Читать книгу "Валтасар. Падение Вавилона - Михаил Ишков"

Сначала выпили темного пива. Приглашенные из отцовского дома служанки расставили угощение и, согласно договоренности воины Зиру проводили их в Старый город. В доме остались только арабы и Шума, которых заперли в подсобке. Во дворе был выставлен пикет из трех отборных. Как только офицеры почувствовали себя свободнее, они потребовали у царского посла объяснений, почему на празднике отсутствует их новый командующий, сын Нериглиссара. Нур-Син объяснил офицерам, что это мероприятие имеет частный характер, и он вправе приглашать на него близких и друзей по собственному выбору. Что касается Лабаши, то после того как он позволил себе взять его супругу в заложники, он не может считать сына Нериглиссара в числе своих друзей. Если же кто-то полагает недостойным пить и веселиться в отсутствие командира, то он никого не держит. В Лидии его как-то пригласили на подобную встречу, называемую симпозиумом, на котором греки — к слову сказать, храбрые и умелые воины, — свободно обсуждали самые разные вопросы. Например, в тот далекий вечер они в деталях рассмотрели следует ли философствовать в пьяном виде, что родилось раньше — курица или яйцо, когда самое лучшее время для обладания женщиной, полагать ли число звезд четным или нечетным. Поговорили они тогда об уместном и неуместном способе сочинения стихов, также о том, надо ли процеживать темное пиво и, наконец, правильно ли они поступают, проводя совещания за вином.

Вот и меня, добавил Нур-Син, более всего интересует, какие вопросы можно считать уместными на дружеской пирушке, а какие нет. Вот, например, такое отвлеченное дело, как исполнение приказа. Этот вопрос сродни тому, когда философ спрашивает, что более доставляет нам пищу, земля или море или почему многомудрая Иштар во время посещения подземелий Эрешкигаль в том же порядке надевала одежды и украшения, в каком снимала, а не в обратном? Что же касается исполнения приказа, то, на первый взгляд, здесь нет вопроса. Конечно, приказ необходимо исполнить. Однако стоит ли так поступать, когда он противоречит обычаю и наносит прямой ущерб величию и незыблемости порядка в родном городе, а также тебе лично? Он, Нур-Син, полагает, что исполнять подобный приказ не только преступно, но и глупо.

— Неужели достоин восхищения муж, который по приказу собственными руками слепо надевает петлю не только себе на шею, но и своим близким и малым детям?

Наступила тишина, затем командир эмуку неожиданно громко и требовательно заявил.

— Мы не греки, Нур-Син. У нас нет ни времени, ни желания отгадывать загадки, которыми ты славишься. В каком порядке Намтар облачал великую Иштар, пусть решают жрецы. Скажи прямо — призываешь ли ты нас отказаться выполнять приказы того, кто поставлен над нами?

— Ни в коем случае! Но только если над вами поставлен достойный, то есть получивший власть согласно обычая и закона. И не только над вами, но и над страной. Как же быть, если это исходное условие не выполнено, если нет начальствующему поддержки в стран? Как быть, если кто-то неразумный пытается указывать богам, чтобы они награждали царственностью этого, а того и близко не подпускали к трону? Если этот неразумный указывает звездам, как им ходить по небесам? Если в сушеную смокву не ставит небесные странствия светил, определяющие все, что свершается на верхней земле? Как быть в таком случае?

Он замолчал. Никто из гостей не решился подать голос — видно, приглашенные офицеры сговорились: пусть приверженец Набонида выскажется, а мы послушаем.

Нур-Син продолжил.

— Конечно, никто не в силах запретить дерзкому приказывать звездам сменить проторенный путь. Он даже вправе потребовать у них двинуться в обратную сторону, но горе тем, кто решится осуществить этот приказ.

Он сделал паузу. Теперь самое время проверить, каково настроение собравшихся здесь воинов. Так ли безоговорочно они согласны подставлять головы, защищая права Лабаши на трон, или и им не сладко ощущать себя взломщиками в родной стране, разорителями отцовских могил, дерзкими выскочками, осмеливающимися перечить воле богов. Так сказал себе, но на самом деле прервал речь из страха за собственную жизнь. С них, с халдеев станется — могут выволочь во двор и прямо в родном доме отрезать голову.

Офицеры по-прежнему молчали. Теперь было ясно, что прямых указаний, как поступить с изменником, собравшиеся в его доме гости не получили. Лабаши как всегда не сумел рассчитать или не решился пойти до конца. В том была слабость юнца, что, действуя до поры до времени нагло и безрассудно, он в итоге отступал, пытался сделать вид, что ничего не случилось. Ему не хватало опыта, умения или просто разума, чтобы расчислить все последствия своих действий. Он действовал под влиянием момента, подчинялся чувству, постоянно что-то оставлял на потом, оставляя таким образом свои сторонникам зазор, когда те могли медлить и ждать. Вот и теперь, не имея прямых указаний, как быть, они все, в том числе и командир эмуку, ждали, когда же пособник Набонида перейдет к делу. Объяснит без всяких философских штучек, что предлагается взамен выполнению приказа. Особенно командир эмуку и пожившие в Вавилоне командиры, прекрасно понимавшие, что значит поднять руку на сына Набузардана. Завтра же город взбунтуется. Стоило ли рисковать состоянием и жизнью ради щенка, который им всем, в эмуку тоже, порядком поднадоел.

Нур-Син взял себя в руки — к делу, так к делу. Хотел было вытереть пот, пробившийся на любу, однако не решился сделать неуместный жест. Если его до сих пор не лишили жизни, значит, они готовы выслушать до конца.

— Неужели вы не видите, — обратился он к присутствующим, — что в Вавилоне полным-полно безумцев, пытающихся указать звездам, в какую сторону ходить. Зачем проливать кровь за безнадежное дело, не лучше ли окрасить мечи кровью в новом походе? Зачем устраивать вражду в собственном доме, когда наши соседи поднакопили столько добра? Разве пример Пиринду не урок всем нам?

Шириктум вскочил с места.

— Заткнись, предатель и клятвопреступник! Как ты смеешь восставать против законного государя, которому присягнул на верность.

Нур-Син замолчал, опустил голову, потом сурово спросил.

— Шириктум? Разве твоя семья не входит в наш клан, чьим главой я теперь являюсь? Разве это дело прерывать старшего в роде, тем более обвинять его в самых страшных преступлениях. Взгляни, Шириктум, здесь сидят люди, чьи семьи находятся не в самых дружелюбных отношениях с нашей семьей, но они достойно молчат. Они готовы выслушать меня и тех, кто стоит за мною. Если, — теперь писец обратился к гостям, — негодник так ведет себя в присутствии главы рода, что ждать, когда он дорвется до власти? Если голос Шириктума — повысил голос Нур-Син, — это ваш голос, значит, вы хотите крови! Вы хотите гибели Вавилона, что неизбежно случится, стоит городу попасть в руки таких, как Шириктум, который откровенно плюет на традиции, на старшинство, на закон.

Вновь наступила тишина. Неожиданно Шириктум с ножом в руке бросился на Нур-Сина. Акиль успел перехватить его, декума тут же скрутили, обезоружили.

Разгневанный Нур-Син вскочил на ноги, затем усилием воли заставил себя успокоиться, сесть.

— Послушайте меня, храбрые воины. Да, мы не греки, поэтому не буду тянуть с ответом. Да, мне доверили огласить просьбу, с которой государственный совет в подавляющем большинстве обращается к вам: пусть элитная эмуку не будет препятствовать ни проведению траурной церемонии, ни нормальной работе канцелярий. Пусть воины выходят из дворца и размещается в своих казармах.