Читать книгу "Сага о бедных Гольдманах - Елена Колина"

Аня забеременела очень быстро, через месяц после свадьбы, и Олег сразу почувствовал, что он в этой семье укрепился, находится здесь по праву. Олег очень хотел ребенка, не ребенка, нет, он хотел сына и был так откровенно горд и счастлив, что Дина с Додиком как-то оттаяли, умиляясь его радости и удивляясь, откуда в нем, еще мальчишке, такое страстное желание отцовства.

С ребенком ничего не вышло. В первый год их брака Аня беременела три раза, и все три раза у нее случались выкидыши на маленьком сроке. Хронический аднексит, а по-простому, по-женски, – воспаление придатков. Первый курс, первый экзамен, двойка, скамейка во дворе, холодный зимний день... Ах вот оно что... Дина похудела, почернела, водила дочь к врачам. После третьего выкидыша им сказали: «Это были близнецы, мальчики».

Олег повернулся к теще и по-детски обиженно произнес: «Надо же, двух парней выкинула!»

Эти выкидыши, нерожденные дети, их общие неудачи каким-то особенным образом связывали ее с Олегом, казалось Ане. А вот Дине так не казалось. После третьего выкидыша врачи сказали: «Надежд нет, и не пытайтесь». Цепкими своими глазами Дина видела Олеговы мысли так четко, словно они бежали перед ней на экране: обманули, подсунули подпорченный, некачественный товар... Такие вот простые мужицкие мысли. И еще... Были у Олега женщины. Дина знала это, как всегда все знала про своего мужа. Эти женщины с легкостью выполнят его мечту, родят ему сына, и не одного.

«...Однажды она с ужасом узнала, что любимый ей изменил. Она забежала к нему неожиданно, с букетом осенних листьев, желая, чтобы он вместе с ней насладился осенним золотым приветом их любви... Он был с девушкой... Она в слезах сбежала вниз по лестнице, наступая на осенние цветастые листья, топча ногами красоту, доверие, любовь...»

Аня знала, что муж ей изменяет, Олег сказал ей об этом после третьего выкидыша. Она плакала, ей было так страшно, что все рушится, и она впервые вмешала в их отношения родителей. Было все, что положено в таких случаях: Додика с зятем мужской разговор, Динино презрение и намеки на то, что его взяли в дом... «Взяли в дом», как щенка!

– У мужчин все случается, но жена – это святое... Ты должен понимать, – нашептывал Додик.

– Ну и каковы же твои планы, Олег? – холодно поинтересовалась Дина. – Ты уходишь или остаешься и ведешь себя прилично?

«...Ее кожа была розовой, ветерок нежно играл с ее кудрями... Он чувствовал к ней такую нежность, что эта нежность заменила ему желание... Они сплелись на постели, разделив один счастливый сон на двоих...»

Олег остался, официально просил у жены прощения.

Они помирились, и вскоре измены стали обыденными. Аня предпочла не знать, не думать, каким-то образом устроила это в своей голове. «Ведь если он, такой красивый, едет, например, в метро или ходит по улицам или на работе, женщины на него смотрят. И он на них тоже, на их красивые лица, ножки, попки... Я же не думаю о том, что он при этом себе представляет, и об остальном не буду думать».

Легче было уйти, ускользнуть, спрятаться с головой под одеяло. Олег говорил ей: «Давай, пожалуйся родителям, что мне с тобой скучно спать!» «А что значит „скучно“, если все всегда одинаково?» – недоумевала Аня.

«...Она знала, что душой он ей верен. Она не была такой же, как все, она все же была для него особенной...»

Дина рассчитывала ситуацию, как бухгалтерский баланс. Скоро ее дочь останется одна, без мужа и без ребенка. Замуж, конечно, еще раз выйдет, но родить не сможет. Детей у Ани не будет, это уже ясно. Так пусть от этого брака хоть ребенок останется.

