Читать книгу "Ночь, когда она умерла - Анастасия Эльберг"

— Видите, доктор? Я держусь молодцом! — сказала она мне однажды. — И не плачу. Я плачу только если мне грустно, и только когда я одна. Я никогда не плачу просто так.

Через пару дней после этого разговора — и спустя неделю с того момента, как она впервые пришла в мой кабинет — она совершенно неожиданно разрыдалась во время, казалось бы, не такой уж чтобы печальной истории о девушке с ее работы, и после этого легче стало нам обоим. Я объяснил Беатрис, что в этом нет ничего страшного. Мы не всегда можем как-то охарактеризовать происходящие внутри нас процессы, но это еще не означает, что с нами что-то не так. Совсем наоборот — если люди не плачут, это повод для того, чтобы задуматься.

На следующей неделе мы встретились не два раза, как было условлено, а три. В третий раз Беатрис пришла ко мне сама, предварительно выяснив, что с утра у меня нет пациентов. Она сообщила мне, что вспомнила истории из детства, которые не могла восстановить в памяти во время предыдущих сеансов, и что ей очень важно рассказать их, иначе она забудет окончательно. Сразу же после первого приема я строго-настрого запретил ей пить лекарства, выписанные психоаналитиками до меня. И, если первое время ей было не по себе, то сейчас она оживилась, больше улыбалась, была сговорчивее и даже задавала мне вопросы вроде «может, вы расскажете мне что-нибудь о себе, доктор?». Я готов был рассказать ей о себе все и даже больше, но мне хотелось слушать ее. Слушать сутками, неделями, месяцами — и не важно, что она говорила бы.

Она лежала, положив руки под голову, и рассказывала очередную историю из своей жизни, а я сидел рядом с блокнотом и думал: хорошо, что она при этом не видит меня. Потому что в противном случае ей достаточно было взглянуть в мои глаза — и она бы все поняла. Мне даже не хотелось прикасаться к ней — она казалась небесным созданием, сотканным из воздуха и солнечных лучей. Имя «Беатрис» переводили как «приносящая счастье», и я в такие моменты чувствовал, что она мне его принесла. Хотя бы на эти полтора часа. И принесет тогда, когда вернется в следующий раз.

Еще через месяц я сказал Беатрис, что мы можем прекратить наши встречи, потому что ее депрессия больше ей не угрожает. Сложно было описать в двух словах то, что происходило у меня в душе. И еще сложнее было предположить, как бы повернулись события, если бы Беатрис не нахмурилась и не сказала бы:

— Но я не хочу прекращать наши встречи, доктор! Тетя согласна платить. А мне нужно так много вам рассказать! Разве вы не хотите, чтобы я рассказала вам про свои сны? Пациенты профессора Фрейда всегда рассказывали ему о своих снах.

— Ваша тетя — добрая женщина, Беатрис, — согласился я. — Но не думаю, что мы должны испытывать ее терпение.

Она опустила глаза и вздохнула.

— Тогда я попрошу вас об одной вещи. Только скажите мне, что согласны.

В тот момент я готов был согласиться на все — только бы она пробыла рядом со мной еще минуту.

— Так не пойдет. Сначала скажите мне, что это за вещь.

— Хорошо. У меня завтра день рождения. И… с тех пор, как умерли мама и папа, а тетя уехала в Марсель, я справляю его одна.

— Почему же? Вы рассказывали, что у вас есть друзья. К примеру, та девушка, с которой вы работаете.

Беатрис вяло подняла бровь.

— Джудит? О нет… с ней я бы точно не хотела справлять день рождения. Я не люблю шумные праздники. В свой день рождения я просто тихо сижу дома с бокалом вина и хорошей книгой. По-моему, день рождения стоит справлять по-настоящему только тогда, когда человек уже что-то сделал в жизни. Он что-то сделал, и теперь можно праздновать то, что он родился. А что праздновать в двадцать два? Вот вы справляете свой день рождения, доктор?

Ее детские суждения так часто чередовались со зрелыми и взрослыми, что порой мне становилось не по себе.

— Да. Но не думаю, что вам бы понравились эти праздники.

— Почему? — удивилась Беатрис. — Вы приглашаете много гостей?

— Нет, обычно мы празднуем небольшой компанией, к которой присоединяются женщины. Вам бы не понравилось то, что мы там творим. Что-то подсказывает мне, что вы далеки от такого времяпрепровождения.

Беатрис кивнула, делая мне знак, что понимает меня.

— В любом случае, — заговорил я, — позвольте мне поздравить вас. Если бы я узнал об этом раньше, то обязательно купил бы вам…

Она взяла меня за руку и сжала мои пальцы. Я подумал о том, что до этого мы не касались друг друга даже случайно, если не считать того момента, когда я снял с нее пальто во время нашей первой встречи.

— Доктор, — сказала она. — Я хочу, чтобы вы пришли на мой день рождения.

Я ожидал от нее чего угодно — что она попросит у меня подарок, что она решит подарить подарок мне. Но о приглашении я даже не думал.

— Доктор, — повторила Беатрис.

— Вивиан, — поправил я автоматически.

— Вы придете? Завтра пятница, а потом выходные. Вы можете не волноваться, что проспите на работу… мы выпьем и поговорим. Пожалуйста. Я покажу вам фотографии!

— Фотографии, — сказал я, переваривая услышанное. — Вы знаете… думаю, я приму ваше приглашение. И на этот раз, обещаю, куплю подарок.

— Мне не нужно подарков, — ответила она. — Просто приходите. Это важно.

Повисла неловкая пауза, во время которой мы смотрели друг другу в глаза. Беатрис потянулась к моим губам первой, но в тот момент мы почувствовали одно и то же. Я обнял ее за талию, прижал к себе и подумал, что никогда не отпущу. Даже если мне придется кого-то убить.

— Вы придете? — спросила Беатрис, отстраняясь, но до сих пор сжимая мою руку — так, будто боялась, что я уйду.

— Конечно. Вы любите цветы?

Она поморщилась.

— Нет. Я люблю сладкое.

Цветы и сладкое помог мне совместить брат одного из моих друзей, который работал кондитером в одной из крупных фирм по производству шоколада. От шоколадных цветов Беатрис пришла в восторг. Она радовалась им так, будто впервые за долгое время увидела шоколад. Мы расположились на пушистом ковре, предварительно открыв бутылку вина (для меня) и бутылку мартини (для Беатрис), и хозяйка квартиры принесла альбомы с фотографиями. Она показала мне детские фото, рассказала о своих родственниках, после чего взяла второй альбом — там хранились снимки, сделанные во время ее выступлений. Во время одной из наших первых встреч я узнал, что она уже почти четыре года работает танцовщицей в ночном клубе, что, признаться, меня удивило — как я ни старался, не мог представить ее у шеста.

За вторым альбомом последовал третий — в нем Беатрис собирала фотографии, сделанные ей самой.

— Хочу купить зеркальный фотоаппарат, — призналась мне она. — Но мне вовек на него не накопить… а тетя скажет, что я валяю дурака, и что мне пора идти учиться…

Это было сказано с такой неподкупной искренностью, что я не сдержал улыбки. Будь на месте Беатрис другая девушка, я бы подумал, что она намекает на следующий подарок.