Читать книгу "Коломбина для Рыжего - Янина Логвин"

– Ого! – вытягивается лицо девушки при взгляде на меня, но мне решительно некогда задаваться вопросом: что она там такого увидела, и я привычно хмурю брови.

– Лиль, говори что хотела. Часы тикают, ну!

– Да так, ничего. Убедиться хотела: не показалось ли? – пожимает плечом соседка, отпуская смешок. – Не показалась. Вы, Тань, в следующий раз потише, что ли. Сама знаешь, какие здесь стены тонкие, а кровати старые. Пришлось врать девчонкам на кухне, что это японцы с верхнего этажа шалят, мы же здесь все, типа, приличные. Хорошо хоть Инка Фирсова все проспала, – подмигивает со значением, протискиваясь мимо меня к умывальнику, ловко расправляясь с зубной пастой. – А то бы уже наябедничала коменданту. И тогда прощай, жилплощадь, здравствуй, проблемы! А кому они сейчас нужны?

– Э-э, ну, спасибо, – цежу я, не зная, что сказать. Кажется, мы с Рыжим этой ночью действительно несколько увлеклись друг другом.

Мне почти удается выставить соседку за дверь, когда Лилька замечает платье.

– Фига се… – тянет потрясенно, вытянув шею, а я понимаю, что теперь точно опоздаю. Волосы торчат дыбом, тело пахнет Рыжим, время бежит… Черт! Я во что бы то ни стало должна принять душ и успеть к занятиям! – Как из журнала мод! Блин, Крюкова, ты где успела раздобыть такой трофей? И туфли?! Неужели это Бампер раскошелился?.. Танька, да не толкайся ты! А кто же еще?! Я сразу сказала, что парень запал на тебя! Эй, будь человеком! Дай хоть глазком посмотреть!

Девчонки израсходовали почти всю горячую воду из бака, и мыться приходится в еле теплой. Мой марафет от Гарика – вчера такой красивый, сейчас лежит под глазами темными кругами, и я дважды умываю лицо с мылом, снимая следы косметики. Тру мочалкой грудь, где следы поцелуев Рыжего горят яркими вспышками, вспениваю волосы, улыбаясь от мысли, что сама с лихвой отыгралась на парне. Что прозвище «вампирша» оказалось не так далеко от истины, если учесть, что я с ним ночью вытворяла. Что мы оба вытворяли, казалось, лишившись стыда.

Лильки в комнате нет, но мой вчерашний наряд явно подержали в руках и попробовали на зуб. Ну и пусть! То ли еще вечером будет, когда вернемся с учебы, и вопросов о празднике и о Бампере будет не избежать.

Я выключаю фен, очень надеясь, что солнце и ветер довершат дело. Выскакиваю из общаги, собрав сумку на ходу, мчу, что есть духу к остановке, повторяя про себя, что плакала моя сессия и оценки в зачетке, если автобус будет ползти черепашьим шагом. Соскочив со ступеней под громкий голос кондуктора: «Кто спрашивал университет? На выход!» – бегу по парковой аллейке к учебному корпусу, глядя на часы и молясь, чтобы преподаватель проспал так же, как я. Здесь вспоминаю причину своей бессонницы и начинаю хохотать на ходу, представив почтенного и сухого, как стручок фасоли Генриха Азаровича, мужчину в седых годах, самозабвенно целующего чью-то попу.

А говорят, жена у профессора – ревнивая стервозная толстуха!

Фу, Крюкова! Ты извращенка! Не то, чтобы я была против, просто думать об этом почти аморально!

А на телефон сыпятся сообщения. Подожди, Рыжий, подожди! До чего же ты упрямый! Дай хоть до аудитории добежать!

И все же я не выдерживаю и на его: «Я скучаю, Коломбина)», – отвечаю, сбросив подмигивающий смайлик с высунутым языком: «Так тебе и надо, Рыжий)».