«Ничего не выйдет, у нее истончились стенки матки, – сказал профессор, – не мучайте дочь, возьмите ребенка». Ночью Дина металась, слышала слова «у нее истончились стенки жизни». Проснулась и пошла в Дом ребенка № 2.

* * *

«...Она последовала родительскому совету. Родители все же нежно любили ее, а она была послушной дочерью...»

Месячных младенцев с неотягощенной наследственностью было всего двое. Белокожий, с голубыми глазками и толстыми щечками, торчавшими из-под казенного чепчика, – сын эстонской девочки, приехавшей учиться в Ленинград. И еще один – сын еврейской девочки, приехавшей учиться в Ленинград из молдавского городка.

– Какая удача для вас, Дина Наумовна! К нам крайне редко попадают детки еврейской национальности! – воскликнула директриса. – Мы хотели его обязательно отдать в еврейскую семью, а тут как раз вы!

– Я надеюсь, что все дети найдут своих родителей, – ответила Дина, вглядываясь в личико пухленького малыша.

Дина выбрала маленького эстонца, беленького, похожего на Олега. В Доме ребенка № 2 еще до перестройки был негласный обычай: когда ребенка забирали на усыновление, всегда приглашали священника. Священник благословил родителей – Аню с Олегом и Дину с Додиком – бабушку и дедушку.

«...Они были безоблачно счастливы втроем: он, она и их маленькое чудо...»

Ребенка забрали уже сразу в новую красивую квартиру на Петроградской – Дина обменяла теткину комнату и их квартиру мгновенно. Рае с Танечкой написали, что Анечка, слава богу, родила. Близких подруг у Ани не было. Друзей дома на время отставили, потом вдруг сообщили – родила! Не хотели говорить про беременность, боялись сглазить. В дом не звали из-за Аниной тяжелой беременности. Потом обмен, переезд, сами понимаете. В новую квартиру въезжали с трехмесячным Кирюшей. Щеки из-под его голубой шапки торчали так, что при желании их можно было разглядеть даже сзади.

«...К ним пришло счастье... Случилось невозможное – он позабыл о своих изменах, она простила его. Он обнял ее, и она поцеловала его нежно и страстно, позабыв обо всем на свете...»

* * *

В новой квартире два камина, бережно сохраненная при ремонте потолочная лепнина, восстановленная чугунная ванна начала века. Все это сближало родителей и детей, образуя пары «по интересам»: Додика с Олегом по части ремонта, Олега с Аней касательно интерьера.

Малыш, улыбчивый, толстощекий, как с картинки из «Книги о вкусной и здоровой пище», со светлым пушком на круглой головенке, был похож на Олега голубыми глазами, на Аню – каждый день по-разному, то формой носа, то изгибом губ.

Дина над ним пела, растекаясь от нежности. Аня и не представляла, что мама может сочинять такие ласковые бессмысленные нелепости. Додик каждую испачканную пеленку придирчиво рассматривал на свет, самолично проверял, все ли в порядке со здоровьем драгоценного Кирюши.

Возвращаясь домой, Додик из прихожей кричал: «Как желудочек?» Вымыв руки под строгим Дининым взглядом, он бросался к кроватке и специальным низким голосом спрашивал: «Кирюша! Как твой желудочек?» «Тише ты! Испугаешь его», – обязательно шикала Дина, а малыш неизменно краснел и закатывался неудержимым, трогательным до слез младенческим хохотом.

Если бы родители знали, что она годами ходила в Дом ребенка № 2, они бы ее убили. Они стерли из своего сознания этот серый дом во дворе-колодце, как будто он никогда не существовал, как будто там не лежат в своих кроватках в ряд никому не нужные дети. Они же не могли взять всех! Аня понимала, очень глупо годами прятаться и тайком бегать в серое здание, как на работу. Дети подрастали, их переводили в детские дома, и Аня ходила к следующим.