Читать книгу "Несносный ребенок. Автобиография - Люк Бессон"

Роль барабанщика я предложил Жану Рено. Безработный барабанщик, который слоняется по метро в поисках заработка. И Жан месяцами тренировался на батарее.

Еще у меня была роль басиста. Конечно, я предложил ее Эрику Серра. Он не был актером, но по крайней мере ему не пришлось бы притворяться, что он играет на бас-гитаре. Братья Симмсы, с которыми я познакомился на съемках «Большого карнавала», присоединились к группе музыкантов, которая была теперь в полном составе.

Мне предстояло еще найти актера на небольшую роль мужа героини Аджани. Мне нужен был циник, холодный и мужественный. На эту роль у меня была идеальная кандидатура: Константин Александров, русский продюсер фильма «Последняя битва». Парень был симпатичный, но, когда не улыбался, его боялась даже Аджани.

Я регулярно бывал у Изабель в ее прекрасной квартире на первом этаже. Она хотела говорить о своей героине и разучивать со мной текст своей роли. Мне очень нравились эти моменты. Изабель нежна и грациозна, а наши чтения всегда сопровождались чаем и пирожными. Мы оба гурманы, она и я.

Однажды я пришел к ней ради наших обычных занятий, но ставни оказались закрыты. Я позвонил, и никто мне не ответил. Через какое-то время дверь приоткрылась, и я проскользнул в квартиру. Изабель пряталась.

– Что происходит? – спросил я, немного обеспокоенный.

– Они сказали, что я умерла, – ответила Изабель.

В течение нескольких часов по городу ходили слухи, что она умерла от СПИДа. Новость обсуждали во всех редакциях, и все разыскивали Изабель, чтобы проверить информацию. Поэтому Изабель пряталась, желая посмотреть, хватит ли наглости хотя бы у одного журналиста опубликовать эту информацию, не проверив.

Так что мы репетировали шепотом в темноте, и она попросила меня выйти с черного хода и посмотреть, нет ли на улице толпы папарацци. Один из журналистов все-таки не выдержал, и новость о ее смерти была опубликована, правда как непроверенная.

Изабель Аджани была вынуждена отправиться в вечернюю газету, которую выпускала ТФ1, чтобы доказать, что она жива и здорова. Прискорбно. Но я говорю о времени, когда никакого интернета еще не существовало…

В «Гомон» дела шли неважно. Это сообщество звездной ромашки было в смятении из-за двух дел, одного – в Бразилии, другого – в Италии. Похоже, кто-то из сотрудников компании злоупотребил доверием великого босса Николаса Сейду, чтобы выкачать из него колоссальные суммы. Тоскан дю Плантье не относился к числу этих жуликов, но он был генеральным директором. А значит, нес за все ответственность, и ему грозила отставка. В итоге список из тридцати фильмов, находившихся в производстве, стал таять, как снег на солнце. Каждую неделю производство одного или двух останавливали. Каждую неделю «Подземка» чудом избегала этой участи. Через несколько недель после начала наших съемок в списке оставались лишь три фильма. Один южноамериканский, фильм Пиала и мой. Никто не мог дать мне никаких гарантий, и я снимал фильм с дамокловым мечом, занесенным над моей головой.

Что касается остальной съемочной группы, я взял почти всех, с кем снимал «Последнюю битву». Я был совершенно счастлив тем, что мог наконец предложить им достойную зарплату. И, конечно, по-прежнему сотрудничал с Дидье Диазом из «Транспалюкса» и Бертраном Дормуа из «Эклер».

Эдит Кольнель, которая принимала участие в судьбе моих сюжетов для киножурнала, выпускавшегося «Гомон», была тогда на фрилансе. Я предложил ей должность директора по производству, отвечающего за контроль над бюджетом и за тем, чтобы мы его не превышали. Это была на самом деле сложная задача, так как «Гомон» каждый день сокращал свое финансовое участие в нашем фильме.

Вначале бюджет составлял 22 миллиона франков, теперь это было всего 14. Кроме того, я должен был дать письменные гарантии, что мы уложимся в бюджет. Это означало, что если фильм выйдет за рамки, то уже за мой счет. Я согласился. Для меня это не составляло проблемы, потому что у меня не было никаких счетов.

Я даже воспользовался этим, чтобы поставить свое условие. Если я отвечаю за бюджет и за перерасход бюджета, я также хотел отвечать за остальное и иметь возможность все решать сам. Поэтому я потребовал «final cut», то еcть права самому принимать решение при окончательном монтаже фильма. Сделка состоялась. «Гомон» окончательно подтвердил финансирование за несколько недель до съемок. Собственно, я напрасно переживал.

– Съемки фильма с Аджани нельзя останавливать, – признался Тоскан с лукавой улыбкой.

Спасибо, Изабель. Моя вечная тебе благодарность.

Только с одним видом работ были проблемы: у меня не было художника-декоратора, а съемки начинались послезавтра. Мари-Кристин де Монбриаль предложила мне одного.

– Он немолод, но обаятелен и очень талантлив, – сказала она своим тихим голоском буржуазки, который в конце концов стал мне нравиться.

Мы тут же отправили ему сценарий. У него было только утро, чтобы его прочесть, так как встречу с ним я назначил уже на 14 часов. Я приехал на мотоцикле и припарковался перед его обшарпанным домом в шестом округе. Квартира казалась огромной, человек – совсем маленьким. Он был похож на Йоду. Я так нервничал и торопился, что был буквально на грани и говорил почти грубо.

– Итак, сценарий. Он вам понравился? – бросил я ему без предисловий.

Хозяин квартиры улыбнулся и подал мне чашку чая на такой низкий столик, что мои колени под ним не поместились.

– Да, это занятно. Он мне напомнил «Зази в метро»[60], – сказал он с акцентом, характерным для выходцев с Востока[61].

Я не знал фильма, на который он сослался.

– Хорошо, вот каковы наш бюджет и ваша зарплата. Мне жаль, но обсуждать тут нечего, так как я отвечаю за бюджет, и у меня нет возможности для маневра.

Мой собеседник снова улыбнулся.

– Деньги – это не так важно. Мы договоримся. Давайте лучше поговорим об этом великолепном сценарии, – сказал он все так же безмятежно.

Я слегка расслабился, и разговор перешел на художественные темы. Мари-Кристин была права, мой собеседник оказался восхитительным человеком. В его гостиной на всех стенах висели полотна мастеров. Это были подлинники Кокто и Шагала. Я подумал, что прежде мне следовало хотя бы одним глазком взглянуть на его резюме. Мы сделали паузу, и он указал мне, где туалет. В коридоре стояли стеллажи, один из которых был сломан. Там валялись покрытые пылью «Сезары» и «Оскары».

Мне действительно следовало осведомиться об этом человеке, прежде чем терроризировать его своим бюджетом. Вернувшись в гостиную, я сменил тон и перестал изображать из себя бешеного пса.