Читать книгу "Не учите меня жить! - Мэриан Кайз"

— А что, брать в уборную пальто обязательно? — поинтересовался он.

— Да, Чак, — нежно сказала я.

— Ладно, иди.

Тупица!

Я пошла к выходу. Ноги у меня дрожали. Я страшно трусила, но вместе с тем была счастлива.

Проходя мимо официантки, которая убирала со стола, я почувствовала такой прилив адреналина, что едва могла членораздельно говорить.

— Послушайте, — выдавила я. Слова наползали друг на друга, собственный язык казался мне слишком большим и неповоротливым. — Я сижу вон за тем столиком у окна, и мой спутник просит, чтобы ему принесли бутылку вашего самого дорогого шампанского.

— Да, конечно, — кивнула девушка.

— Спасибо, — улыбнулась я и вышла из зала.

И решила позвонить в ресторан, как только приеду домой, чтобы убедиться, что стоимость шампанского ни у кого не вычли из жалованья.

У двери дамской комнаты я на секунду замедлила шаг, но все же прошла мимо, не останавливаясь. Мне казалось, будто я сплю. Только выйдя на улицу, под дождь, я до конца поверила, что сделала это. Да, я оттуда сбежала.

Мой первоначальный план заключался в том, чтобы просто выйти и отправиться домой, предоставив Чаку самому по прошествии времени понять, что я не вернусь. Но потом это показалось мне непорядочным. Его ужин совсем простынет, пока он будет ждать моего возвращения. Ждать, ждать… Если принять как данность, что этот необузданный тип воспитан настолько хорошо, чтобы дождаться моего прихода и лишь после приниматься за свою еду.

Как бы ни было, я решила заронить в его ум благотворное сомнение.

Я напялила пальто и немедленно поймала такси, что в сырой, промозглый вечер, да еще в пятницу, почти невозможно.

Боги улыбались мне. Именно в таком знаке небес я нуждалась, чтобы почувствовать, что поступаю правильно.

— Лэдброк-гров, — возбужденно сообщила я водителю, едва усевшись в машину. — Но сначала не окажете ли вы мне услугу?

— Смотря какую, — не скрывая подозрения, ответил он. Лондонские таксисты все такие.

— Я только что простилась с моим другом. Он уезжает навсегда и сейчас сидит в этом ресторане у окна. Не могли бы вы медленно проехать мимо, чтобы он увидел меня, и я в последний раз помахала бы ему на прощание?

Таксист, как видно, был искренне тронут моей просьбой.

— Прямо как Фрэнк Синатра и Ава Гарднер. А я думал, романтической любви больше нет, — заметил он охрипшим от избытка чувств голосом. — Нет проблем, солнышко. Только покажи, где он.

— Вон тот… гм… загорелый, красивый мужчина, видите? — объяснила я. Чак сидел за стеклом, любуясь своим отражением в лезвии ножа, и ждал, когда же я вернусь из сортира.

Машина поравнялась с нашим столиком. Я опустила окно.

— Радость моя, хочешь, я включу свет, чтобы ему лучше было тебя видно? — предложил таксист.

— Спасибо.

Чак поворачивал нож то так, то этак, рассматривая себя в разных ракурсах.

— Доволен собой, — проронил мой шофер.

— Еще как.

— Девочка моя, а ты уверена, что это он? — засомневался водитель.

— Абсолютно.

Чак начал проявлять раздражение. Очевидно, я задержалась в дамской комнате намного дольше, чем позволяла себе Мэг, и он меня не одобрял.

— Погудеть ему, солнышко? — спросил мой верный паж.

— Почему бы нет?

Таксист нажал гудок, и Чак выглянул в окно, любопытствуя, что там такое на улице. Я высунулась из окошка такси и энергично замахала ему.

Увидев знакомое лицо, он радостно заулыбался и поднял руку, чтобы помахать мне в ответ.

Но потом улыбка стала мало-помалу сползать с его тупой физиономии, уступая место болезненному недоумению: он сообразил, что знакомая особа, которой он машет, — та самая девушка, с которой он в настоящий момент должен ужинать; та девушка, чей салат с креветками бережно ставят сейчас перед пустым кувертом, а сама она сидит в такси и вот-вот покинет место встречи! Радость его увяла, не успев как следует расцвесть.

Он наморщил свой оранжевый лоб. Он не понимал. Такое не просчитывается.

А затем его осенило.

Выражение, которое появилось на его лице, искупило все. Когда он уразумел, что я не в комнате для девочек, а форменным образом улепетываю от него на такси, это было восхитительно. Стоило проскучать весь вечер, чтобы увидеть на его самодовольной, мерзкой, загорелой роже сначала растерянность, потом ярость и, наконец, настоящее бешенство. Он вскочил со стула, уронил начищенный до блеска нож, в который смотрелся с таким искренним восхищением.

Я хохотала до колик.

— Какого чер… — с искаженным от злобы лицом выпалил он, яростно шевеля губами за стеклом. Сейчас он выглядел почти живым.

— Пошел ты! — так же, одними губами, ответила я, высунувшись из окошка по пояс, широко раскинула руки, пьянея от холодного вечернего воздуха, подняла вверх два пальца на каждой руке буквой V и показала ему, на случай, если он не умеет читать по губам. Секунд десять я энергично размахивала перед ним руками, а он в бессильной ярости пялился на меня из-за толстого стекла.

— Поехали, — скомандовала я, натешившись.

Водитель выжал газ ровно в тот момент, когда рядом с Чаком появились два официанта — один с ведерком для льда и белой салфеткой, другой — с бутылкой шампанского.

И тут я поняла наконец, кого напомнил мне Чак. Донни Осмонда!

Донни Осмонда, поющего «Щенячью любовь».

Оранжевого, искреннего, задушевного Донни Осмонда с щенячьими глазами под стать его щенячьей любви, но только такого Донни Осмонда, для которого блеск удачи уже померк, который хлебнул горя, у которого не удалась жизнь — злого, понурого, оскорбленного в лучших чувствах Донни.

Не успела я доехать до дома, как мне стало стыдно перед Чаком за бутылку шампанского. Ему ведь придется платить за нее, а это нечестно. Вовсе не обязательно поступать с человеком по-свински, даже если он мерзок до отвращения. Поэтому, едва переступив порог квартиры, я бросилась звонить в ресторан.

— Добрый вечер, — нервозно начала я, — не можете ли вы мне помочь? Я сегодня была в вашем ресторане, и мне пришлось внезапно уйти, а перед тем я заказала для моего спутника бутылку шампанского. Это был… э-э-э… сюрприз, и я не думаю, чтобы он пожелал за нее заплатить, но хочу быть уверена, что эти деньги не вычтут у официантки из зарплаты…

— Американский джентльмен? — уточнил мужской голос.

— Да, — неохотно подтвердила я. Джентльмен, как же!

— А вы, должно быть, та душевнобольная девушка? — осведомился голос.

Ах, подлец! Да как этот тип смеет называть меня сумасшедшей!

— Господин из Америки объяснил, что вы часто так себя ведете, но ничего с собой поделать не можете.