Читать книгу "Дневник чужой жены - Лариса Соболева"

– Какая гадость… – вырвалось у Нины. Сама мысль даже в нынешнем положении, что Глеб ее хотел использовать, была унизительной и омерзительной. Кого же она любила столько лет?! Ничтожество. – Глеб знает, что я здесь?

– Нет, конечно. Он бы не позволил. Ты ему нравишься, Нина. А знаешь, я должен признать, что ты бы сделала моего сына счастливым. Жаль, что я не оценил тебя раньше. М-да, печально… Нас окружает такая мишура – деньги, слава, почет, уважение. Мы не понимаем, что это мелочи по сравнению с жизнью и смертью. Задумываемся об этом, да и то ненадолго, когда умирает кто-то из близких. Тяжесть утраты стирается, нас вновь захватывает в плен мишура. Это она мешает сделать правильный выбор, потому что обманчива. Все кажется, не успеешь взять чего-то от жизни, торопишься, невзначай играешь чужими жизнями. А потом – бац! – своя жизнь по роковой случайности очутилась на краю пропасти. Кто же хочет упасть туда? Никто. Все балансируют на краю и, чтобы удержаться, спихивают туда других. Это закон. Но когда приходишь к таким выводам, становится невыносимо больно, что пропустил нечто важное, нечаянно потерял себя. Меня никто так не любил, как ты любишь Глеба, никто. Это и есть то, что я пропустил, не изведал. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Ему приспичило пофилософствовать, а у Нины от изнурительного ожидания смерти истощились все силы, и боль в голове стала невыносимой. Она также понимала, что осталась одна и никто не придет на помощь. Возможно, ее ищут, но ищут не на даче. Наступил предел, когда хочется, чтобы все закончилось…

– Чудовищно, – проговорила она. – С женой своего сына… это грязно.

Он дернулся, будто Нина его ударила, затем опустил голову на грудь и вздохнул. Слова давались ему с трудом, он не оправдывался, скорее делился с Ниной, как делятся с лучшим другом:

– Да, мерзко. Понимаешь, Нина, хуже, чем я о себе думаю, никто не подумает. Не знаю, как это получилось. Я не смог… противостоять ей, обо всем забыл. Это тоже слабость. Раньше не верил, что такое случается с мужчинами, когда молодость и красота побеждают разум. А она… она была так податлива и манила… я даже на секунду не усомнился, что все ее ухищрения пронизаны хитростью и ложью. Эта тварь смогла вернуть меня в мальчишеское состояние, когда похоть заполняет все клетки. А для меня это было еще и возрождение. Трудно было оставаться верным Юльке, она превратилась в домашнего тирана, от нее пахнет старостью. О Нина, ты не знаешь, как страшно чувствовать приближение старости. Она еще не пришла, но подступает, ты постоянно помнишь о ней. И каждый день моя Юлька напоминает, что молодости давно нет, заканчивается и средний возраст. И вдруг Валентина льнет своим телом, а глаза ее искрятся страстью, обещая неземное блаженство. Эта тварь мертвого заставила бы лечь с ней в постель. Она хотела меня погубить, меня и всю мою семью. Она отдала бы кассету на телевидение, и все увидели бы, что я, уважаемый человек, с ней… Не просто с молоденькой дрянью где-нибудь в бане, а с женой собственного сына. Я не мог ей этого позволить.

– Заплатил бы, ничего и не было бы.

– Думаешь, я ее из-за денег? – удивился он. – Нет. Я убил в ней свою память. Не мог ее видеть и помнить, что между нами было. Будь она далеко, хоть за океаном, я не смог бы жить с мыслью, что она меня соблазнила, а потом одурачила. Я убил свою память. Тут Леня вышел из ванной. Дальше все произошло механически, я не соображал, что делаю. Потом приехал Глеб. Я стоял в ванной и молился, чтобы он не заглянул туда.

