Читать книгу "Элегия погибшей звезды - Элизабет Хэйдон"

А потом Фарон услышал голос последнего диска, зовущего остальные. Он повернулся и зашагал на юг, прочь от уничтоженного циркового каравана.

Он направлялся в Джерна'Сид.

35

Илорк

Перед тем как началась атака на земли болгов, Грунтора охватили дурные предчувствия — ничего подобного за бессчетное количество войн, в которых ему довелось участвовать, он не испытывал. Нет, речь шла не о страхе, у него не похолодело в животе, и его не настигла тупая боль в затылке, которая появляется у командующего, когда он понимает, что все идет не так, как он планировал. Подобные ощущения были ему хорошо известны. Сейчас он не испытывал даже тревоги, все было ровно наоборот — словно какое-то неизвестное существо вошло в его душу воина и в один момент лишило всех инстинктов, которые он успел приобрести за долгую жизнь, полную сражений.

Если коротко — он ничего не чувствовал.

Неожиданно исчезли все бессознательные подсказки, на которые привык опираться человек, живущий в постоянной опасности, — будто во всем мире не осталось ничего пугающего. Однако он не испытывал фальшивого ощущения благополучия, а лишь полное онемение всех чувств.

Если бы Грунтор не был так поражен полнейшей атрофией его, по сути, инстинкта самосохранения, он бы мог догадаться, что происходит. Впрочем, это никак не повлияло бы на исход событий, а лишь сильнее его напугало бы.

Дело в том, что исчезновение всех его чувств объяснялось полным разрывом со стихией земли — эту связь поглотила драконица.

Сердце стихии, стучавшее в его крови, оглушающий пульс мира исчез. Даже если бы перестало биться его собственное сердце, он бы не был так потрясен. Его глубокая связь с землей, которая была ему присуща всегда, исчезла, оставив его ошеломленным, в полном недоумении. Прошло несколько мгновений, прежде чем его сердце застучало вновь, и он втянул в себя воздух.

Но к тому моменту, когда он вновь обрел способность мыслить, земля под его ногами задрожала.

Рапсодия назвала подземный грот с маленьким особнячком и садом, расположенными возле темного подземного озера, Элизиумом в честь замка королей, которые правили на ее родине в Серендаире. Дочь человека и лиринки, она выросла в бескрайних полях под открытым небом, ей никогда не доводилось видеть таких удивительных и уединенных мест, как это темное озеро, на гладкой поверхности которого танцевали подчас тонкие лучи солнца, пробивающиеся сквозь отверстия в скале. Она никогда не видела замка Элизиум, но, когда она была ребенком, его имя будило в ее воображении волшебные образы, поэтому она его и выбрала.

Но это место имело другие названия задолго до того, как сюда попала Рапсодия. Фирболги называли кольцо скалистых утесов, окружавших грот, Кралдуржем, что в переводе означало Царство Призраков. Быть может, они придумали такое имя из-за скорбного воя ветра в чаше между утесами или по каким-то более веским причинам, теперь уже не знал никто. В любом случае это название соответствовало истине, поскольку сумрак подземного озера и его покрытые бледной травой берега хранили жуткие тайны, непростительные грехи, спрятанные в глубинах неверной памяти одного живого существа, зверя, который после своего пробуждения в конце лета вновь и вновь пытается их вспомнить.

Именно сюда стремилась драконица, медленно, но верно продираясь сквозь толщу земли, насыщаясь магией стихии. Внутреннее чутье безошибочно влекло драконицу к цели, ведь именно здесь в прежние годы находилось ее логово, убежище среди гор, маленькое королевство внутри огромной империи, долгое время подчинявшейся только ей и ее ненавистному мужу. Именно он подарил ей грот, но она уже давно про это забыла, в ее памяти осталась лишь мысль о том, что грот принадлежал ей и что здесь ее предали.

И еще: она слышала отзвуки эха своего имени, ощущала свист ветра в скалах, стоящих на страже ее убежища, ветра, навсегда обреченного кружить по лабиринту, повторяя снова и снова вечный вопль отчаяния.

«Ээээээээээннннннннввввввввввввииииииииннннн!»

Теперь, когда она наконец добралась сюда, в то место, где было произнесено ее имя, она ощутила эманации ненависти, предательства, и на нее нахлынули зловещие воспоминания о том, какое наслаждение дарует месть. То, что она сделала, вызвав этот крик, имело сладкий привкус, — наверное, отмщение получилось великолепным, хотя она и не могла вспомнить, в чем оно состояло.

Пока она, находясь под гротом, наслаждалась возвращением, она почувствовала новый аромат, теперь уже горький. Он напомнил ей аромат духов другой женщины на простынях или незнакомый вкус на губах любовника. Сначала драконица испытала отвращение и сплюнула, тщетно пытаясь избавиться от омерзительного привкуса, но почти сразу же догадалась, в чем здесь дело.

Это место — озеро и сад, остров и особнячок — теперь принадлежало кому-то другому.

И как только она это поняла, ее озарила мысль: человек, вместо нее обосновавшийся здесь, похитивший у нее убежище, сознательно или нет отнявший принадлежавшую ей империю, — это та самая женщина, чье лицо она никак не могла обнаружить в тайниках своей памяти, но зеленые глаза незнакомки преследовали ее в снах.

Ярость вспыхнула в ее душе, но она тут же сменилась холодным спокойствием.

Драконица знала, что она ощущает запах ненавистной женщины, и теперь она могла пить ее сущность, поглощать кожей, впускать в себя.

А потом у нее появится возможность выследить эту женщину.

Ненависть драконицы не нуждалась в мотивах, вирма не интересовало, зачем нужно мстить. Она едва ли отдавала себе отчет в том, что окружающий мир — это не арена для утоления ее ярости, ибо, утеряв все ориентиры миропонимания, она окончательно утратила способность соотносить мысли и действия. Она знала лишь две вещи: что в ее душе скопилось огромное количество разъедающей ненависти и гнева и что разрушение притупляет боль.

«Я ищу облегчения, — сказала она себе, проползая вдоль русла подземного ручья, ощущая, как вода узнает ее и приветствует ее возращение. — И никто меня за это не осудит».

Она выбралась из земной тверди на дно озера, на прощание вобрав столько стихийной магии земли, сколько могла вместить, словно последний глоток воздуха перед погружением в воду. И, подгоняемая бушующей злобой, стала стремительно подниматься вверх из вечного мрака, царившего в глубине, к приглушенному свету, мерцающему на поверхности озера.

Мимо испуганных рыбешек, обитающих в озере, мимо переплетений хрупких и тонких кораллов, вырастающих прямо со дна подобно изящным разноцветным храмам, — все выше и выше, и наконец драконица выскочила из воды, оказавшись возле крошечного островка посреди темного озера.

Она немного полежала на поверхности, успокаивая дыхание, глядя на то место, где прозвучало ее имя.

Давнишний вопль на самом деле возник значительно выше подземного грота — она слышала, как он мечется между скал, яростно танцует на ветру, который безуспешно силился вырваться из утесов Кралдуржа. Но и здесь, на острове, нашлось немало самых разных мелочей, способных оживить ее воспоминания.