Читать книгу "Кольца духов - Лоис МакМастер Буджолд"

Тейр отдал поводья Фьяметте и пошел на поиски веревки. В конюшне с гвоздя свисал моток, который никто не стал у него оспаривать. Один конец Тейр привязал к стремени, затянул в тугой петле крышку у верхнего края и завязал другой конец на втором стремени, превратив крышку в подобие волокуши. Белый мерин услышал позади себя скрежет, испуганно раздул ноздри и отпрянул в сторону. Тейру представилось, как взбесившаяся от страха лошадь мчится не разбирая дороги, а позади нее подпрыгивает, только-только не переворачиваясь, мастер Бенефорте, которому уже не придется больше никогда и никуда ездить. Но мерин тут же перешел на свой обычный вялый шаг, и Тейр счел, что может подсадить Фьяметту ему на спину, ничего не опасаясь. Она обеими руками вцепилась в длинную гриву и почти припала к толстой шее. Тейр повел мерина к разбитым воротам замка и дальше с холма.

Ночь близилась к концу, и улицы Монтефольи затихли. Им повстречались только две компании возбужденных мужчин с факелами, но они прижались к домам по сторонам узкой улицы, давая дорогу мерину с его грузом. Тейр был измучен и постарался просто их не замечать. И они добрались до разбитой двери Фьяметты, так никем и не окликнутые. Стены все еще стояли, не провалилась и черепичная крыша. Приятная неожиданность!

Тейр помог Фьяметте слезть с лошади. Она, спотыкаясь, пошла в дом. Онемевшими пальцами Тейр развязал узлы на стременах и крышке ящика. К этому времени появился Тич с фонарем и увел мерина через ворота в сад. Вместе они привязали его подальше от грядок с весенним луком и салатом, и Тич принес ему ведро воды, которую он жадно выпил и с благодарностью громко фыркнул, обдав Тича брызгами слюны. Но туника Тича особенно не пострадала, так как уже была покрыта коростой грязи и золы.

– Утром надо будет найти для него корм, – тоном знатока объявил Тич. – Этой травки надолго не хватит.

– Да уж, ему этого только на один зуб. Утром я помогу тебе отыскать твоих мулов.

Тич удовлетворенно кивнул, и они заперли ворота. С помощью Тича Тейр внес носилки с мастером Бенефорте в парадную комнату и положил его рядом с Ури, которого кто-то перенес в это тихое место.

– Их надо будет поскорее похоронить, – сказал Тейр. – Как положено.

– Завтра в Монтефолье будет много похорон, судя по всему, – заметил Тич.

– Ну, для них выберут время, – ответил Тейр. – Я уж позабочусь!

– Руберта постелила нам в прихожей, – сообщил Тич, – чтоб мы заодно сторожили вход, пока дверь снова не навесят.

Тейр чуть улыбнулся:

– Не думаю, что кто-нибудь посмеет сунуться в этот дом.

Постелила! Какое чудесное слово. Тейр готов был заплакать при мысли о таком добросердечии: ему постелили постель?

Тич тут же улегся, но Тейр, спотыкаясь, вновь вышел во двор, где мерцал свет то ли свечи, то ли фонаря. Оказалось, что и свечи, и фонаря. Фьяметта прилепила огарок в грязи рядом с ямой для отливки, теперь пустой, и поднимала фонарь повыше, чтобы лучше осмотреть двор.

Там царил полнейший хаос. Брошенный горн, зияющая яма, обломки мебели, разбросанные инструменты. Центральная часть галереи сгорела. Беленая стена была черной от копоти, а по сторонам опасно торчали обгоревшие балки.

– Но пожар-то они погасили! – радостно заметил Тейр.

– Да, – сказала Фьяметта. – Руберта, Тич и соседи. Я не знала… что у меня такие друзья. – Она тяжело опустилась на засыпанные угольками плиты. Останки бархатного платья влажно облепляли ее фигурку. – Ах, Тейр! Мой бедный, бедный дом!

