Читать книгу "Метро 2033: Изоляция - Мария Стрелова"

Марина вспоминала, как, забыв ключи, она стучала палочкой в окно соседям, и они открывали ей домофон. Или сидела во дворе, на покосившихся теперь качелях с книжкой. В тени высокого клена была лавочка, почти по самое сиденье вросшая в землю. На ней она, будучи еще школьницей, впервые попробовала пиво… Сколько слез было пролито в этом дворике после неудачных расставаний. Сколько радости было пережито. Здесь, под окнами, грохотали мотоциклы друзей, пугая соседей, здесь ночами собирались компании, пили и пели под гитару. Всезнающие бабушки-соседки коротали дни, греясь на солнышке. Бегали по двору собаки. А в соседнем подъезде, в подвале, жили кошки. Их подкармливал весь дом.

А сколько раз Марине в молодости хотелось съехать отсюда, снять квартиру в новом престижном районе! Как она радовалась, когда родители переехали в новостройку, оставив ей эти две комнаты, которые она знала с детства! Как глупо, как бездарно было потеряно время… Теперь женщина была готова отдать все на свете, чтобы вернуться в прошлое, когда дом не смотрел мертвыми глазницами окон, когда во дворе было радостно и шумно.

Алексеева открыла дверь и нырнула в прохладу подъезда. Это напомнило ей жаркие летние дни, когда старый дом встречал ее живительной свежестью после раскаленного и пыльного асфальта.

Здесь ничего не изменилось. Стены выкрашены в зеленый цвет, а поверху – полоска побелки. Двери в некоторые квартиры оказались открыты, но на площадках не было мусора. Казалось, дом все же не заняли мутанты, и здесь случалось бывать людям.

На полу под ногами хрустели осколки стекол и каменной крошки. От времени стертые ступени осыпались, сгладились. Доски на перилах прогнили, рассыпаясь влажной трухой от прикосновений.

На четвертом этаже все двери в квартиры были плотно закрыты. С них облетело дерево и декоративный дерматин, остались только железные остовы.

В подъезде было темно. Листва деревьев, выросших почти вплотную, не пропускала солнечный свет.

Наконец, Марина поднялась на пятый этаж. С замиранием сердца подошла к двери своей квартиры, прижалась к ней лбом.

Деревянная облицовка, еще во время последнего ремонта пропитанная специальным раствором, сохранилась. Закрытая дверь хранила следы ножовки – кажется, квартиру пытались вскрыть, но так и не смогли.

Алексеева с трепетом сняла с шеи ключ, с трудом удерживая его в деформировавшихся пальцах, вставила в замочную скважину и повернула. Механизм заедал, стоило больших усилий его повернуть. Наконец, замок поддался.

Марина потянула дверь на себя. Несмазанные петли отозвались дьявольским скрежетом. Сантиметр за сантиметром женщина отвоевывала себе право войти в родной дом. Ее радовало только одно – после катастрофы в ее жилище никто не смог попасть…

Здесь осталось все как прежде, во времена ее молодости. Шкаф с зеркалом до потолка, полки с продуктами, документы… Теперь все это было вывалено грудой на пол. Ветром и дождем в комнаты через разбитые стекла нанесло пыль, листья и прочий мусор.

Марина прошла мимо зеркала, затянутого мутной пеленой грязи, не решившись оглянуться. Слишком страшно ей было увидеть себя такой, какой она стала.

В маленькой комнате окно осталось целым. Тут все хранило память минувших студенческих лет. На кровати лежали подушки и мягкие игрушки. Женщина неосторожно задела одну из них, и она упала на пол, рассыпавшись на куски. Белой горкой вывалился похожий на несвежую мыльную пену синтепон.

В углу – старое, пыльное пианино. Крышка треснула, обнажая пожелтевшие ряды клавиш. Алексеева осторожно коснулась одной из них. Нет. Ни звука. Фортепиано умерло, не пережило страшных лет.

На полу возле шкафа была разбросана одежда. Марина вспомнила, как в тот страшный день, когда случилась Катастрофа, она долго выбирала, что надеть, выкидывая вещи на пол, чтобы потом, вечером их убрать.

Вечером… Которому не дано было прийти. Женщина замерла среди комнаты, не смея нарушать вечный покой. Ей казалось, она стоит в собственной могиле, в мемориальном склепе, где когда-то, в день, когда на Москву обрушились мегатонны ядерных зарядов, была похоронена.

Все замерло здесь, нерушимое, мертвое, хранящее давно забытое тепло прикосновений. И стоило тронуть хоть одну вещь в комнате – все осыплется пылью.

С пожелтевшей фотографии на стене на Марину смотрело молодое, счастливое лицо. Серые глаза сияли, волосы свободно падали на плечи. Светлое бежевое платье было перехвачено ремнем на талии.

– Это я? – тихо спросила Марина.

Это была она. Молодая, радостная. Двадцать лет назад этот снимок был повешен на стену в комнате, чтобы дарить память… Но мог ли кто-то подумать, что память будет такой?

Женщина опустилась на пол, не в силах оторвать взгляд от стены с фотографиями.

С пожелтевших, выцветших от времени карточек на нее смотрели лица. Давно забытые – или хорошо знакомые? Вот снимок – она и Петя у корпуса университета. Солнечный день, улыбки на лицах… Все те же зеленые глаза и кудрявые волосы. Которые тогда еще не были седыми…

Вот смотрит, как живой, Женя Иваненко. Он снят возле моря, загорелый, кареглазый. Совсем не такой, каким предстал перед Мариной в день их последней встречи…

Наташа и Аня, подруги, самые хорошие, самые любимые. Светлые, красивые. Это фотография с празднования Нового года. А на столе – оливье и бутерброды с икрой. Бутылка шампанского.

«Раньше мы не прочь были выпить бокальчик… Куда, куда все ушло?! И то, что казалось таким обыденным на праздничном столе, тот же оливье, от которого иногда воротили нос. Каким роскошным и желанным ужином он стал бы сейчас!» – горько думала женщина.

А вот… Фотография на стене полоснула невыносимой болью по сердцу. Родители. Еще молодые и… живые. Что с ними стало? Куда забросила их Катастрофа? Выжили – или погибли, не мучаясь?

Марине стало бесконечно горько. Захотелось кричать, кататься по полу в истерике, колотить руками стены.

Женщина скорчилась на полу и завыла. Притупленные мутацией эмоции выплеснулись через край, затопили разум и сердце нестерпимой мукой.

Алексеева не помнила, сколько пролежала так. Может, несколько минут, а может, часов. Когда она, наконец, нашла в себе силы встать, ее взгляд упал на зеркало. Марина зажмурилась, боясь взглянуть.

Медленно она открыла глаза, протянула руку, стирая слой грязи. Из-за мутного, пыльного стекла на нее смотрела тварь. Жуткая бестия, наводившая панический страх на всех, кто попался ей на пути.

Подернутые пленкой глаза блестели алым зрачком посередине. Спутанная шерсть, в которую превратились волосы, перекинулась на спину и проросла по позвоночнику тонкой полосой. Морду – теперь ее затруднительно было назвать лицом – покрывала сероватая слизь. Широкая пасть с множеством острых зубов, едва прикрытая губами. На подбородке запеклась кровь. Чужая кровь. Длинные конечности, вывернутые суставы, выпирающие кости, как у скелета. И во всем облике чувствовалась скрытая угроза…