедушкой вместо того, чтобы ходить в школу. Несмотря ни на что, дети не выглядели обеспокоенными, даже разница во времени не оказала на них угнетающего воздействия.

— Мы собираем помидоры с бабой и дедой! — гордо заявил Синдзи, сдергивая огромные садовые перчатки.

— И еще у нас новая собака! — добавил Хироки. — Его зовут Кристалл!

Мальчики успели перемазаться, но их лица светились счастьем. Пассан приподнял голову и посмотрел на тестя с тещей — они прятались за помидорными кустами, словно сидели в засаде. Он, смуглый, с гладкой, как скорлупа каштана, кожей, широко улыбался, старательно изображая доброго дедушку. Она, маленькая и, в отличие от него, бледная, одетая, как всегда, во что-то серовато-коричневое, махала рукой, как на вокзальной платформе. Ее лицо светилось, словно бумажный фонарик, отбрасывая на окружающих приглушенные косые лучики.

— Окаэри насай! — хором крикнули они, что означало: «Добро пожаловать!»

Видимо, Сигэру предупредил о приезде зятя, потому что хозяева не выказали ни малейшего удивления. Сам Оливье был, несмотря ни на что, искренне рад их видеть. Его мгновенно захлестнули воспоминания. В первый раз он увидел этот огород в разгар лета, когда в воздухе стоял треск от стрекота сверчков. Потом наблюдал его зимой, засыпанным снегом. Восхищался им осенью под шепот колеблемых ветром сосен, когда под ногами пламенели облетевшие кленовые листья.