– Ну-ну? – Он осторожно сел рядом с ней и погладил ее трясущиеся плечи. – Утром он, наверное, будет выглядеть получше. Я помогу тебе со всеми починками. Галерея это чепуха. Я ведь ставил крепи в руднике. И такую отстрою тебе галерею, что она никогда не провалится.

Из ее дрожащих губ вырвалось не то рыдание, не то смешок, Тейр не понял.

– Есть ли хоть что-нибудь, чего ты не умеешь?

– Не знаю, – ответил Тейр, подумав. – Я ведь всего не пробовал.

– А ты бы хотел все попробовать? – Ее бровь насмешливо поднялась.

Тейр поглубже вдохнул воздух для храбрости.

– Я хотел бы попробовать стать твоим мужем.

Она часто-часто заморгала и протерла глаза перепачканной в саже рукой.

– Я буду плохой женой. Слишком у меня острый язык. Так все говорят. Тебе ни минуты покоя не будет.

Тейр наморщил лоб.

– Так это «да» или «нет»? Ну послушай, где еще ты отыщешь жениха, готового взять в жены девушку, которая в любую минуту может его подпалить?

– Да никогда! – Она возмущенно выпрямилась. – Но я правда даю волю языку – так батюшка говорил. И у меня мало терпения.

– А у меня много, – отозвался Тейр. – Его хватит на двоих.

– С запустевающей бронзой ты был не слишком-то терпелив! – Уголки ее губ вздернулись.

– Да, но… мне же требовалось, чтобы она была безупречной! – А теперь ему требовалось красноречие. Зачем он начал этот разговор, когда на него навалилось такое утомление, что в глазах двоится? Он поднял голову и испугался: за черным квадратом крыши небо, стало оранжевым. В городе пожар? – Почему небо такого странного цвета?

Фьяметта, в свою очередь, подняла голову.

– Заря, – сказала она после долгой паузы. – Тучи расходятся.

И правда, темно-синие нагромождения туч были обведены медовой каймой.

– А-а… – Голова у него была словно набита кашей. Фьяметта хихикнула и чихнула. Это ей нужно лежать в постели! И переодетой в сухое! Он притянул ее к себе и обнял, согревая. Она не сопротивлялась. И даже, обняла его за шею. Так они и сидели под светлеющим небом.

– Он выглядит похуже, – сонным голосом заметила Фьяметта.

– А? – Тейр вздрогнул и проснулся.

– Он выглядит похуже. Утром.

Тейр взглянул над вороньим гнездом ее волос на то, что прежде было двором.

– Ну да.

Фьяметта наморщила нос.

– Да.

– Что – да? – спросил Тейр после паузы, сообразив, что понятия не имеет, о чем она говорит.

– Да. Я хочу выйти за тебя замуж.

– О! Отлично! – Он заморгал и крепче обнял ее.

– По-моему, это потому, что ты понимаешь безупречность. Чего она требует.

– Чего?..

– Вот почему я тебя люблю.

На его окаменевшее от усталости лицо пробралась медленная усмешка.

– Конечно. Вот почему я люблю тебя.

Эпилог

Как и замыслил зодчий, утренний свет дня летнего солнцестояния, вливаясь в верхние окна Монтефольского собора, падал широким лучом на аналой. Свет этот заиграл в гранате львиного кольца, когда Фьяметта надела его на палец Тейра. Он блистал, как рубин, как звезда. Золотая львиная маска, казалось, замурлыкала в руке Фьяметты, точно напившаяся вдоволь сливок и всем довольная самая огромная из кошек. Тейр это тоже почувствовал, решила Фьяметта, потому что улыбнулся, будто сам был котом, напившимся сливок. Он обнял ее так, что ребра затрещали, и не отпускал, пока епископ Монреале не кашлянул. А тогда они послушно стали рука об руку, чтобы принять его завершающее благословение. Фьяметта не могла решить, какое одеяние больше подходит Монреале – серое монашеское или вот это облачение из алого шелка и высокая епископская митра. Пожалуй, равно оба. Монреале не принадлежал к тем, кого создает одежда, а потому в любой он выглядел величаво.