Читать книгу "Лабиринты - Фридрих Дюрренматт"

Математик безуспешно пытается объяснить, что он здесь случайно; его присутствие здесь безосновательно с точки зрения логики, и само существование математика решительно необъяснимо, а красные розы – это же довод против него, рассказам про день рождения дядюшки никто не верит, дядюшки вообще сомнительны в качестве мотивирующих факторов, и кто это, интересно, покупает в подарок дядюшке розы? – дядюшке покупают сигары или, если он не курит, конфеты, старики любят сладкое.

Молодой человек оказывается связанным разнообразнейшими отношениями с обитателями дома. Попав сюда, он, хочешь не хочешь, знакомится с каждым из них, а ведь он зашел в этот дом чисто случайно; он выслушивает рассказы о жизни, один за другим, истории о самых удивительных судьбах, одну за другой, он не может вырваться на волю, по доброте душевной или из-за своей нерешительности, из-за смущения. С таинственным видом его уводит в свою комнатку старая дева, комнатка в стиле бидермейер, платье на обитательнице тоже в этом уютно-аляповатом стиле, на стенах силуэты в овальных рамках. Деваться некуда, студент садится, старушка устраивается напротив, между ними столик, на столике разложен пасьянс, старушка говорит шепотом, рассказывает о том, как опасен Бисмарк, это прусское чудовище готовится к нападению на Австрию, по его приказу уже построены громадные воздушные шары, белые с черными полосами, на этих шарах во все страны Европы будут заброшены «крысиные короли», жуткие, зловонные скопища крыс со сросшимися или сплетенными хвостами, громадные, каждое весом в несколько тонн, практически бессмертные, эти сросшиеся хвостами крысы спариваются, плодятся, подыхают, это кошмарное крысиное месиво, с тысячей желтых глаз, издающее пронзительный злобный свист, исторгающее из раздутых животов миллионы и миллионы крысят; когда воздушные шары приземлятся, от этих отвратительных крысиных клубков явятся неисчислимые полчища крысиных наций, они будут невообразимо сильны и с молниеносной быстротой распространятся по земле, сжирая все подчистую, набрасываясь на животных и людей, переплывая моря; все континенты, один за другим, погибнут, им не выдержать нашествия крыс, спасения никому не будет, все затопит всемирный крысиный потоп, все задушит необозримая масса серых увертливых тел, всюду будет свирепствовать чума и другая зараза, что страшней чумы; не устоят даже церкви, музеи и библиотеки – все, все сожрут крысы, не останется камня на камне; города, деревни, поселки и хутора провалятся, уйдут под землю, сплошь изрытую подземными крысиными ходами, о да, он все предусмотрел, все со скрупулезной точностью рассчитал, этот прусский помещик, которого король Пруссии собирается назначить премьер-министром. Старушка, ясное дело, уверена, что на дворе девятнадцатый век, ее время остановилось. Молодой человек откланивается, а она все бормочет, не замечая, что он уходит.

Наконец-то он в коридоре, но тут его перехватывает старик-инженер, гладковыбритый, совершенно лысый, тощий, весь в белом, даже туфли на нем, почему-то спортивные, тоже белые. Он ведет студента к себе, в комнате голые белые стены, оштукатуренные, походная складная койка, стул, грифельная доска, стол и на столе какой-то аппарат. Инженер рассказывает о своем изобретении, это хитроумное устройство – катушки, батарейки, проволочки, вроде напоминает осциллограф; оказывается, инженер поставил себе цель – создать ловушку для времени, глаза у него лихорадочно блестят, он вкривь и вкось исписывает мелом грифельную доску, рисует какие-то дикие, непонятные символы. Время, говорит он, состоит из частиц, это мельчайшие существующие в природе единицы, они перемещаются линейно, как бы в одном измерении, и неимоверно быстро, со скоростью света; если эти единицы времени перемещаются в двух измерениях, то есть парами, они представляют собой энергию, если в трех измерениях – материю, в четырех измерениях – пространство; стоит поймать хотя бы одну из частиц времени, одну-единственную, и все, готово, – время остановится, настанет вечность, окончательно, безусловно, и мироздание потрясет чудовищный удар, энергия, материя, пространство исчезнут, сжавшись до точки, а эта точка и есть пойманная единица времени. Так что в перспективе – смерть Вселенной.

