Читать книгу "Версаль. Мечта короля - Элизабет Мэсси"

Обрадованный Людовик повернулся со словами:

– Идем. Мне сегодня необходимо общество друга.

Он взял у проходящего мимо слуги бутылку вина и два бокала. Покинув шумное, ярко освещенное сборище, они вышли на улицу и расположились за дворцом на мраморной скамейке. Холодный лунный свет разливался по окрестным садам. Телохранители – эти вечные тени короля – стояли так, чтобы не мешать разговору друзей.

– Где она, прежняя ясность? Ведь не было ни тумана над головой, ни чащи вокруг, – сказал Людовик. – Мы знали, кто мы, чего хотим, куда движемся. Знали, кто нам друг, а кто – враг. А теперь…

– Разве нельзя повернуть назад?

– Тропа слишком узка для поворота, – покачал головою Людовик. – Каждое принятое решение – это шаг вперед. Необратимый шаг.

Роган откупорил бутылку и наполнил бокалы.

– Чего вы боитесь больше всего?

– Одиночества.

– Вам одиночество не грозит.

Людовик благодарно посмотрел на Рогана и поднял бокал:

– Это слова настоящего друга. Выпьем за события и людей, которые остались в прошлом.

– И за светлое будущее, – добавил Роган.

Оба до дна осушили бокалы, наслаждаясь темнотой и тишиной. Затем Роган положил левую руку на плечо короля, медленно постукивая пальцем по плащу.

9

Конец 1670 г.

Сцена, открывшаяся взору Бонтана, была воплощением покоя и безмятежности. Король прогуливался по аллее, шествуя мимо величественных статуй и изящных фонтанов, умолкших на зиму. В льдисто-голубом небе плыли белые зимние облачка. Душа Бонтана преисполнилась благоговения и любви. Но государственные дела были глухи к красоте этого момента, а положение первого камердинера вынуждало принять их сторону. Бонтан поспешил к Людовику.

– Доброе утро, ваше величество. Пора, – поклонившись, сказал он.

Людовик вздохнул и с тоской посмотрел на сад:

– Да, конечно.

За живыми изгородями и кустами зимних роз высился дворец, куда сейчас и направлялись Людовик с Бонтаном.

– Есть какие-нибудь новости? – спросил король.

– Ночью прибыл курьер. Корабль с ее высочеством на борту позавчера вышел из гавани Кале. При благоприятном стечении обстоятельств сегодня ее высочество уже должна прибыть в Дувр.

– Может, я допустил ошибку, отправив туда Генриетту? – спросил король, задумчиво почесывая подбородок.

– Ваше величество всегда делает то, что считает наилучшим для Франции.

– А если она не вернется?

– Вернется, ваше величество. Я уверен.

– Откуда у вас такая уверенность?

– Она предана вашему величеству. И потом, ее место – здесь.

– Кроме места, есть еще и предназначение. В чем предназначение Генриетты? Быть заботливой женой?

– Не мне об этом рассуждать.

– Бонтан, вы хотели бы родиться женщиной? – вдруг спросил король.

– Нет, ваше величество.

– Вот и я не хотел бы, – усмехнулся Людовик.

В королевских покоях гардеробмейстеры быстро и ловко переодели его величество, сменив утренний наряд на белую кружевную рубашку, черный камзол и новые, тщательно начищенные сапоги. Бонтан зачитывал Людовику список назначенных встреч. Когда он дошел до встречи с епископом Боссюэ, которая должна была состояться в середине утра (епископ желал поговорить о протестантизме), король решительно покачал головой:

– Отмените эту встречу. У меня нет ни времени, ни настроения слушать нескончаемые монологи Боссюэ.

– Как вам будет угодно, ваше величество, – сказал Бонтан. – В одиннадцать часов утра у вас назначена встреча с королевским астрономом Кассини, а между одиннадцатью часами и полуднем вы обещали позировать художнику для портрета. После трапезы у вас…

– Пока достаточно. Больше отмен не будет.

Людовик замер, не мешая слугам набрасывать ему на плечи золотую, расшитую узорами накидку. Посмотревшись на себя в зеркало и оставшись довольным увиденным, король вышел из своих покоев, чтобы начать длинный, хлопотный день.

В кабинете было людно. Голоса сливались в общий гул, поднимаясь к сводчатому расписному потолку. Сидя за массивным письменным столом, Людовик подписывал десятки бумаг, подаваемых ему Бонтаном. Неподалеку от стола дожидались своей очереди Кольбер и Лувуа. Роган расположился на приоконном диванчике, подставив плечи утреннему солнцу.

Протянув Бонтану очередную подписанную бумагу, король заметил Лувуа и поманил военного министра к себе:

– Кажется, у вас есть для меня письмо.

– Да, ваше величество. От шведского короля.

Людовик отложил перо:

– Вскройте. Прочтите и вкратце передайте содержание.

Лувуа послушно сломал печать и прочел послание.

– Ваше величество, шведский король согласен разорвать союз с Голландией и поддержать нас.

– Прекрасно. Нам осталось лишь склонить Англию на нашу сторону.

Людовик снова взял перо, обмакнул в чернила. Подписание бумаг продолжалось.

– А что сделали с узником? – спросил Роган. – С тем, что замышлял убить ее высочество?

– Его допрашивает господин Маршаль, – ответил Бонтан.

Людовик подписал последнюю бумагу.

– Передайте Маршалю, что я хочу его видеть.

Бонтан поклонился и вышел. Король подозвал к себе Кольбера:

– Как подвигается обустройство Трианона?

– Ваше величество, произошла… некоторая заминка с облицовкой стен. Плитка не держится и постоянно опадает. Лево спрашивал, не будет ли вашему величеству угодно изменить фасад.

– Нет. Без фасада здание потеряет всякую привлекательность. А как состояние канала?

– Ленотр уверен, что к лету канал заполнится водой.

– В таком случае нам понадобятся суда.

– Какие суда, ваше величество?

– Гребные лодки. Кораблики – уменьшенные копии настоящих кораблей. Гондолы. Вода существует не только для красоты.

Плавание через пролив Па-де-Кале было на удивление спокойным. Холодный ветер уравновешивался теплыми лучами солнца. Генриетта надеялась, что приятное путешествие сменится успешным выполнением поручения Людовика, но, едва она, Софи и слуги оказались во дворе перед Дуврским замком, серые стены, увитые плющом, мгновенно поглотили ее надежды. Сердце Генриетты вдруг ощутило всю тяжесть возложенной на нее миссии. Она улыбалась, сохраняя внешнюю уверенность, но это стоило ей немалых усилий.

Дуврский замок стоял на скалах, возвышаясь над проливом. Не столько замок, сколько большая, мрачная крепость, просоленная морскими ветрами. Увидев сэра Трокмортона и его свиту, Генриетта вдруг остро почувствовала разницу между Францией и Англией.