Читать книгу "Дочь гипнотизера - Дмитрий Рагозин"

Он поставил чемодан на стул и попытался ее обнять. Она его отпихнула:

«Пошел вон!»

Засмеялась.

Серая мгла стала тоньше. В некоторых местах просматривалась голубизна неба. Солнце проявилось матовым лоском. Приторно пахло каким-то экзотическим цветком, о внешнем виде которого можно было только догадываться.

А что, если… Хромов остановился. Нет, он бы не поместился в чемодан. И вес… Даже на обветшавшего, иссохшего старика не тянет.

На возвратном пути в гостиницу мысли Хромова, как обычно, потянулись к жене, лениво разлагающейся в своих снах. Нега. Он уже привык к тому невероятному, что с ней происходит, но не оставлял надежды найти способ ее исцелить, исправить и если не вернуть в прошлое состояние, в которое он был по-прежнему страстно, мучительно влюблен, то хотя бы остановить преображение, запечатлеть ее форму на неопределенное время. Каково иметь женой метафору!

Обратиться к гипнотизеру, почему бы нет? Хуже не будет. Пусть покажет на практике свое искусство. Конечно, одно дело кривляться на подмостках и другое — просачиваться в тело больной, потерявшей себя женщины. Но, как говорит народ, назвался грибом, полезай в гроб и греби. Приплод чертов!..

А может быть, и вправду, как предлагал гипнотизер, погрузиться в ее сон и поискать причину болезни? Он вдруг подумал, что не хочет, чтобы она выздоравливала. Ему стало страшно, очень страшно. Неужели он настолько жесток, бессердечен, что с пользой для себя будет наблюдать, как она издыхает, зная, что в его руках ключ к ее жизни? Нет, он должен сделать все, что в его силах, даже если ему это не выгодно, иначе будущее его потеряет всякий смысл, сложится, как карточный домик.

Он вернулся в гостиницу, заглянул в спальню. Роза спала. Сунул чемодан под кровать. Вышел на цыпочках и, поднявшись на третий этаж, постучал в дверь.

Никто не отозвался.

Он вспомнил, как точно так же они с привратником стояли перед дверью, прислушиваясь, а потом нашли мертвого гипнотизера.

Он ударил сильнее, кулаком. Дернул ручку, дверь поддалась.

Номер был пуст. Он огляделся по сторонам — никаких следов постояльца.

Уехал! Сбежал! Да чем он в таком случае лучше тех двоих, Икса и Игрека? Что за люди меня окружают! Какую судьбу мне готовят!

Он поспешил вниз, к хозяину гостиницы.

«Да, уехал сегодня, заплатил, как положено, культурный человек, сразу видно».

В его голосе Хромову почудилось высокомерие. Последнее время хозяин гостиницы относился к нему недоброжелательно. Хромов терялся в догадках, почему.

Он вернулся в свой номер. Сел в кресло. Устал. Сейчас она спросит, где был, что видел. А что он может сказать? Ничего, ничего…