«Колючка)»

«Бампер)»

«Вредина)»

«Конопатый)»

«Хочу тебя, Танька! Всю!»

Ого! Он это серьезно? Потому что прозвучало многообещающе. Но я чувствую, что да, поэтому с легким сердцем отвечаю:

«И я) Очень!»

– Таня? Подожди! Можно тебя на минутку?

Я останавливаюсь как вкопанная, вспрыгнув по ступенькам на нужный этаж, едва не налетев грудью на загородившего мне путь Вовку.

– С-серебрянский? – поднимаю брови, сдув челку со лба, поглядывая поверх его плеча на двери нужной нам аудитории. – Что ты здесь делаешь? Разве у нас не коллоквиум у Генриха? У меня нет никакого желания на него опаздывать…

– Я ждал тебя.

– Зачем? – Мне совсем не интересно знать. – Чего меня ждать?

– Надо поговорить.

Он загораживает дорогу и смотрит тяжелым взглядом. Подходит ближе, сжимая ладонью мое предплечье.

– Уйди! – не выдерживаю я его прикосновения. – У нас контрольная. Другого времени не мог найти, чтобы поговорить?

– Не мог. Почему у тебя телефон отключен? Почему не отвечаешь на телефонные звонки? Я звонил тебе весь день и позапрошлый день тоже. Где ты была?

Не знаю, что там решил написать Рыжий, но прислал он сообщение очень вовремя, чтобы опровергнуть упрек Вовки.

– Работает, как видишь.

– Вчера не работал. Почему?

– Потому что снег еще не выпал, чтобы я тебе ответила, понял! Подожди своей очереди к Рождеству! Как раз под елочкой и нарисуется ответ!

Ничего себе! Разве это Вовка? Ты смотри, как кадык задергался. Взгляд по мне ползет цепко, отмечая каждую деталь.

– Я хотел отвезти тебя к родителям. Собрался при всех сказать, что мы вместе. Надоело все до смертной икоты! Предки со своим нытьем, дом, Наташка, ее мать с грибными пирогами… Как дурак торчал два дня возле общаги, а ты…

– А что я?

– А ты, смотрю, без меня не скучала. Ну и как, хорошо провела время? Я слышал возле кого ты крутишься, только не хотел верить. Думал, ты обижена на меня из-за Сомовой. Решила проучить. Даже простил тебя! А ты…

– Кажется, ты повторяешься, Серебрянский. Так что я? Ну, договаривай.

Мы оба краснеем от прозвучавших слов.

– Ты думаешь, что нужна ему? Своему мажору? Нужна такому, как Бампер?.. Я еще не забыл, с кем он тут зависал и как посмеялся над тобой на даче Алинки Черняевой. Он не для тебя, поняла! Поиграется и бросит! Посмотри на себя, посмотри, на кого ты похожа! Хоть бы шею прикрыла и губы закрасила, так распухли. Превратилась в какую-то засосанную дешевку!

Я не хочу знать, откуда Серебрянский узнал о нас с Бампером. Не хочу знать, что он обо мне думает и верить его словам. Видеть себя его глазами. Да, он был – этот чертов зимний вечер и смешные носки в стрекозах! Был Мишка, Вовка, была вина, сомнения и боль! Моя некрасивая история. Была ночь с Рыжим – нежная, искренняя, настоящая, – и память о ней еще свежа, чтобы я вот так запросто зачеркнула все старой обидой.

И было «прости», которому хотелось верить.

– Таня?

Поздно. Дело сделано, и на щеке Вовки алеет след от горячей пощечины.

– Бросит? Пусть! – Я смело смотрю парню в глаза. – Зато я была с ним сама собой! Такая как есть, понял!

Я обхожу Серебрянского и направляюсь к аудитории, уверенно стуча каблуками по старому паркету пустого коридора.

– Таня!

– Уйди, Вовка, – вырываюсь из цепких пальцев, пытающихся меня задержать, – иначе, ей-богу, расквашу тебе нос. Ты знаешь, что я это сделаю.