Читать книгу "Освод. Челюсти судьбы - Виктор Точинов"

«Хочешь верь, хочешь нет, но я женат законным браком на твоей двоюродной сестре!»

Имелась слабая надежда, что после такого известия хватка Тангароа слегка ослабнет… Присоски головоногих устроены так, что их удерживает на теле жертвы не давление внешней среды, а мускульная сила осьминога или кальмара. Мне много и не надо, я чувствовал, что оправился от столкновения с кристаллом, что мышцы вновь нормально реагируют на команды мозга…

Как многое в нашей жизни, исцеление пришло слишком поздно. Мой двоюродный шурин (бывают такие? не важно…) не изумился. И родственными чувствами не проникся, не пожелал обнять вернувшегося из странствий блудного зятя… Вернее, с учетом нашей диспозиции, – не стал ослаблять объятия. Присоски как держали, так и продолжали держать.

«У тебя много кузин, – продолжал я, – ты, наверное, сбился со счета и даже не помнишь всех по именам. Но факт есть факт: я твой родственник по жене, и если…»

«Дарк, держись! Помощь на подходе!» – вклинился Хуммель в мой монолог.

Если сейчас сюда ворвется ремора – это станет самым героическим, самым глупым и самым последним поступком Хуммеля. Там, где не справился кархародон, не поможет рыба-прилипала, и русалочки Ихти с Импи ничего не смогут сделать, не говоря уж о Властимире-черепахе, медлительном и неуклюжем.

В этот момент я получил ответ Тангароа, чуть не взорвавший мне мозг. Голове дважды сегодня досталось не слабо, когда я ударялся о камни цитадели и о кристалл, но это покушение на целостность черепа оказалось самым опасным.

В короткий ментальный импульс было втиснуто столько всего, что разбираться, раскладывать информацию по полочкам пришлось бы многие недели. Сейчас, стиснутый шупальцем и играющий в гляделки с громадным глазом, я осознал лишь самые верха, самые сильные эмоции автора послания. Гнев на то, что какая-то ничтожная букашка посмела нарушить тщательно разработанный план. Удивление, что это ей удалось. Безмерное равнодушие к судьбе рекомой букашки…

Вот так, наверное, Древние и общаются между собой. До сих пор я все-таки не до конца осознавал, с кем имею дело. Ну да, осьминог, громаднейший, разумный, даже сверхразумный, ктулху знает, что знающий и умеющий… Но все же сравнимый с нами, с людьми. Условно говоря, тот же человек, но прокачанный до неимоверности.

Не думаю, что и теперь до конца осознал его сущность. Но все же уразумел, насколько мозг, укрытый в глубине уродливого тела, превосходит по возможностям человеческий. И это в телесной оболочке… Как мыслит его бестелесная ипостась, не скованная скоростью действия нейронных цепочек и прочими физическими ограничениями, – вообще не представить. Космос… Космос, куда люди никогда не полетят.

Тангароа понял, что его способ общения для собеседника сложноват… И перешел на более привычный мне семантический. Но с языком не угадал – ни единого слова из прозвучавшей в мозгу тирады я не понял. Язык, мне показалось, был тот же, что и на недавнем научном совете, – однако диалект другой, более благозвучный, богатый гласными, зачастую сдвоенными… На этом языке можно было не только рычать и лаять. На нем, пожалуй, могли и петь выходящие из волн прекрасные девушки.

Порылся в моем мозгу и оценил лингвистические таланты Тангароа за долю секунды. Потому что продолжил уже на русском:

«Мы не родственники. Не надо верить бредням глупого слепого грека. Я примерно на двенадцать миллионов ваших лет старше выскочки Посейдона, которого зачем-то произвели в мои отцы».

Не прокатило… Но я должен был попытаться.

А вот зачем он со мной общался – загадка. Может, отчаянно скучал, долгие годы, даже тысячелетия играя в одиночестве в свои игры в окружении безмозглых слуг. Наверное, одинокий исследователь, осатанев от общения с микроскопом и прочими приборами, мог вот так же заговорить с амебами, обладай они примитивным языком…

Но беседа явно шла к концу. Сейчас щупальце двинется обратно, в сторону клюва.

Однако пока не двинулось… А в глубине громадного глаза я заметил какие-то изменения, даже какое-то движение. Сообразил, что это движется хрусталик в глазной жидкости. Глаз у осьминога устроен сложно, он сложнее и совершеннее человеческого – именно так, передвигая вперед и назад хрусталик, осьминог фокусирует взгляд на предметах, очки от близорукости или дальнозоркости ему по определению не нужны. А этой физической оболочке Ро, учитывая ее размеры, без надобности и микроскопы с телескопами, его глаз и без них вооружен дальше некуда…

«Что-то он увидел в отдалении», – сообразил я. В следующий миг рекомое «что-то» стремительно промелькнуло мимо и ударило прямиком в чудовищный глаз! И это был не Хуммель-ремора! Акула!

Зрение у кархародона не бинокулярное, окружающий мир я вижу, как две не пересекающиеся полусферы. Правая была обращена в сторону Тангароа, а в левой появилась еще одна акула, значительно крупнее первой. Кархародон! С нетипичной, темной окраской брюха!

Вторая акула атаковала щупальце, удерживавшее меня. Укус, стремительное движение – громадный кусок мяса выхвачен, в воду хлынула кровь. Вернее, гемолимфа осьминога. Изначально бесцветная, она быстро окрашивалась синим под воздействием воздуха, растворенного в воде.

Это было последним, что я увидел. В дальнейшем зрение стало бесполезным – и совершенные глаза осьминога, и куда более примитивные гляделки акул – тоже. Струя «чернил», выпущенная громадным головоногим, погрузила в непроглядную ночь пещеру, до этого неплохо освещенную сквозь прорехи в своде.

Вот она и проявилась, уязвимость телесной оболочки. Можно увеличить осьминога до любых размеров, нарастить ему дополнительные щупальца, но базовые рефлексы, прошитые в генах, никуда не исчезнут. И головоног, при любой жизненной неожиданности, так и будет окрашивать «чернилами» воду.

Дальнейшее я воспринимал исключительно боковой линией. Почувствовал вторую атаку кархародона – на то же щупальце, но с другой стороны от меня. Хватка присосок начала слабеть. Почуяв свой шанс, я рванулся, вложив в рывок все силы, накопленные за время вынужденного бездействия.

И очутился на свободе!

«Соскочил, чувак? – прозвучал в мозгу голос, который до тех пор я слышал лишь в акустическом варианте. – Рвем когти! В главный ход, там чисто, не зашухеримся!»

* * *

В самом большом туннеле действительно никто нас не поджидал. Наша троица без помех мчалась по нему на предельной скорости: два кархародона-оборотня (я и Катя Заречная) плюс фэнтезийная акула-полиморф, в миру известная как Радослава Хомякова.

Хозяин цитадели нас не преследовал.

Его не могли остановить и даже замедлить раны на вспомогательном небольшом щупальце. И атака Рады едва ли доставила неприятностей больше, чем соринка, ненадолго попавшая в глаз человеку. Но не по чину самому Ро гоняться за какой-то мелкотой, когда вокруг столько слуг, специально обученных и натасканных для этого дела.

Фраза на том же непонятном языке, посланная нам вдогонку, едва ли означала «До свидания, заглядывайте, если что…»