Читать книгу "Братья. Книга 2. Царский витязь. Том 1 - Мария Семенова"

«Прости, мама. Кланяюсь четырём твоим ветрам, батюшка белый свет, прости и прощай. Всех сирот Матерь, прими милосердно… Да повели наконец перестать ему воздух сквернить в клети, где братик песни играл!»

Против всякого ожидания, молитва была услышана.

Лихарь обернулся.

– Цыц, – щунул он наглядыша. Изволил наконец заметить хозяйку покойчика. – А ты, значит, не только цветы из теста лепить… Твоих рук творение?

Надейка торчала на пороге, уставив костылики наперёд. Не могла выдавить звука.

– Чёрный ворон пролетал, крылышками задевал… – еле слышным голосом, тряским от потаённого смеха, вытянул Шагала.

Лихарь просто глянул. Младший вмиг присмирел, прекратил даже ногами болтать.

– Урок для тебя есть, рабица, – словно через силу выцедил стень. – Не совладаешь, изленишься – утоплю.

Мёртвому незачем бояться угроз. Надейка стояла, молча ждала.

Лихарь наконец отпустил её взглядом. Кивнул. Шагала соскочил с лавки, развернул парчовое покрывало. Явилась тёмная от времени, непонятная большая доска. Ученик держал её бережно, как святой образ.

Надейка слепо уставилась на художество. Каменная кладка стен, незнакомые крыши… важные, богато одетые мужи, занятые беседой… солнце над головами… Чуть дальше, на лобной каменной подвыси, мужчина и женщина. Женщина кротко склоняла голову под бело-синим убором. Мужчина, ликуя, воздевал двумя руками дитя в младенческой рубашонке. Показывал народу.

– Будто с тебя, наставник, поличье царское писано, – глядя сверху вниз, упоённо выдохнул Шагала.

– Картину поновишь, – тем же обдирающим, наждачным голосом произнёс Лихарь. – Что понадобится, из припасов возьмёшь. – И повторил: – Заленишься – утоплю.

Младший всё не мог унять восхищения:

– Хоть прибей, батюшка стень… Ну прямо ты живой стоишь!

Лихарь, не терпевший пустой болтовни, почему-то забыл одёрнуть ученика. Сказал ещё:

– Совладаешь, рабица, дозволю список сотворить на чистой доске.

Надейка всё так же стояла у двери, повиснув на костылях, напрочь потеряв голос. Только шевельнулась, отступила с дороги, когда двое, покинув картину и покрывало, направились вон.

– Будто на тебя искусник смотрел… – донеслось уже с лестницы.

Шаги стихли. По полу гуляли стылые токи, шевелили раскиданные берёсты. Надейка сглотнула, вздрогнула, всхлипнула.

«Мама…»

Обжитый было покойчик, вывернутый, залапанный жестокими пятернями, вновь стал чужим. Надейка была в нём беззащитна, как эти лёгкие свитки, колеблемые сквозняком. Собрать их, обратно в короб сложить… не хотелось касаться…

Не хотелось видеть доску, попиравшую складки драгоценной парчи. Всё же девушка скользнула глазами. Переступила, подбираясь поближе.

Над людским скопищем, над головами и крышами реяли крылья, сотканные золотым светом. Надейка ни разу не видела живого симурана. Лишь на очертаниях в книгах.

«Вот бы мне с тобой, чудо небесное, отсель улететь… подальше куда…»

Вглядевшись, она поняла наконец, кому посвящено было художество. На гордой подвыси стояла последняя праведная чета. Аодх и Аэксинэй, честно встретившие Беду. Здесь они были живы, счастливы и прекрасны. Надейка разобрала даже буквы внизу: «Великая Стрета».

Картина действительно просила заботливых рук. Пятна плесени, выбоинки, трещины… Надейка оценивала их вершок за вершком, бережно прикасалась. По клочьям, уцелевшим от платья царицы, струились синие незабудки. Плащу царя повезло меньше. Весь облупился, узора не разберёшь. А вот лицо Мученика сохранилось. Почти целиком. Тонко, тщательно выписанные черты… ликующая улыбка… седые пряди из-под венца…

И на Лихаря царь Аодх был совсем не похож.

Плесень, облепившая низ картины, вдруг показалась Надейке коростами на живом теле. Она дотянулась левой рукой, не глядя вытащила гибкое лезвие, самое тонкое, прожилки на цветочных лепестках выводить. Осторожно поднесла…

У двери зашуршало. Надейка ахнула, ножичек звякнул об пол, подпрыгнул.

На пороге переминались двое мальчишек:

– Тётя Надеюшка…

У неё перед глазами медленно рассеивалась тень Шагалы. Эти были совсем мелюзга. Новые ложки, недавно приведённые в крепость. Надейка вроде даже слыхала их имена. Только не могла вспомнить.

– Тётенька, мы приберём!

Тот, что был повыше и посмелей, уже собирал с пола берёсты. Он родился густо веснушчатым и кудрявым, это считалось наследием андархских кровей. У второго были чудесные тёмные глаза в густых ресницах. Как он улыбался, когда старшие не смотрели!

Он сказал:

– Чтобы тебе по всходам не спотыкаться… Ты вели, всё надобное живой ногой принесём.

Теперь Надейка вспомнила. Ирша и Гойчин.

Лики царской четы поплыли перед глазами. Девушка согнулась, спрятала лицо, только чувствуя, как трогают, гладят руку лёгкие пташьи крылышки детских пальцев.

Воронята…

Уже во дворе Шагала разочарованно протянул:

– А я думал, наставник, ты сведать захочешь, ладно ли у ней рубашечка сшита. Гадал, может, и мне покромка достанется…

Лихарь равнодушно пожал плечами:

– Дурак ты. Ласковых девок в любом острожке довольно. С этой дикомыт валяется, ну и пусть. Нешто сварой учителя огорчать?

– Всё ему! – надул губы гнездарёнок. – Ворону! И орудье, и девка бесскверная…

Лихарь добавил к словам подзатыльник:

– Дурак! Хочешь с дикомытом тягаться, сперва вполовину таким стань. Тебе честь была вручена, царскому сыну правоту Владычицы показать, а ты что устроил? Только о том думал, как себя выхвалить. А как тайному воинству после с праведной семьёй в ладу жить, о том забота была?

Книжница

Наставник Ваан учил самого Цепира, великого законознателя. Он видел и помнил столько – и стольких, – что разум отказывался объять. Дузья и Деждик, поди, в пелёнках лежали, а он, уже бородатый, следил последнее ристалище Эрелиса Четвёртого. Отречение первого наследника. Восшествие на престол молодого Аодха…

Когда такой человек ведёт тебя в книжницу, не знаешь, куда смотреть. Кругом – или на него одного. Книги небось подождут!

– Стольный Фойрег видел более двадцати государей, – идя долгим прогоном, неспешно рассказывал Ваан. – Все они были праведными отцами народа, но различались в пристрастиях. Гедах Девятый, к примеру, знал толк в роскошных пирах. Это он велел вырубить в податливом здешнем камне обширные погреба для хранения вин. Андархайна уже тогда была страной запечатлённого слова, а вельможи подражали царю. Поэтому в Гедахов век о стряпном искусстве писалось множество книг.

На лице Ваана господствовали большие глаза под высоким лбом, долгий нос. Говорят, это черты прозорливых, умеющих видеть сокрытое от простецов. Стоило Ознобише послушать речи мудрого старца, его самого несколько дней потом тянуло облекать свои мысли так же красно, связно, забавно. Не получалось.