Читать книгу "Ра - Тур Хейердал"

Придворные художники увековечили великую морскую экспедицию царицы Хатшепсут через Красное море в Пунт, но только случайно древний географ Эратосфен записал расстояние между далеким Цейлоном и рекой Ганг, выразив его в количестве дневных переходов на обыкновенных папирусных ладьях с египетской оснасткой. Никто не воздвигал храмов в честь этих мореплавателей. Лишь когда правитель Ханно лично вышел через Гибралтар в V веке до нашей эры на шестидесяти кораблях с добрым запасом провианта и с тысячами финикийских переселенцев обоего пола, это событие было запечатлено на стеле, воздвигнутой в его честь в Карфагене. И однако из надписи явствует, что Ханно не был первопроходцем, ведь на четвертый день после прохождения Гибралтара его флот подошел к мегалитическому городу Ликсус, где он взял на борт местных лоцманов, которые знали берега и названия всех мысов на расстоянии 28 дней пути дальше на юг. Забрав провизию еще на два месяца, Ханно повернул назад лишь после того, как его многонациональная экспедиция прошла далеко вниз вдоль изобилующего реками лесистого побережья Экваториальной Западной Африки.

На стеле Ханно, как записали потом греки, о жителях Ликсуса говорилось как об иностранцах, и экспедиция задержалась здесь достаточно долго, чтобы наладить дружбу и получить совет. Эти древние мореплаватели великолепно умели устанавливать плодотворные контакты даже с враждебными первобытными народами. По их собственным свидетельствам, они всегда помещали на берегу какой-нибудь заманчивый дар для местных племен, залог дружбы, и лишь после этого отваживались покинуть корабли. Древние превосходно понимали пользу международного сотрудничества при путешествии в чужие страны, и это в полной мере относится к египтянам и финикийцам. И нет ничего удивительного в том, что египтяне и финикийцы сообща совершили первое исторически зафиксированное плавание вокруг Африки, лет за 200 до того, как тщательно подготовленная Ханно экспедиция переселенцев отправилась вдоль уже изведанного западного побережья. Как известно, организованная по велению фараона Неко около 600 года до нашей эры экспедиция вокруг Африки была египетской затеей, но с использованием финикийских кораблей и моряков. В этом трехлетнем плавании не участвовали никакие правители, поэтому его история не запечатлена ни на стелах, ни в гробницах. Это чистый случай, что Геродот, странствуя в V веке до нашей эры у финикийских берегов, в Месопотамии и Египте перед написанием своей знаменитой всемирной истории, сделал запись и об этом событии.

Какая культура могла развиться среди первобытных лесных охотников по ту сторону Атлантики, если бы туда прибило такую смешанную экспедицию из исследователей и переселенцев? Что-нибудь совершенно новое и в то же время очень похожее, с местным колоритом?

Эта нелепая карта с мертвой синью отодвигает Мексику от Марокко на века и тысячелетия, а ведь на самом деле их разделяет всего несколько недель пути. Даже не успеешь выспаться как следует, будь ты обезьяна, утка или какой-нибудь другой пассажир. Секунды в масштабе истории. Конечно, народы Америки не видели дощатых кораблей до прихода Колумба. Но народы Марокко, всего Средиземноморья и Месопотамии видели лодки из папируса и камыша, подобные тем, что сохранились в Америке. Я произвел лишь робкий эксперимент, построил две лодки с помощью горстки озерных жителей и за четыре месяца прошел 6 тысяч миль, причем при второй попытке достиг Америки. А построй мы сотню «Ра», мы могли бы, подобно Ханно, научиться спокойно ходить в оба конца мимо грозного мыса Юби. Но до тех пор сколько раз мы рисковали остаться со сломанными веслами и благодаря им очутиться в Америке? И одно небо знает, какую культуру стал бы насаждать смешанный экипаж «Ра»! Я закрыл окно. Взял карандаш и записал:

Я по-прежнему не знаю. У меня нет никакой гипотезы сверх того, что лодки из камыша и папируса вполне мореходны, а Атлантический океан работает как эскалатор. Но отныне я буду считать почти чудом, если из множества древних мореплавателей, которые тысячелетиями ходили в этих водах, никто не ломал руля в районе Ликсуса и не сбивался с курса, стараясь избежать крушения на опасных банках у мыса Юби. Что помогло нам совершить дрейф в Америку – беспрецедентное неумение обращаться с рангоутом или беспрецедентное умение сидеть на папирусе?

Вот моя гипотеза на этот счет: может быть, мы преуспели потому, что плыли в океане, а не на карте.

Классика путешествий и открытий

Среди современных нам ученых-первооткрывателей и путешественников вряд ли можно назвать человека, имя которого было бы более известно миллионам читателей, нежели имя Тура Хейердала.

Это объясняется и его личными человеческими качествами, и его особым талантом доступно, увлекательно и искренне довести до широкого читателя сущность своих научных идей и ход своих смелых экспедиций и полевых исследований, призванных подтвердить его гипотезы.

С чего же все началось? Как пришел Тур Хейердал к убеждению о связи древних обитателей Перу с Полинезией и затем посвятил десятилетия изучению и доказательствам трансокеанских миграций и культурных контактов?

В предисловии к русскому изданию своей первой книги, «В поисках рая», Хейердал писал:

«Я провел год на полинезийском острове, пытаясь жить, как жили первобытные люди, и не подозревал, что мои наблюдения и опыт заставят меня переключиться на совсем другую область науки и десять лет спустя я снова попаду в Полинезию уже на бальсовом плоту из Южной Америки»[7].

Но хотя в увлекательной повести о бегстве двух молодых людей – Хейердала и его жены – из современной цивилизации к первобытности почти нет и намека на связь далекой Америки с Маркизскими островами, именно здесь впервые им овладела эта мысль.

Древние сказания стариков острова Фату-Хива о прошлом своего народа невольно перекликались с преданиями Перу, а найденные Хейердалами изваяния напоминали древние американские скульптуры.

Но само свадебное путешествие в первобытность никак не было вызвано подобными размышлениями. Как, впрочем, и зоологические изыскания 23-летнего студента были лишь официальным обоснованием поездки. На маленький остров Фату-Хива Хейердала привела романтическая мечта «расстаться с современностью, с цивилизацией, с культурой. Сделать прыжок на тысячи лет назад. Познать жизнь первобытного человека. Познать истинную жизнь во всей ее простоте и полноте.

Нелегко определить все причины, вызвавшие у Хейердала желание бежать от цивилизации.

Арнольд Якоби, друг и биограф Хейердала, отмечает критическое отношение молодого Тура к современному обществу, убежденность, что мир болен и болезнь неизбежно приведет к нарыву, который лопнет, к новой войне, которая будет страшней всех предыдущих. Тур был убежден, что люди совершенствуют только технику, а сами при этом не становятся лучше.

Эта мысль после первой мировой войны значительно распространилась. Протест против «машинного прогресса» принимал различные формы. Одни трактовали его как антисоциальное явление, другие теологически противопоставляли христианско-духовные ценности убивающему их техническому прогрессу. Некоторые, глядя на мир, где господствуют магнаты монополистической индустрии, мечтали о возврате к мелкому производству[8]. Так различные социальные группы психологически воспринимали кризис системы, не видя и не понимая выхода из создавшегося положения революционным путем.