Читать книгу "Северная война - Андрей Бондаренко"

К вечеру от Старой Ладоги пришел новенький парусный ял, гонец передал Егору письмо от контр-адмирала Бровкина. В своем послании Алешка, уже знающий о смерти жены, просил отпустить его в полугодовой отпуск.

«Ну и на кого прикажете заменить маркиза? — запаниковал внутренний голос. — Не было печали, блин… Думай, братец мой, думай…»

Через неделю, взяв с собой только Ухова, Солева и Иванова, Егор взошел на борт «Луизы», уже вернувшейся от Кексгольма.

— К Заячьему острову правь! — велел Егор шкиперу Фролову. — Там у боярина Таничева, говорят, банька выстроена приличная. Попариться от души, помыться полноценно — первое удовольствие по воинским походам.

Баня, и на самом деле, оказалась жаркой, чудной и душевной, а вот Алексея Таничева на объекте уже не наблюдалось.

— Ногу сломал боярин, в Новгород его повезли, болезного, — сообщил Егору батальонный командир — подполковник Захар Семенов. — За вениками пошел воевода: никому не мог передоверить этого важного дела, лично решил наготовить. Для ускорения процесса (ломать-то по одной ветке было лень!) он взял с собой острую шведскую пилу, выбрал березу — повыше и потолще, спилил ее… Дерево упало, подпрыгнуло на камнях, да и вмазало своим комлем Таничеву по ноге. Перелом получился… Жалко Леху, дельный был мужик! Без него и все дела строительные встали.

Это было правдой, на Заячьем острове, действительно, не наблюдалось ни единого признака ударной стройки: горело несколько дымных костров, вокруг которых, весело и беззаботно пересмеиваясь, сидели на бревнах бородатые и лохматые мужики, а от возводимого фундамента долетал ленивый перестук одинокого топора.

— Да, непорядок! — недовольно покрутил головой Егор и заулыбался, краем глаза заметив настойчивый и умоляющий взгляд Солева: — Что, Илья Федорович, хочешь забрать эту будущую крепостицу под свою руку?

— Хочу, господин генерал-губернатор! — честно признался поручик, вытянувшись в струнку и преданно тараща на Егора свои ярко-васильковые глаза. — Чем я хуже Прошки Погодина? Все выполню, не подгажу! Не сомневайтесь, Александр Данилович, господин генерал-губернатор…

Пришлось срочно искать перо, бумагу и чернила и, прямо в тесном предбаннике, под заздравные оловянные чарки, наполненные крепкой перцовкой, строчить новый генерал-губернаторский указ. Да и Илюшу Солева в срочном порядке Егор произвел — сугубо для солидности — в подполковники.

— Вот, Фролка, еще один наш товарищ в люди вышел! — печально вздохнул Ухов, недовольно косясь на Егора. — Только мы с тобой остались неприкаянными простолюдинами. Ты — поручик, я и вовсе простой и бесправный сержант…

Когда «Луиза», подгоняемая легким северо-восточным ветерком, находилась в полутора верстах от восточного мыса острова Котлин, шкипер Евсей Фролов чуть испуганно обратился к Егору:

— Господин генерал-губернатор! Прямо по нашему курсу, ближе к берегу, на якорях стоит незнакомый трехмачтовый бриг. Что делать будем? Поворачиваем назад? Готовимся к бою? Это же наверняка швед, больше некому… Может, для начала, пристанем к берегу, встанем на якоря, проясним — что да как?

— Не стоит волноваться, любезный шкипер! Идем прежним курсом и якоримся рядом с этим славным корабликом! — легкомысленно велел Егор, неотрывно наблюдая в подзорную трубу за балтийскими серыми водами. — Очень уж мне знаком силуэт данного судна. Не иначе это славный датский шкипер Лаудруп пожаловал к нам в гости! А сей бриг, скорее всего, носит гордое имя — «Король».

