Читать книгу "Адвокат [= Уличный адвокат ] - Джон Гришэм"

Оценка потерянных доходов Лонти Бертон оказалась весьмалиберальной. Зная, что молодая женщина на протяжении жизни почти не работала,фирма проявила редкостное великодушие. Имея от роду лишь двадцать два года,Лонти в ближайшее время так или иначе нашла бы постоянную работу, пусть сминимальным окладом, рассудили грамотные юристы. До естественной кончины онаоставалась бы человеком разумным и свободным от пороков пьянства, наркомании ираспутства.

Повысив на каких-нибудь курсах квалификацию, она получала быоклад, скажем, вдвое превышающий минимальный, усердно трудилась бы дошестидесяти пяти лет. Пересчитав гипотетические доходы с учетом инфляции,Рафтер определил, что Лонти Бертон понесла убытков на пятьсот семьдесят тысячдолларов.

Ран или ожогов на телах не зафиксировано, семья умерла восне, значит, боль и страдания компенсации не подлежат.

Итого общая сумма семьсот семьдесят тысяч долларов.

Вывод: жизнь молодой, не успевшей получить образованиематери и ее детей не дорого стоит.

– Дудки! – заявил Мордехай. – Эти деньги я выбью изприсяжных за одного мертвого ребенка.

В самых недвусмысленных выражениях он и камня на камне неоставил от тщательно скалькулированных аргументов “Дрейк энд Суини”. Егонисколько не интересовало решение жюри в Далласе или Сиэтле. Ему не было деладо процессуальных тонкостей в Омахе. Мордехай хорошо знал свою силу здесь, вВашингтоне, и этим определялось все.

Если противная сторона надеется дешево откупиться, то ему нео чем с ней разговаривать.

Артур принялся убеждать Мордехая в чистоте намерений фирмы,а Рафтер моментально нашел лазейку:

– Итоговая цифра поддается корректировке. Мы всегда сможемдоговориться.

Мордехай обратил внимание ответчиков на отсутствие ввыкладках штрафных санкций:

– Состоятельный юрист, компаньон богатой фирмы, сознательнозакрывает глаза на незаконное выселение, в результате которого мои клиентыоказываются выброшенными на улицу и гибнут. Честно говоря, джентльмены, этоклассический пример ситуации, когда суд просто обязан наложить на виновногоштраф в пользу потерпевшего. Тем более в нашем округе.

Слова “в нашем округе” означали только одно: чернокожеежюри.

– Мы можем договориться, – повторил Рафтер. – Какая суммавас устроит, сэр?

Мы с Мордехаем обсуждали этот вопрос. Цифра в десятьмиллионов была взята с потолка. С не меньшим успехом мы могли назвать и сорок,пятьдесят, даже сто миллионов.

– По миллиону за каждого, – без колебаний отчеканилМордехай.

Требование не сразу дошло до сознания присутствовавших.

– Пять миллионов? – пролепетал ошеломленный Рафтер.

– Пять жертв – пять миллионов.

По блокнотам забегали ручки. После продолжительной паузыАртур попытался доказать Мордехаю некоторую несостоятельность нашей теории.Доля ответственности за гибель пяти человек, заметил он, лежит и наразыгравшейся стихии.

Мордехай прервал возникшую было содержательную дискуссию опогоде:

– Присяжные с интересом узнают, что в Вашингтоне в февралестоят морозы и время от времени случаются снежные бури.

Для меня ссылку на жюри он пояснил так: “Они паническибоятся суда”.

* * *

Наши доводы, сказал Мордехай Артуру, выдержат любые атакиответчиков. Выселение – заранее спланированная акция или результатнепростительной небрежности – состоялось. Его последствие для наших клиентов,то есть жизнь под открытым небом в самое холодное время года, было абсолютнопредсказуемым. Никакого труда не составит довести эту восхитительную попростоте идею до сознания любого жюри присяжных, а уж у наших добрых согражданона встретит особое понимание.

Устав от споров насчет ответственности, Артур удалился вобласть, где чувствовал себя наиболее уверенно. Разговор зашел обо мне, точнее,о моей краже. Позиция фирмы по данному вопросу осталась непоколебимой. Если мыотзовем иск, то они откажутся от уголовного обвинения, однако дисциплинарноенаказание я должен понести в любом случае.

– И чего же они хотят?

– На два года лишить тебя лицензии, – сообщил помрачневшийМордехай.

Согласиться было немыслимо.

– Я сказал, что они сошли с ума, но мои слова не произвелина них впечатления, – повинился Грин.

Я промолчал. Два года. Два года!

Разговор в кабинете Артура вернулся к деньгам, носколько-нибудь значительного прогресса Мордехаю добиться не удалось. Фактическини на одно из его предложений фирма не согласилась. Решили в самое ближайшеевремя встретиться еще раз. Под конец Мордехай вручил им копию исковогозаявления Маркуса Диза, которое только предстояло зарегистрировать в суде.Позже будут и другие, заверил он собравшихся. Мы планировали еженедельнооформлять по два иска – до тех пор, пока не разыщем всех выселенных.

– Вы и газетам собираетесь передавать каждую копию? –осведомился Рафтер.

– А почему бы нет? После регистрации в суде иск может бытьобнародован.

– Пресса и так избаловала нас вниманием.

– Первыми кидаться грязью начали вы.

– Что?

– Вы организовали публикацию об аресте Майкла Брока.

– Ложь.

– Откуда в таком случае “Вашингтон пост” взяла егофотографию?

Артур приказал Рафтеру заткнуться.

Больше часа я просидел в кабинете за запертыми дверями,уставясь в голую стену, прежде чем у меня выстроилась относительно стройнаясхема конфликта. Фирма готова расстаться с кучей денег, лишь бы избежатьдальнейшего унижения в глазах общества и огласки, которая неминуемо ведет ее кразорению. Если я верну досье, фирма снимет обвинение в краже. Но требованиеморального удовлетворения останется в силе.

По их мнению, я не только перебежчик, на мне полностью лежитответственность за происходящее. Я связующее звено между их грязными секретами,спрятанными в башне из слоновой кости, и обрушившимся на фирму позором. За одноэто меня следует ненавидеть, а угроза лишиться накопленных и грядущих богатстввообще взывает к беспощадной мести.