Читать книгу "Наш последний эшелон - Роман Сенчин"

Глава пятая

Второй день как крольчонок Кузик выбрался на свободу. Он появился на свет с месяц назад; двое его братиков и одна сестренка умерли в первые же дни, а он, вместе с еще одним братиком и тремя сестрами, стал расти в одной клетке с мамой, питаясь ее молоком, постепенно приучался к траве и овсу.

Клетка была неудобная, с перегородкой, за которой крольчиха и родила своих деток, и нашему Кузе не нравилось там. Было неудобно, все дрались друг с другом, толкались; как только малыши стали жевать траву, мама принялась упорно отгонять их от своих сосков. Спали мало, постоянно лезли в середину кучи, где потеплее; при любом подозрительном шорохе крольчиха металась, давя детей, и яростно топала задними лапами, угрожала возможным врагам.

И однажды утром пришел человек, который кормил, чистил клетки. И прежде, чем закинуть в клетку охапку подвяленной травы и наполнить консервную банку водой, он подставил к дверце прикрытый мешковиной ящик и переловил крольчат. Человек отнес ящик в дальний угол сарая, где разместил их по отдельным клеткам.

Кузик забился подальше, прижал мордочку к передним лапам и сжался. Человек бросил ему травы, налил воду. Дверцу закрыл на вертушку.

Клетка темная-темная и тесная – кролик мог в один легкий прыжок оказаться у кормушки. Как же он будет здесь, когда еще подрастет? Пахло мышами, старым куриным пометом, засохшей гнилью.

Есть Кузику не хотелось, он немного попил из ржавой консервной банки, прикрепленной проволочками к сетке. За сеткой, в соседних клетках, сидели его брат и сестры; одни вяло хрустели травой, другие изучали свое новое жилище. И Кузик принялся обнюхивать, ощупывать пол, стены, низенький потолок – кусок железного листа.

Деревянные части были кое-где изгрызены предыдущими жильцами, и одно из отверстий оказалось настолько крупным, что Кузик почти мог просунуть в него голову. Там была чернота, но там была свобода, там можно побегать вволю, порезвиться. А что ждало его здесь? Кузик стал грызть старую противную доску…

Уже второй день он гулял по сараю, пугался мышей и кур, получил внушительный клевок-предупреждение от петуха. Есть приходилось сухие травинки, просыпавшееся из кормушек зерно, пил он грязную воду из куричьего корытца. Но, несмотря на лишения и опасности, Кузику было хорошо. Он много двигался, рыл норы и чувствовал, как крепнет его тело. Он даже пару раз подразнил петуха и удачно убежал от него под ларь с комбикормом.

Человека Кузик опасался больше других, но тот все же перехитрил его, поймал за уши и вернул в клетку. На месте лаза была заплата из ржавой железки.

– Что ж ты, Кузик, – ласково укорял его человек, давая щедрую порцию травы, – нельзя так. Я вот тебя, брат, кормлю, хожу за тобой, а ты… Расти давай, вес набирай, – зимой ты нас кормить будешь.

Кузик посидел в углу, прижав мордочку к передним лапам, сжавшись, а потом покорно стал жевать вкусную травку.

Глава шестая

Да ну, слова давно потеряли всякую цену и значимость. Их, короче, слишком много стало, чтобы они что-то могли выражать. Ни фига они не весят уже. Я тоже раньше по ним зарубался, расширял свой, этот, как его там?.. Ну, лексикон, короче. Думал, это мне поможет, а потом – фу! – думаю, фигня это все, и перешел на примитив. Нет, минимализм лучше сказать… Только простейшие слова, простейшее выражение своих мыслей трогает человека. Тошнит, блин, от зауми этой всей. Короче, дерьмо это все. Вообще, простейшее достойно и чтения, и вообще понимания. Согласись? Сколько лет на дерьмо ушло – охренеть! В каждой бредятине, блин, смысл искал, слова зубрил оригинальные. Катаклизм, перманентность, транскрипция, верлибры. Твою м-мать! Ведь дерьмо же все это, согласись? Сожгу возьму всю эту заумь к чертям собачьим. Всех этих придурков, короче. Гессе! Джойс! Кастанеда! Жан-Поль, бляха, Сартр! Да пошли вы! Вот этот Селин еще более-менее, да и то наполовину эстет, половину вымарать надо. Уж про поэтов не говорю. Додики! Короче, понял я про литературу. Теперь переучиваться надо. Вот уже начал, короче. Народным языком говорить надо и мыслить вместе с народом. Сука, в деревню поеду, народ буду слушать. Понятным надо быть для всех равно. Остальное хреновина все. Я уже и стих сочинил в новом своем направлении. Хочешь послушать?