Молодой человек насилу уносит ноги – инженер вспыльчив, что ж, его можно понять, ведь того и гляди настанет вечность, через минуту-другую ловушка времени сработает… Но как же так, недоумевает старикан, молодой человек – математик, он занимается теоретическими основами, неужели он не хочет присутствовать при небывалом событии? А на лестнице молодого человека уже поджидает рыжая подруга его рыжего знакомца медика, она все в том же кричаще-ярком красном халате, наброшенном прямо на голое тело, она объясняет, хотя и с кривой улыбкой, мол, она давно надоела его другу, и она знает, что он привел сюда студента-математика, чтобы она стала его подружкой. Молодой человек спешит уверить, что это не так, ничего подобного, он даже не подозревал о ее существовании, и вообще никакой он не друг ее другу, они едва знакомы. Она не верит, говорит, понятно, что про дядюшку он сказки рассказывал, кто это, спрашивается, дарит восьмидесятилетнему родственнику красные розы? Молодой человек рвется домой, у дяди день рождения, это истинная правда, хотя, признает он, совершенно невероятная, он снова и снова решительно предъявляет девице, хотя это, конечно, излишне, пять красных роз, порядком осыпавшихся, вид у них далеко не презентабельный; да, эти розы невероятны как подарок для восьмидесятилетнего дядюшки, молодой человек и это признает; да, дядюшка говорил, что хотел бы получить в подарок сигары, однако он, студент, купил розы, это его право, это никого не касается. Тон рыжей девицы меняется на энергический, решительный, доводы студента ее не убеждают, ее голос опять делается визгливым, как давеча, из всех дверей опять вылезают жильцы, глазеют снизу, глазеют сверху, математику не вырваться отсюда, да и нельзя же позволить себе грубое обхождение с молодой дамой, даже если она несет околесицу. Время клонится к вечеру, через грязную стеклянную крышу едва сочится слабый свет, даму начинает ревновать слепой домоправитель, или домовладелец, или обитатель этого дома, студент слышит, как слепец поднимается по лестнице, тупой, громадный, а молодая рыжая дама выйдя из себя вопит, что она, мол, не продается, она не проститутка и что молодой человек должен в конце концов найти в себе мужество и ответить за свои гнусные намерения. Молодой человек ошеломлен, смущенно теребит в руках свои розы, все еще красные, но почти совсем осыпавшиеся, обитатели пансионата таращат на него глаза, все повторяется, словно вращается колесо, по лестнице, пыхтя, поднимается страшный слепец, молодой человек успевает отпрянуть, бежит наверх, вот и последний этаж, и тут к нему бросается призрак – огромная страшная харя, безносая, вместо носа зияют две жуткие дыры. Молодой человек цепенеет от ужаса – безносая физиономия прижимается к его лицу. Его вталкивают в комнату, швыряют на пол, дверь запирают. Он корчится на полу возле ног офицера в черной эсэсовской форме, у которого и носа нет, и все лицо страшно изуродовано шрамами от ожогов. Офицер садится на незастеленную кровать, в комнате стоит еще шкаф, а больше ничего нет, но на всех стенах стеклянные витрины, а в них наколотые на булавки бабочки, для украшения интерьера. Безвекие глаза неподвижно устремлены в одну точку, безгубый рот кривится и наконец издает скрежещущие звуки: он подлинный гауляйтер этой страны, наместник Священного рейха; фюрер был тайным Сыном человеческим, мистическим телесным синтезом Бога и сатаны, фюрер добровольно отказался от власти и принес себя в жертву, дабы Земля, это вместилище скверны, была уничтожена атомной бомбой и растворилась в небытии, ибо лишь так можно очистить Вселенную от грязной Земли, гнусной планеты, ибо на самом деле это планета червей. А студент пусть забудет сюда дорогу и не вздумает еще раз прийти к рыжеволосой девице в красном халате и принести ей розы, она невеста офицера, после гибели Земли в Третьей мировой войне где-нибудь на другой, достойной, планете другой, достойной, солнечной системы она произведет на свет нового фюрера, сына-человека.[134] Сделав это заявление, офицер спокойно встает, рывком поднимает молодого человека – тот все лежал на полу, и жестоко избивает. Студент, посвятивший себя исследованию теоретических основ математики, с окровавленным лицом, едва не теряя сознание, пошатываясь, выходит на лестницу и слышит, что слепец где-то внизу все еще его ищет, пытается его нашарить; сам не понимая как, в каком-то полубреду молодой человек забирается на чердак, там рухлядь, старая мебель, свернутые ковры и двери мансард, он находит окно, скорей чутьем, он толком не видит окна, но все-таки находит, открывает и смотрит вниз, окно выходит в лестничный пролет. Математик прислушивается, различает отдаленные голоса, где-то громко хлопает дверь, доносится ругань, наверняка это домоправитель, да, конечно, домоправитель, жаждущий крови, где-то, кажется молодому человеку, раздается голос белокурой женщины, она пытается успокоить домоправителя, это, конечно, его жена, и все затихает, сквозь грязную стеклянную крышу в темную лестничную клетку уже не проникает даже слабый блик или отсвет, из какой-то комнаты доносятся мелодичные звуки, Моцарт, какая-то симфония, Моцарт сочинил более сорока симфоний, с горечью думает студент. Он закрывает окно, ощупью бродит в потемках по чердаку, протискиваясь между рулонами ковров, столами, стульями, что-то падает, разбивается со звоном, зеркало или картина под стеклом, он ищет выход, везде кромешный мрак, он судорожно шарит по стенам в поисках выключателя. Он твердо решает идти домой, на празднование дня рождения маразматического дядюшки, уже, наверное, повязавшего на шею салфетку, дома все, конечно, уже сидят за столом, торжественно, ждут только его, недоумевают, почему его до сих пор нет, дядюшка, рассвирепев, в который раз отталкивает тарелку с протертым супчиком, супчик в который раз уносят подогревать.