Егор не ошибся, а когда фрегат «Луиза» встал на якоря в пятидесяти — шестидесяти метрах от «Короля», на капитанском мостике брига появилась приметная широкоплечая фигура, рядом с которой замаячили две легкомысленные женские шляпки, и громкий голос известил — на отличном английском языке:

— Приветствую вас, доблестный сэр Александэр! Не пригласите ли в гости бедного датского шкипера вместе с его домочадцами?

— И вам доброго здоровья, капитан! — тут же откликнулся Егор. — Но стоит ли утруждать нежных женщин лазаньем по неудобным корабельным трапам? Я сейчас же сам пожалую к вам. Буду только рад лишний раз пройтись по знакомой палубе «Короля»! — обернулся к Фролову: — Евсей, вели шлюпку спускать на воду!

Егор достал из-за пазухи короткую золотую цепочку, на которой висел скромный серебряный православный крест и массивная золотая серьга — с большим ярко-алым рубином. Он аккуратно отстегнул серьгу от звена цепочки и ловко вставил в мочку своего левого уха.

— Пиратская! — уважительно прокомментировал Фрол Иванов, после чего спросил: — Это тот самый шкипер Лаудруп, с которым вы, Александр Данилович — вместе с Петром Алексеевичем — плавали по Северному морю и соленым норвежским водам?

— Он самый! Что, тоже хочешь — подняться на палубу этого славного брига? Поехали, без вопросов… Ухов! Подумай насчет скромных подарков, расстарайся уж…

Лаудруп совершенно не изменился и, как в старые добрые времена, напоминал своим внешним обликом классического пирата: до синевы выбритый подбородок-кувалда, черные длинные усы, кончики которых были лихо и воинственно закручены вверх, обветренное лицо, украшенное парочкой живописных шрамов. Рядом с капитаном замерли — в почтительных книксенах — две незнакомые Егору дамы, облаченные в нарядные европейские платья. Одна, та, что немного постарше, была черноволосой, низенькой, полной и смешливой: ее полные губы расплывались в приветливой улыбке, карие глаза весело блестели, на щеках наличествовали задорные и симпатичные ямочки. Вторая же барышня, еще совсем юная — лет пятнадцати-шестнадцати, не более, была просто красавицей: высокая, невероятно стройная, с правильными чертами лица, обрамленного длинными платиновыми локонами. Но красота этой девушки была какой-то чрезмерно правильной, какой-то избыточно строгой и холодной.

«Веселая толстушка-пышка и натуральная Снежная Королева! — улыбчиво прокомментировал внутренний голос. — Ты, братец, как хочешь, но мне эта полненькая больше по душе! Не нравятся мне холоднокровные и равнодушные особы…»

— Сэр Александэр, сколько лет сколько зим! — громко завопил Лаудруп, широко разводя в стороны свои длиннющие руки. — А ведь ты не забыл скромного шкипера «Короля»! Мой подарок — серьгу заветную — до сих пор носишь в ухе…

Выпустив Егора из своих крепких объятий, датчанин торжественно представил своих спутниц по морскому путешествию:

— Вот эта неземная красавица — моя жена Гертруда, образец разумности и невероятной серьезности! — При этих словах толстушка громко прыснула и смущенно спрятала свое покрасневшее личико в пышные кружева широкого рукава платья, а Лаудруп, даже не моргнув глазом, продолжил: — Ты, сэр Александэр, можешь называть ее Гердой. А эта, на мой взгляд, чрезмерно худющая девица является младшей сестренкой моей добродетельной супруги. Зовут эту высокомерную особу Матильдой, для своих — Матти… Не понимаю почему, но все мужчины, поголовно, считают сию девицу небесной красавицей и ужасно теряются в ее присутствии. Например, вчера после обеда, через три с половиной часа после того, как «Король» надежно забрал якорями местный грунт, к нам с визитом вежливости пожаловали два русских генерала с очень смешными именами. Один назвался Аникитой, а другой — Автономом. Солидные такие генералы, матерые, а в присутствии нашей худосочной Матильды начинали густо краснеть и заикаться сильно. Чудеса, да и только! Вот, смотрю, уважаемый сэр Александэр, и один из твоих юных друзей уже сражен в самое сердце меткой стрелой купидоновой…