Читать книгу "Блудное чадо - Дарья Плещеева"

– Тебе ведь не хочется покидать Париж, – сказала Анриэтта.

– Кому же хочется покидать Париж, когда вот-вот зацветут каштаны?..

– Опять расстаемся…

– Ubi tu Gaius, ibi ego Gaia.

– Да…

Это была древняя римская формула брака: сказав «Где ты – Гай, там я – Гайя», женщина перед всеми признавала себя женой мужчины. Дениза сделала свой выбор – и Анриэтта опять оставалась одна.

В Шантильи им сменили лошадей. До появления московитов оставалось два часа – за это время лошади успевали отдохнуть, а потом послужить не упряжными, а верховыми.

– Сейчас у нас по левую руку останется Ножан-сюр-Уаз, а потом мы окольными путями направимся к Компьеню, сударыня, – сказал Гонтран. – За Компьенем уже довольно прямая дорога, там нас и нагонят господа.

– Хорошо, Гонтран.

Карета покатила дальше.

– Теперь поедем медленнее, ты можешь лечь и поспать, – предложила Анриэтта.

– Я не засну, пока не приедет муж.

– Они нас не скоро догонят. Ложись, вздремни.

– Мне что-то страшно, Анриэтта.

И Анриэтте было страшновато. Но она старалась не подать вида.

Им все же удалось заснуть – кое-как, не погружаясь в мирный сон, выныривая и опять проваливаясь.

– Боже мой, который час?! – вдруг воскликнула Дениза.

Небо за окошком в каретной дверце заметно посветлело.

У них были с собой мужские карманные часы, швейцарские, весом чуть ли не в полфунта. Лежали они в кармане, подвешенном к боковой стенке кареты. Анриэтта откинула серебряную крышку, вгляделась в циферблат и охнула. Было пять утра. Дениза выхватила у нее часы.

– Что-то случилось.

– Кажется, да.

– Прикажи Гонтрану развернуть карету! Мы возвращаемся!

– Нет! – твердо сказала Анриэтта. – Что бы ни случилось, я тебя никуда не пущу.

– Но мой муж!..

– Твоему мужу не станет легче оттого, что ты тоже попадешь в неприятности! Может быть, он сейчас благодарит Бога за то, что ты и ваш будущий ребенок – в безопасности.

Они стали спорить и помирились на решении просто остановиться и ждать дальнейших событий. Решение оказалось правильным.

Гонтран сказал, что они уже почти доехали до Компьеня. Ночной путь утомил и его, и Гасконца, Анриэтта предложила обоим лечь на пол кареты и хоть немного поспать. Сама она с Денизой вышла на дорогу. Думать о плохом не хотелось, но, зная намерение Шумилова, она все больше убеждалась в том, что московиты попали в беду.

Дорога в сельской местности спозаранку полна телег, тачек и пешеходов. В общем шуме Анриэтта и Дениза не сразу уловили тот особый стук копыт, который означает скорый галоп.

Несколько минут спустя к ним подъехал, в последний миг осаживая коня, Ивашка. Он не соскичил – слетел наземь и, даже не успев перекинуть повод через конскую голову, схватил в охапку жену.

– Что случилось, братец? Где все остальные? – спросила Анриэтта.

– Ох, сестрица, случилось черт знает что!

– Говори прямо!

– Все шло, как задумали, – начал Ивашка, прижимая к груди Денизу, – ну, просто замечательно все шло. Этот толстяк Лесаж засиделся там допоздна, когда его выпускали, мы вошли в дом, толстяк убежал, Мандевилю мы тряпицу в рот. Вот тут наш старший и дал маху. Ему нужно было сразу, в доме, кончать это чадушко, будь оно неладно…

– Ты знал, братец?! Он тебе сказал?!

– Ничего я не знал, я потом понял! Он же, сестрица, так умеет молчать – ни одному иноку в затворе и не снилось… Я потом понял, что он с самого начала задумал заколоть чадушко, – он же поволок его к карете разутого… Думал, пырнет ножом, тело в карету рухнет – и мы его увезем, а потом… да кто его знает, что он задумал потом!

– И что же, что?! – нетерпеливо спрашивали Дениза и Анриэтта.

– Что?! Оказалось, этот проклятый Васька нас все время подслушивал! Он же по твоему дому, сестрица, слонялся и, наверно, под дверьми стоял, когда мы втроем все обговаривали, мы же по-русски говорили, чтобы твои комнатные девки не поняли. Я лишь подозревал, что у Шумилова на уме, Петруха тоже подозревал, а он, дуралей, забеспокоился и побежал туда, к церкви Сан-Северин… видел, как мы в дом ворвались… А когда Шумилов собрался чадушко ножом бить, этот чертов Васька и кинулся между ними… ему и досталось…

– Где они? – сразу спросила Анриэтта, имея в виду Шумилова и Петруху.

– Едут… Васька-то жив остался, Войнушку вдругорядь бить уже было как-то несподручно, обоих мы в карету затолкали – и давай Бог ноги!

– Значит, у нас на руках теперь раненый и Ордин-Нащокин-младший…

– Да, сестрица. Так это еще не все. Старший наш чуть ли не умом повредился…

– Господин Шумилов?..

– Он самый. Оттого, что невинного человека погубил…

– Так Чертков ведь жив!

– Жив-то жив, а надолго ли? Мы же останавливаться и искать ему врачей не можем. И, раз уж увезли это несчастное чадушко живым, раз пока обошлось без погони, так его же и дальше тащить с собой нужно, да поскорее. А у нас – этот Васька… Собой подлеца закрыл, надо же, собой… вот ведь какая беда… А карета уже на ладан дышит, мы же думали: раньше вас нагоним…

– Раненого возьмем в наш экипаж, – сразу сказала Дениза. – Вы хоть его перевязали?

– Чадушку бестолковому велели снять рубаху да перевязать. Уж не знаю, как у него получилось.

– Так, может, он там, в карете, уже помер? – с надеждой спросила Анриэтта. Ей было все равно, что там стрясется с Васькой и даже с воеводским сыном, судьба Петрухи и Шумилова была сейчас важнее всего.

– Вроде жив, сестрица.

– Гонтран, разворачивайте карету! – закричала Дениза. – Поедем им навстречу!

Заспанный Гонтран высунулся из дверцы.

– Кому навстречу, зачем навстречу? – пробормотал он.

– Пусть спят, – сказала Анриэтта. – Братец, полезай на козлы, как-нибудь управишься. Я сяду с тобой.

Ивашка подсадил Денизу в карету, и экипаж, которым правил неопытный кучер, с немалым трудом развернулся. Потом уставших лошадей пустили рысцой.

Сверху Анриэтта увидела всадника, сопровождавшего маленькую карету. Она испугалась: а где же второй? Оказалось, Шумилов ехал сзади, глядя на седельную луку. Когда стали вытаскивать Ваську и усаживать его на траву, чтобы сделать перевязку, он даже не приблизился.

Васька был в сознании, но стоять не мог, и неудивительно – у него от потери крови кружилась голова. Кучер маленькой кареты, увидев Анриэтту, стал вопить и жаловаться: когда его нанимали, не было речи об убийствах и крови, а господа такое натворили!

– Дениза, неси бутылку вина, нужно промыть ему рану! – крикнула Анриэтта. – А вам будет заплачено вдвое, только не кричите, у меня от ваших воплей голова болит!