Читать книгу "От нашествия варваров до эпохи Возрождения. Жизнь и труд в средневековой Европе - Проспер Бауссонад"

Изготовление тонких льняных тканей тоже было специальностью итальянцев; этим занимались главным образом в Милане и Венеции. Белье среднего качества и скатерти производили в Каталонии, Шампани, Лангедоке и Нормандии; парусину в Бретани и испанской Галисии. На севере Франции и в Нидерландах изготавливали те знаменитые ткани из льняных нитей, которые прославили Камбре, Мехелен, Брюссель и Голландию. В сельских округах Германии производили грубые ткани из льна и конопли; в Ульме производили от 20 до 60 тысяч штук такой ткани в год. Началось производство новой разновидности тканей, которые делали из привозного левантийского хлопка. Эта новая ткань получила название бумазея и была в большой моде. Основными центрами ее производства были Милан и Венеция (где этим занимались 16 тысяч ткачей), Каталония, а также два города в Германии – Аугсбург и Ульм, где 6 тысяч ткачей производили 350 тысяч штук этой ткани.

Аррас в Артуа, Ауденарде и Турне во Фландрии, Брюссель и Энгиен (Анген) в Брабанте (Анген сейчас находится в бельгийской провинции Эно. – Ред.) были всемирно известными центрами ковроткачества, которое из этих городов распространилось в Париж, Венецию и Феррару. В этих городах изготавливали также прекрасные кружева.

Венеция ежегодно получала более 100 тысяч дукатов дохода от экспорта своих изделий из позолоченной кожи. Париж соперничал с Венецией в изготовлении изделий из меха. В Италии было начато производство химической и фармацевтической продукции, а также сладостей и сиропов по образцу тех, которые делали на Востоке.

Французские, фламандские и немецкие краснодеревщики, итальянские, каталонские и валенсийские гончары, итальянские инкрустаторы, венецианские и чешские стекольные мастера соперничали один с другим в своем искусстве. Архитектура, живопись, скульптура и ювелирное искусство в эти годы Раннего Возрождения совершали чудеса, предвещавшие Возрождение XVI в. Бумажные фабрики начали выпускать тот новый материал, на котором в начале XV в. картографы реализовали плоды своего таланта, а переписчики рукописей упражнялись в усердии, пока не возникла сначала ксилографическая печать с подвижными деревянными буквами, появившаяся в Лиможе (1381) и Антверпене (1417), а затем книгопечатание современного типа с применением металлических символов, которое изобрел Гутенберг (1436–1450).

В этом средневековом обществе, которое теперь приближалось к своему концу, промышленность развивала лихорадочную деятельность по всем направлениям, умножая количество источников богатства и увеличивая силу трудовых классов.

ГЛАВА 3

Изменения в организационной структуре коммерческих и промышленных сословий. – Городские революции и прогресс городов в конце Средних веков

В те дни, когда коммерция и промышленность совершали этот поворот на новый курс, первоначальное единство коммерческих и промышленных сословий, уже сильно подорванное в предшествующий период, было окончательно разрушено. Наверху образовалось растущее меньшинство буржуа-капиталистов; в середине возникла мелкая и средняя буржуазия, состоявшая из мастеров, объединенных в свободные ремесленные союзы и корпорации, ниже находились рабочие, которые медленно обособлялись от сословия мелких мастеров, а в самом низу наемные рабочие крупной промышленности и присоединившееся к ним подкрепление в виде различных случайных элементов, то есть новый городской пролетариат.