– Неужели и своего сына…

– Убил бы? Нет, что ты! Я не сделал бы этого при любых раскладах. Когда он ушел, я понял, что совершил. До этого действовал бессознательно, даже когда шел убивать Валентину, захватив охотничий нож. Итак, дело было сделано. Тогда я не знал, что в спальне есть еще один свидетель, мне думалось, я один. Пришло отрезвление, оно продиктовало найти улики. Да, я избавился от Валентины, но не хотел попасть за решетку. В чем моя вина? Что оказался слаб? Всего-то разок оступился, а вон что из этого вышло. Все делают ошибки, все. Но почему-то меня моя ошибка чуть не раздавила. Только Глеб меня понял и простил. Думаешь, мне легче от этого? Мне очень тяжело. И страшно. Это останется на всю жизнь. Ну, вот и все, Нина…

– Если тебе страшно, почему ты хочешь убить и меня?

– Ты тоже, Нина, теперь часть памяти. Скажи, кто тебе помогал?

Они двигались бесшумно. На втором этаже было четыре комнаты, каждую нужно послушать, открыть, предполагая, что там находится человек, возможно, с Ниной. И надо торопиться. Комнаты были пусты, осталось исследовать верхний этаж – мансарду. Лестница туда вела крутая, осложняя подъем. Первым пошел Дима, за ним Сергей, Рыков, а завершал цепочку безоружный Михаил. Его взяли скорее для количества, чтобы произвести впечатление на человека в доме и нагнать на него страху. Каждый скрип деревянной ступеньки заставлял всех четверых замирать…

– А ты потом убьешь и этих людей?

– Их много? – хмуро проговорил он. Однако в его вопросе не прозвучал ужас, что о нем знает множество людей, всего лишь сожаление, опять сожаление.

– Да, много, – ответила Нина с торжеством.

– Раз ты пряталась и смотрела кассету на даче, значит, о ней не знают. И нет копии, – рассуждал он. – Тебе не терпелось посмотреть… Где ты ее взяла?

– В кубке. В последнем кубке. Валентина хранила ее отдельно.

– Собственно, разницы нет. Кассету я уничтожил, бояться мне нечего. Ну, хорошо, твои друзья подозревают меня, и что? У них нет доказательств. Тебя они не найдут. Я позабочусь о том, чтобы тебя не нашли. Знаешь, Нина, я не хочу тебя убивать, очень не хочу. Но я сделаю это. Что ты выберешь: пулю или нож?

– А яда нет? – содрогнулась Нина.

– К сожалению, нет. Выбирай быстрей, я устал, очень устал.

– И куда меня денешь? Вывезешь вместе с Глебом в лес?

– Не трогай Глеба. Он единственное, что у меня осталось. На даче много места. Нина, пуля? – Он вынул пистолет, повертел его, рассматривая…

Они взобрались на небольшую площадку третьего этажа. Дима приложил палец к губам, собственно, это было лишним, так как все услышали тихие голоса в мансарде и старались не дышать. На цыпочках подошли к двери, прислушались. Но понять, о чем говорят и что там происходит, не могли – внутри мансарды говорили тихо и мирно, словно шла задушевная беседа. Дима встал на колено и взял пистолет двумя руками. Сергей остался стоять во весь рост. Рыков изучал дверь на предмет, куда она открывается – вовнутрь или надо потянуть на себя. Дверь открывалась вовнутрь…

– Я не пользовался им, потому что мне тогда хотелось искромсать Валентину, подлую гадюку. Потом боялся, что пулю найдут в Роберте, мой пистолет зарегистрирован. Но убивать ножом омерзительно. Много крови и боли. Нина, пуля это делает быстро, ты почти не почувствуешь боли… смерть будет мгновенная.

Он подошел к ней, и Нина увидела его глаза. Она поняла, что все эти откровения ничего не имеют общего с раскаянием или сожалением, как иногда казалось ей. Он выстрелит, для него это вопрос решенный. Потому что, признаваясь ей, он искал оправдания себе.