Читать книгу "Песнь песней на улице Палермской - Аннетте Бьергфельдт"

что-то под пальто.

– Ты никак Председателеву китайскую вазу стырила?!

– Ну и что? Оставь ее. Этот мужик часто за границей бывает.

Я гляжу на Ольгу и Карла и умываю руки. Не мне же, черт возьми, отвечать за то, что творят все прочие.

– Ну и ладно. Мать с Председателем вроде бы в Испанию уже в марте собираются, – соглашаюсь я.

Теперь пусть другие отвечают за Варинькины действия.

– М-м-м. Они на неделю едут в Барселону, – уточняет Ольга.

– Испания? Боссанова? – гундит Варинька. – Я в Боссанове никогда не была.

Самая миниатюрная бабушка

Пала Берлинская стена. То, что представлялось невозможным, свершилось. Время чудес не миновало. Одновременно со стеной распадается и Варинькина внутренняя крепость. Камень за камнем. Воспоминание за воспоминанием.

Берлинскую стену разобрали по кусочкам. И я тоже собираю маленькие кусочки жизни Вариньки, чтобы было за что зацепиться, когда она вскоре уйдет.

В начале нового года бабушка моя начинает блуждать по городу. Целый день я разыскиваю ее там, где она обычно бывает. В парке с утками, в зале «Каструп», где играют в бинго, и возле старой арены в Торнбю, где когда-то устраивали собачьи бега, но все напрасно. Я уже готова звонить в полицию, но тут вспоминаю еще об одном месте. Порт, где в свое время причаливали крупные торговые суда. Там-то я и нахожу Вариньку. Она сидит на швартовой тумбе и болтает ногами.

– Скоро придет Ганнибал и заберет меня, – говорит она, не желая, чтобы ей мешали ждать.

Неделю спустя Варинька уже убегает из дома по ночам и долго не может найти дорогу обратно. Зрение у нее ухудшается с каждым днем. Она ковыляет по городу с пустыми глазами, пораженными глаукомой, и отказывается идти к врачу, хотя я несколько раз записывала ее к офтальмологу. Она становится все меньше и меньше. И превращается в самую миниатюрную бабушку. Скоро она сможет полностью уместиться в своих туфельках. Только уши и нос резво пошли в рост. Белый зимний ручеек вышел из берегов и заполнил всю ее прическу. Живот сдулся, точно проколотое колесо, и теперь Варинька похожа на ящерку с прической под пажа.

Можно ли с точностью сказать, когда мы, люди, покидаем класс млекопитающих, чтобы провести несколько лет как пресмыкающиеся? Пока, лишенные крови и плоти, не превратимся в минеральную породу.

– Я теперь на девяносто процентов реже смотрюсь в зеркало, чем раньше, – бормочет Варенька.

Может быть, она сама заметила, что из зеркала на нее смотрит ящерица? Благоволение глаукомы лишь в том, что человек сам находит комфортный угол зрения по мере своего дальнейшего распада.

В мозгу у Вариньки роятся обрывки старых кинолент и вытесняют из него все остальное. Там теперь царит грязное дитя цирка, от которого несет утренним бегемотьим духом. Эти картины словно бы по щелчку пальцев полностью затмевают все шестьдесят восемь лет, проведенных в Дании. Как будто с ней здесь ничего не происходило.

– Вадим! Селеста! Мама!

Варинька теперь говорит в основном по-русски, рассказывает что-то о цирке Совальской и Зимнем дворце.

По ночам, хотя я и запираю все двери, она всегда находит выход из дома.

В последнее время Варинька обзавелась впечатляющей бородкой, но я уже не в силах выдергивать торчащие белые волоски пинцетом и вместо этого раз в неделю брею ее. Совсем как в старые добрые времена для этого всего-то и требуется, что вода, мыло и опасная бритва.

Я намыливаю ей лицо, и тут она заявляет:

– Я человека убила!

– А я тебе не верю.

– ДА! – Она посылает мне пеликаний взгляд. – Я убила человека в Петрограде!

Я даже не представляю, что на это сказать.

Варинька покинула находившуюся в полном разброде и шатании Россию в 1921 году.

Несколько месяцев она все никак не могла выбрать удобное время, чтобы поведать прадеду Игорю о своем замужестве с неким блондином с улицы Па-лерм-ской. И рассказать о том, что хочет покинуть эту гиблую страну и никогда больше туда не возвращаться.

Как-то утром ее отец не вернулся после привычной ночной попойки. Настало время обеда, им уже надо было готовиться к первому в тот день представлению, а он все не появлялся. Наверное, случилось что-то действительно страшное, ведь Игорь до этого не пропустил ни одного представления. Будь он пьян или трезв.

Варинька побежала по питейным заведениям, где Игорь обычно бывал по вечерам, но никто ничего не мог ей сказать. Потом она отправилась по борделям, а их в городе было немало. Наконец она нашла проститутку, с которой Игорь проводил время накануне. Женщина попрощалась с ним поздно ночью, видела, как он поплелся к Неве в сторону Большеохтинского моста. Варинька рванула туда, побывала на обоих берегах. Может, он в реку свалился?

Наконец она обнаружила Игоря. Безжизненное тело ее отца вмерзло в лед под мостом. На голове у него по-прежнему сидел цилиндр. Потребовались усилия пяти мужиков, чтобы вызволить тело из ледового плена и отнести домой.

Вся труппа собралась вокруг гроба директора цирка, но никто не произнес ни слова. Прощание вышло коротким. Артисты даже не стали дожидаться похорон. Директор больше не держал труппу железной рукой, и все его подчиненные точно с цепи сорвались.

– Кто нам зарплату выплатит? – кричал глотатель огня Олег.

– Да она и так была смехотворная, – подхватила его подружка-канатоходка, страдавшая хроническим поносом.

Не прошло и пары часов, как поляки разобрали лошадей, армяне расхватали костюмы и вместе с остальными укатили на телегах. Варинька побежала к своей кибитке, чтобы спасти соболиную шубку и шляпу, но опоздала. Олег держал под мышкой шубу, а шляпка с лебедем красовалась на голове его подружки. Варинька яростно боролась за свои драгоценности, лупила Олега кулачками по животу, а канатоходка укусила ее за руку.

Потом Варинька увидела, что глотатель огня зажег факел, чтобы бросить в ее сторону, и тогда она ткнула ножом глубоко в его брюхо.

Тяжелое тело Олега рухнуло на землю, и он больше так и не поднялся. Варинька убежала в ночь, и последнее, что она слышала, были дикие вопли поносной канатоходки.

– Ты же не можешь быть уверена, что он умер, – возражаю я. – Может, он просто сознание потерял.

– Нет, я сразу вижу, умер человек или нет!

Сама Варинька обошлась разбитым в кровь носом и сломанным запястьем. Дедовы деньги она, к счастью, хранила в книге своей матери об Анне Карениной. Украсть «Анну» никто даже и не подумал. С книгой в качестве единственной своей собственности Варинька разместилась в каморке на причале номер