Читать книгу "Блюз перерождений - Майкл Пур"

Голубой ручей, Мичиган, 1882

Знакомство Майло Фолкнера и Сюзанны Кобб состоялось во время катания на санях на праздновании дня рождения Майло, в год, когда обоим исполнилось по десять лет.

Отец Майло (всем известный распутник) приналег в тот вечер на крепкое домашнее пиво и, балуясь кнутом, не заметил, как повернул влево к опасному заливу Песчаного Озера, где лед был предательски тонок. Хрусть! Возмутилось озеро раз или два. А потом: Бум! – как выстрел. Тогда, наконец, юным Майло и Сюзи пришло в голову ухватить друг дружку рукавичками. Сани доехали до берега, а они так и держались за руки, млея внутри, как свечи.

Когда Сюзи рассказала о катании на санях родителям, ей напрочь запретили всякое общение с Майло и со «всем семейством презренных нечестивцев», рожденных, как говорили в окру́ге, со змеями заместо пуповины.

Он написал ей, но письмо перехватили. Она написала ему, но и эту весточку перехватили, что стоило ей неделю переписывания Библии. Потом, о ужас, Сюзи заболела, как случалось в те дни со многими детьми. Она бледнела и чахла, пока однажды не прошептала «Майло» так жалобно, проронив единственную слезинку, что отец не выдержал и послал за ним.

Так Майло был доставлен сидеть с ней и беседовать о разных разностях. Плавании. Лягушках. О том, как он любит читать и научит ее стрелять уток.

– Только не уток, – шепнула она. – Я люблю уток.

– Значит, гусей, – сказал он.

И она не умерла.

Опасаясь худшего, отец уже приобрел участок под могилку, но, будучи человеком практическим, не стал от него избавляться. Потом, когда Сюзи выздоровела, им с Майло нравилось устраивать там пикники.

Спустя тысячелетия на отдаленной планете будущего Майло и Сюзи вернулись примерными родителями, рассказав своим детям самую знаменитую в межзвездных колониях историю: притчу о Джонатане Я-Я и Мучениках Европы.

Они рассказали, как мученики умерли, чтобы раскрыть страшную правду об алчных древних картелях. Следом по всей солнечной системе горняки и инженеры отказались работать на картели, хоть многим это также стоило жизни, и картели развалились.

Хорошие родители учат детей одному: если всем вместе выбрать страдания и даже смерть, чтобы не терпеть несправедливость, алчным людям никогда не вернуть себе власть.

– Уже пятьдесят поколений мы живем по справедливости, – сказали они детям. – Не станьте теми, кто нарушит традицию.

– Не станем, – ответили Лохматый и Маленький Красный Корвет.

Голубой ручей, Мичиган, 1892

В год своего поступления в юридическую школу Майло первым в округе Петоски обзавелся автомобилем. Сам по себе драндулет был огромным и шумным, напоминая неуклюжий стальной бойлер с приделанной выхлопной трубой. Репортеры верхом на лошадях спешили следом (случалось, и обгоняли), по мере сил телеграфируя депеши. Случалось, Майло по нескольку миль проезжал без поломок и остановок. Или часами занимался ремонтом.

Промаявшись в дороге пятнадцать дней, Майло ровно в восемь вечера подкатил к Тостли Холлу, общежитию при Каспер Колледже, и направился к столу наставницы, где попросил вызвать его милую, мисс Сюзанну Кобб, чтобы поцеловать ее для фото.

– Нет, – ответила наставница, желчная и подозрительная дама, в прошлой жизни бывшая кукурузным початком. – Посещение строго до без десяти восемь, и никаких джентльменов после шести.

– Прошу вас, – сказал Майло.

Он вновь получил отказ, и разговор пошел на повышенных тонах, пока репортерам не предстал Майло – с нечестивым огнем в глазах, – который выволок наставницу наружу, протащил через вылизанный дворик и невысокий пригорок и с громким плеском уронил в небольшой, заросший ивами прудик на поле для гольфа.

В дальнейшем мнения относительно его поступка разошлись. Местные власти оштрафовали Майло и на год отчислили из юридической школы. Он нанялся работать могильщиком на кладбище в Голубом Ручье.

Сюзи, посещая возлюбленного на кладбище погожим летним деньком, заметила только:

– Утопила бы старую перечницу в пруду еще в сентябре, да боялась навредить уткам.

И поцеловала его – тут же, прямо между двух свежевырытых могил. Славный был поцелуй. Из тех, что весьма приятно дарить, но не принято обсуждать.

Вновь им довелось соединиться в Париже между двумя войнами. Майло обзавелся кинокамерой, Сюзи – труппой ручных птиц.

Они снимали короткометражки. Судорожные черно-белые сюжеты, точно маленькие смерчи. Бегущая с цветочной корзинкой девушка, все быстрее, пока движения не начали напоминать обезумевшую марионетку. Человек, которого колотит уличная шпана. Толстуха, снимающая платье. Его жена и ее муж. И почти в любом сюжете было что-то гротескное. Выступление ее птиц. Люди, напуганные игрушечным пауком. Спящие курильщики опиума, со снующими по ним крысами. Два карлика на кресле-каталке.

Раз они засняли грозу, от начала и до конца, с лужами, бегущими людьми и молниями, отражающимися в витринах. А в другой раз засняли самих себя, удаляющихся по улице, мимо кота, человека с гитарой, все дальше – пока кто-то, быстроногая преступная тень, не унесся прочь вместе с камерой.

Голубой ручей, Мичиган, 1897

Сюзи и Майло поженились. Несколько лет им предстояло прожить молодой свободной четой с ослепительным будущим. Они охотились на фазанов, перепелов и диких индеек, с парой ирландских сеттеров, которых натаскивали подносить добычу. Сюзи стала отличным стрелком, словно что-то древнее и бесстрастное просыпалось в ней, когда палец касался курка.

Их первый и второй ребенок – Чарльз и Джеймс – родились по плану, с промежутком в год, а следом вне плана появилась Эдит. Почти в одно время с рождением Эдит прокурор округа Петоски, Джеральд Ведж, поручил Майло дело об особо тяжком преступлении.

– Пора менять молочные зубы, – сказал Ведж.

Местный бизнесмен, Грэйдон Орниш, застал дома налетчика, некоего Хейнрика Мюллера, известного рецидивиста, и вышвырнул его прочь. Но этим он не ограничился. Разузнав, где живет Мюллер, он поджег его дом. Сам Мюллер и его жена сгорели.

Общество – по крайней мере, его часть – требовало для Орниша оправдания. Орниш – хороший человек, заявляли они, и защищался от бандита, который никому не давал проходу.

– Он и дальше грабил бы людей и, возможно, кого-нибудь покалечил, – настаивал Орниш.

Его горячо поддержали. В те времена суды, притом не только в округе Петоски, старались потакать общественным настроениям. Майло, впрочем, придерживался собственного мнения.

– Здесь должен главенствовать закон, – заявил он воинственно настроенной публике и смущенным присяжным, – а не эмоции. Мы собрались не обсуждать, каким был мистер Мюллер, но для решения о том, что сделал мистер Орниш.

Пусть и молодой, сейчас Майло стоял, будто кряжистый дуб, в своих очках с толстыми стеклами и крючковатым носом, и многие из присутствовавших впоследствии заявляли, что им показалось, будто взрослый невесть откуда возник в зале, полном не-разумных детей.