43

Он уже никогда не взглянет ей в лицо, не прикоснется к ее телу. Потому что уже нет ни лица, ни тела. Меньше всего он думал о вечности, о том, что будет тогда, когда ничего не будет. «Нет смерти, есть изменения», — вспоминал каждый раз, глядя на тучные остатки жены. Впрочем, в последнее время он ловил себя на том, что не может прямо посмотреть на нее, отводит глаза, глядит по сторонам. Она делалась неясной, расплывчатой, зато все окружающие ее предметы прибавляли в резкой отчетливости, насыщались цветом. Вот уже несколько дней, недель он, в сущности, ее не видел, даже находясь рядом с ней. В непосредственной близости. Она превратилась в голос, которому порой еще удавалось обрести горячую, влажную телесность, позволяющую забыть о звуковоспроизводящем устройстве, призрачном, отходящем. Как будто этот голос шел из прошлого, из уст, оставшихся в прошлом, не тронутых скверной времени. Даже когда она умолкала, голос продолжал звучать и сказанные слова висели, точно золотые листья на ветвях прозрачного дерева. Он сидел неподвижно, весь слух, весь внимание. Он боялся неосторожным жестом исказить, смутить раскрытую перед глазами страницу. Он не доверял идущим от нее словам и не мог ни дня без них прожить. Когда-то, в лучшие времена, он называл ее ласково «лжицей, ложечкой». Но то, что она говорила теперь, не было придумано, в ее нынешнем состоянии невозможно было ничего придумать. Она говорила то, что думала, и он не доверял ее нынешнему состоянию, а не тому, что она говорила. Он сомневался в ее праве видеть сны и после их пересказывать ему, благодарному, корыстному слушателю. Если бы она не была беспомощна, если бы она не нуждалась в нем, будь у нее силы, будь у нее тело, он бы давно ее покинул, ушел. Получалось, что его не отпускало то самое, что не позволяло им жить вместе: ему вместо нее, ей вместо него. Иногда он подозревал, что, лежа в гостинице, одна, в сновидении, она строит козни, замышляет против него какую-то месть. Он гнал эту мысль. Мысль возвращалась, в парике. И он уже не смел ее прогнать, поскольку она выдавала себя за другую.

Сухая, гремучая зелень, мятые облака, расщелина, вопрос, хоровод, прибыль, плетеная сумка, мертвая полевая мышь, пластмассовая вилка, бумажный стаканчик с надломленным краем, книга с пистолетом на обложке.

Надо записать. Хромов сунул руку в карман, но вместо блокнота вытянул длинный серый чулок. Что такое? Неужто посеял записи, вместившие столько дней, невосполнимые? Что я без них? Что они без меня?

«Роза!» — позвал он.

Ответом тишина. Он посмотрел на часы. Пора просыпаться.

«Роза!» — крикнул он громко, хрипло.

Тишина № 2.

Он вошел в спальню. Сквозь приоткрытые занавески заходящее солнце пускало слюни.

«Роза…» — прошептал он, чувствуя, как пол уходит из-под ног.

Рывком откинул одеяло, как будто еще надеялся, что Роза — здесь и только сильно уменьшилась, повинуясь болезни, скукожилась, бедная. Мокрое желтоватое пятно, симметричное, как распластанная лягушка, и никакой жены, даже никакого намека на жену. На тумбочке стакан с длинной резиновой трубочкой, чтобы пить сок, не вставая с постели. На полу книга, которую читала в передышках между снами. Он раскрыл на месте, заложенном веточкой кипариса. Прочитал отчеркнутое ногтем:

…питепа dominae…

Это ничего не объясняло и никуда не вело.

Подняв край измятой простыни, заглянул под кровать.

Пусто. Чемодан с выигранными в лотерею деньгами разделил судьбу записей и жены.

Надо действовать. Действовать в условиях, когда действие противопоказано и сулит смертельный исход. Но не мог же он усесться в кресло и ждать, что злоумышленник, каким бы разумным он ни был, одумается и восстановит все как было, вернет в целости и сохранности чемодан, нетронутые черновики, невредимое тело.

Осторожно приоткрыв дверь, Хромов выглянул в коридор и тотчас отскочил назад. Прямо на него по коридору валил насупившимся пузом вперед голый толстяк. Хромов где-то видел его раньше, но толстяк не был постояльцем гостиницы. Выждав, когда туша прошлепала мимо, он вышел в коридор. Толстяк как раз дошел до лестницы и заворачивал за угол. Хромов последовал за ним, прижимаясь к стене. Только бы не обернулся! Он видел круглый безволосый затылок, белую, как филе рыбы, спину с низко отвисшими ягодицами. Толстяк, пихнув дверь, без стука, вошел в номер, который занимали Икс и Игрек. Подойдя на цыпочках к двери, Хромов некоторое время стоял в нерешительности, не зная, что от него требовали обстоятельства. Войти вслед и застать врасплох или ждать развязки в коридоре. Он уже не сомневался, что странный толстяк как-то связан с пропажей самого нужного. Наконец он решил, что дольше медлить нельзя. Неизвестно, что они там вытворяют, пока он ждет. Хромов распахнул дверь.