У кривенькой березки,

На берегу ручья

Читал стихи тебе я

До позднего утра.

Ты мне смотрела в очи,

Улыбкою блестя,

А я, стихи читая,

Не видел ни черта.

И нынче не пришла ты

На бережок ручья,

Сижу один я грустный

До позднего утра.

Ничо, да? Понятно все, без онанизма, и душа есть. Есть душа ведь? Настоящая, короче, народная душа. Сущность его… Бля, опять ученое слово! Ну, настоящее, согласись? А эти все зауми, задницу ими подтирать надо, а не башку ломать. Ну согласись?

Глава седьмая

Алло? Привет, это Игорь тебя беспокоит. Узнал? Слушай, какое сегодня число?.. Хм, ну я и встрял! Да нет, просто «Варкрафт» достал второй. Ну, игра такая компьютерная. Еле выбрался. Значит, пятое? Это я двенадцать дней, значит, зависал. Да-а, не слабо. Так затянуло, что просто не верится. Мне говорили, но не верилось, а теперь вот… Нда-а… Играл только, жрал и спал. Даже не бухал ни разу, даже трахнуться не хотелось. Представляешь, что за дела!.. Там две цивилизации – люди и орки. И они друг с другом воюют. И надо крепости строить, а для этого золото надо добывать, деревья рубить. Для этого крестьяне нужны. Одна ферма – четыре крестьянина. Нужно ферму строить, чтоб у крестьян было хозяйство. Настоящая цивилизация, в общем. А тут постоянно набеги, орки все жгут у тебя, разрушают. Самому хочется туда залезть, чтобы рядом со своими быть, разобраться с орками самому. Тебе надо побольше воинов, магов. Маги огненные шары метают, делают воинов невидимыми. Корабли надо строить, кирпичи обжигать. Ничего не успеваешь, увлекаешься аж вообще!.. В общем, видеть надо, самому посидеть, так не расскажешь. Потрясная штука! Приходи, оторвешься. А? Как хочешь. Ну ладно, пока. Все дела запустил, теперь вертеться придется аж вообще…

Глава восьмая

Я верю, верю, и, сотни раз ощущая обман, вера в нее не покидает разбитого, размякшего, но в то же время сведенного каменной судорогой ежедневной реальности мозга. Я верю, верю, что вот сейчас, через вдох, глоток ее тела, всего через миг – я озаряюсь. Я верю, что она даст мне то, чему еще не придумали названия. Я получу это и озарюсь. И я бью ей земные поклоны, падая с табурета, захлебываюсь слезами, блевотой, верой… И потолок становится полом, небо израстает травой и цветами; и вот толчок, он всегда словно впервые, еще один толчок туда, в те высоты, в те бездны, где мне наконец-то откроется… Как это назвать?.. Нечто такое тогда откроется мне!..

Каждое утро я уже знаю: без нее этого дня не будет. Я не хочу покидать ее, не хочу, чтобы она меня покидала. Я не хочу выходить из нее, из ее горячих, жгучих объятий. Я глотаю, глотаю ее обжигающее, вечно свежее тело. Да, да, ее горячее, обжигающее тело, запоминаю ее бессловесные нежные речи, которые я, только я понимаю. Которые только я в силах понять! Все остальное мираж, туман, самообман. Все остальное настолько противно мне, что я просто перестал его замечать. Что здесь, что? И я верю в нее, теперь только в нее. Она может быть доступной и привычной, как проститутка, а может неповторимой, всегда новой, сказочно-испепеляющей, как любовь. И я ищу в ней, ищу, обманываюсь, и нахожу, и снова теряю. И когда-нибудь она откроет мне то, чему еще не придумали названия, но без чего просто нельзя. Без этого – не живешь, и я пока не живу, я ищу, я в пути. И вот когда я получу это – я озарюсь. О, как я тогда озарюсь!..