Читать книгу "Assassin's Creed. Ренессанс - Оливер Боуден"

Когда молодой ассасин проснулся, было уже темно. На небе светила неяркая луна, но ее света хватило, чтобы различить человеческую фигуру, двигавшуюся неслышно, словно призрак.

Острая боль в правой руке стала тупой. Эцио хотел встать, как вдруг увидел, что левая рука придавлена тяжелым куском мрамора, который кто-то принес из каменоломни. Тогда молодой ассасин попытался встать, но и это у него не вышло. Вспомнив о Яблоке, он повернул голову туда, где лежала шкатулка.

Но ее не было.

Незнакомец, одетый в черный cappa[154]и белую сутану доминиканского монаха, заметил, что Эцио проснулся. Повернувшись к нему, незнакомец передвинул обломок, еще сильнее придавив левую руку молодого убийцы. Руки монаха двигались быстро. На одной недоставало пальца.

– Постой! – крикнул Аудиторе. – Кто ты? Что ты делаешь?

Монах не отвечал. Потом он нагнулся и поднял шкатулку.

– Не трогай ее! Делай что хочешь, только не…

Но монах уже открыл крышку. Изнутри вырвался ярчайший свет, словно там было спрятано маленькое солнце.

Эцио показалось, что монах удовлетворенно вздохнул. Потом молодой человек снова провалился в сон.

Когда он пробудился, было утро. Все лошади исчезли. Сон частично восстановил его силы. Левая рука оставалась придавленной обломком мрамора, однако стоило ею пошевелить, и обломок чуть-чуть приподнимался. Оглядевшись вокруг, Эцио увидел достаточно толстую ветку. Наверное, ее сломало ветром, причем совсем недавно. Листья на ветке еще не успели пожухнуть. Стиснув зубы, молодой ассасин схватил ветку и подсунул под обломок. Правая рука сразу же отозвалась острой болью. Рана снова стала кровоточить. Аудиторе еще глубже протолкнул ветку под мраморный обломок и нажал на нее как на рычаг. В мозгу вспыхнуло изречение, которое Эцио когда-то учил в школе: «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю»… Он еще сильнее надавил на рычаг. Обломок чуть шевельнулся, но тут силы оставили ассасина, и плита снова придавила ему левую ладонь. Он лег, стараясь медленно дышать. Потом сделал еще одну попытку.

От третьей попытки у него заныло все тело. Казалось, жилы в раненой правой руке вот-вот оборвутся. Но Эцио приналег на импровизированный рычаг с такой решимостью, словно это был вопрос жизни и смерти… В какой-то момент проклятый обломок приподнялся, перевернулся и откатился в сторону.

Тяжело дыша, молодой ассасин сел. Левая рука болела, но все кости были целы.

Почему таинственный монах попросту не убил его, пока он спал? Наверное, не хотел брать грех на душу. Пока было ясно одно: доминиканец и шкатулка с Яблоком исчезли в неизвестном направлении.

Поднявшись на ноги, Эцио кое-как добрался до ручья, текшего неподалеку. Там он жадно напился, затем промыл и заново перевязал рану. Искать лошадей было бесполезно, и молодой Аудиторе пошел пешком, держа путь на восток, в сторону Форли.

Он шел несколько дней. Наконец вдалеке показались городские башни. К этому времени Эцио чувствовал себя выжатым до последней капли. Дело, которому он служил неустанно, забрало все его силы. Постигшая неудача омрачала душу. Никогда еще ему не было так одиноко. За дни пути он много думал о Кристине и о том, как сложилась бы его жизнь, не возьми он на себя этот крест. Но Эцио уже не мог изменить свою жизнь. И как он понял сейчас, не хотел.

Наконец он подошел к мосту возле южных ворот. На парапетах стояли караульные. Здесь чудовищное измождение наконец одолело его, и Эцио упал, потеряв сознание.

Очнувшись, он увидел, что лежит не на земле, а на кровати, укрытый безупречно чистым одеялом. Кровать стояла на солнечной террасе, стены которой были густо увиты плющом. Чья-то прохладная рука коснулась его лба и поднесла к губам кружку с водой.

– Эцио! Слава богу, вы очнулись! Как вы себя чувствуете? Что с вами приключилось? – засыпала его вопросами Катерина.

– Я… я не знаю…

– Вас заметили караульные на парапетах. Послали за мной. Даже не представляю, сколько дней вы провели в пути, да еще с такой ужасной раной.

Эцио напряг память:

– Кое-что припоминаю… Я сумел отобрать шкатулку у Чекко… потом появился другой человек. Он забрал у меня Яблоко.

– Кто?

– Он был в черном, будто монах… Кажется… без одного пальца! – Эцио с трудом сел на кровати. – Как давно я здесь лежу? Мне нужно ехать. Немедленно! – Он попробовал встать, но руки и ноги были свинцовыми. Голова отчаянно закружилась, вынуждая его снова лечь. – Надо же! Что этот монах сделал со мной?

– Эцио, сейчас вы никуда не поедете, – сказала Катерина, склоняясь над ним. – Прежде чем вернуться на поле боя, вам нужно поправиться и окрепнуть. А вас ждет долгий и нелегкий путь. Но не унывайте! Никколо вернулся во Флоренцию. Он будет зорко следить за положением дел. Не дремлют и остальные ваши собратья-ассасины. Так что позвольте себе отдых…

Катерина поцеловала его сначала в лоб, а потом в губы. Первый поцелуй был робким, остальные – все более смелыми.

– И если есть что-то, чем я могу… ускорить ваше выздоровление, скажите только слово.

Ее рука незаметно скользнула под одеяло и, пропутешествовав там, остановилась в известном месте.

– Ой! – улыбнулась она. – Кажется, вам уже становится лучше.

– Катерина Сфорца, вы – потрясающая женщина.

Она засмеялась:

– Tesoro, если бы мне однажды вздумалось написать историю моей жизни, мир был бы потрясен до основания.

Эцио был сильным и крепким тридцатилетним мужчиной. Он находился в расцвете лет. К тому же выучка, пройденная им, еще больше закалила его тело и характер. Неудивительно, что он поправлялся и восстанавливал силы значительно быстрее, чем большинство его сверстников. Однако правая рука, пострадавшая в поединке с Чекко, требовала особой заботы. Молодой ассасин знал: чтобы вернуть ей прежнюю силу, придется нещадно упражняться, не давая себе поблажки. Он больше не спорил с Катериной, проявлял терпение и старался с пользой проводить каждый день. Аудиторе любил сидеть на террасе, погруженный в одно из сочинений Полициано. Но чаще он занимался на открытом воздухе, вспоминая Монтериджони и уроки дяди Марио.

Как-то утром, заглянув к нему, Катерина увидела Эцио готовым отправиться в путь. Слуга помогал ему надевать сапоги для езды.

– Значит, время настало? – спросила она, присаживаясь на кровать.

– Да. Больше откладывать свой отъезд я не могу.

Катерина печально вздохнула и молча вышла, чтобы вскоре вернуться со свитком.

– Что ж, это должно было случиться рано или поздно. Видит бог, дело твоей жизни важнее наших утех. Но я надеюсь, что мы снова свидимся, причем довольно скоро! – Она протянула Эцио свиток. – Это мой прощальный подарок.

– Что это?