Теперь капиталистическая буржуазия, малочисленная, но всемогущая в силу своего богатства, была организованной и росла. В Базеле из 30 тысяч жителей эти капиталисты составляли всего 4 процента. В Венеции, богатейшем городе Запада, такими капиталистами были всего 2 тысячи патрициев, каждый из которых обладал доходом от 200 до 500 тысяч франков. Но они держали в своих руках основную часть богатства своих городов. Например, во Фрайбурге 37 горожан владели 50 процентами всего движимого и недвижимого имущества, и потому больше трети его жителей не имели никакого имущества. Буржуа-капиталисты были в состоянии стать наравне с земельной аристократией и даже превзойти ее. Флорентийский банкир купеческого происхождения Козимо де Медичи в 1440 г. оставил после себя состояние размером в 225 тысяч золотых флоринов – больше, чем имели французские удельные князья. Банкир из Лукки Дино Рапонди однажды ссудил герцогу Бургундскому 2 миллиона франков, а знаменитый торговец дорогими тканями Жак Кёр, казначей короля Франции Карла VII, скопил капитал размером в 27 миллионов франков – правда, его богатство все же было меньше, чем у суперинтенданта Пьера Реми, который во времена Филиппа VI (р. 1293, король в 1328–1350 гг., первый из династии Валуа) имел, как полагают, состояние в 57 миллионов. Во второй половине XV в. купцы-капиталисты из Нюрнберга и Аугсбурга «стоили» каждый от 3,5 до 5 миллионов франков; часть этих денег была накоплена в первой половине того же века, когда некоторые из них имели доходы от 10 до 15 тысяч флоринов; именно тогда возникла власть буржуазных династий – Фуггеров, Баумгартнеров, Хохштеттеров и Херватов.

Своего успеха они добились благодаря деловым способностям, активности или дерзости, а также предприимчивости, которая побуждала их старательно выискивать любые возможные источники прибыли. Они накапливали деньги, сдавая в аренду свою землю, завладели большинством городских домов, а в Венеции в 1420 г. суммарная стоимость всех жилых зданий составляла капитал примерно в 100 миллионов франков; они покупали земли и феодальные поместья в сельской местности. Но в первую очередь их обогащали банковские, коммерческие и промышленные предприятия. Через посредство своих союзов эти капиталисты были хозяевами кредита и денег и даже начали выманивать сбережения у частных лиц, обещая увеличить полученную сумму. Они монополизировали крупную международную коммерцию, торговлю продовольственными продуктами и предметами роскоши, а также зерном, вином, скотом и пряностями. Они спекулировали необходимым для промышленности сырьем и промышленными товарами, а также салом, поташом, дегтем, деревом, шкурами, мехами, хлопком, шелком, шерстью и, кроме всего этого, шерстяными, шелковыми и бумазейными тканями, покрывалами, дорогими видами тканей и мылом. Они занимались разработкой рудников, создавали металлургические и текстильные мануфактуры, и повсюду вложенный ими в дело капитал приносил плоды.

Эти великие дельцы, мастера управления деньгами чувствовали себя «гражданами мира» и не были привязаны к узким интересам какого-либо одного города. Наоборот, они с радостью становились доверенными лицами королей и иных правителей стран и были самыми лучшими помощниками абсолютной монархии, служа которой они служили собственным интересам. Часто они окружали себя великолепием и роскошью, перенимая образ жизни высшей аристократии. Венецианские патриции, Жак Кёр и семейство Портинари в Брюгге жили во дворцах или усадьбах, которые были достойны князей и даже монархов. Они с гордостью выступали в качестве меценатов и были в числе умных пропагандистов Возрождения. Но они нарушили покой средневековой экономики и внесли в нее пагубные методы: безжалостную спекуляцию, сговоры и монополии, даже картели, полнейшую неразборчивость в средствах и презрение ко всем нравственным нормам. Их упрекали в том, что они (как было сказано на заседании одного из немецких законодательных собраний) «лишают мелкую торговлю и торговлю среднего размера всякой возможности заработать», или в том, что они, как написал о Жаке Кёре один его современник, «делают бедными тысячу достойных купцов, чтобы обогатить одного человека». Своими уловками и неудачами, которые не причиняли никакого ущерба «их богатству», они, как жаловался автор одного тогдашнего памфлета, разрушили весь честный труд и всю честную торговлю. Они разрушили прежний гармоничный общественный уклад городов, поколебав или уничтожив его тем, что сделали одной видимостью защитные меры, выполнения которых он требовал. Они принудили значительную часть населения, занятого в промышленности и торговле, подчиниться их власти. В некоторых видах работ они стали настоящими диктаторами, и они участвовали в создании и развитии тех грозных бедствий, которые неразрывно связаны с наемным трудом и существованием того городского пролетариата, который они оставили в наследство современному миру.