Читать книгу "Легаты печатей - Андрей Валентинов"

– Поговори-ка лучше со мной, ублюдок, коли собрался распускать руки! – прорычал капрал обернувшемуся к нему Ламберту, и могучий удар отшвырнул рыбака в другой конец бара.

Этот крюк с правой в свое время принес Джейкобсу известность в определенных кругах и прозвище «Ядерный Джи-Ай».

Ламберт пролетел спиной вперед футов десять, опрокидывая стулья, и тяжело грохнулся на стол, за которым сидел, уронив голову на руки, Плешак Абрахам.

И тут, казалось бы, спавший все это время Абрахам начал двигаться. Причем двигаться на удивление быстро и целеустремленно, чего никак нельзя было ожидать от безобидного пьянчужки.

Правая рука Абрахама как бы сама собой опустилась на горлышко стоявшей рядом бутылки из-под дешевого виски; в следующее мгновение бутылка, описав короткую дугу, со звоном разлетелась вдребезги, ударившись о торчавший из стены кусок швеллера с крючками для верхней одежды – и отец погибшего Пола завис над медленно приходившим в себя Мак-Эвансом. В правой руке его сверкало бутылочное горлышко с острыми стеклянными клыками по краям.

– Это ты убил моего Пашку, гнида, – просто сказал Плешак Абрахам и одним движением перерезал Ламберту горло.

Впрочем, никто, кроме Эми, не понял сказанного – потому что Плешак Абрахам, Абраша Залесский из далекого, неизвестного стрим-айлендцам города, произнес это по-русски.

Зато все видели, как страшным вторым ртом раскрылось горло Малявки Лэмба, как толчком выплеснулась наружу вязкая струя, и как забулькал, задергался на столе рыбак, свалился на пол и через несколько секунд затих.

Кровавая лужа медленно растекалась по бару.

– Жаль. Слишком легкая смерть для подонка, – еле слышно прошептала Эми, оправляя измятое платье.

– Абрахам… ты меня слышишь, Абрахам?

Плешак Абрахам поднял взгляд от затихшего Ламберта и посмотрел на капрала. Бутылочное горлышко, отливающее багрянцем, он все еще сжимал в руке.

– Слышишь. Я вижу, что слышишь. А теперь – положи свою стекляшку… положи, Абрахам, все нормально, никто тебя не тронет, положи горлышко и иди сюда… – Джейкобс говорил с пьяницей, как с ребенком, и в какой-то момент всем показалось, что гипноз успокаивающего тона и обволакивающие, туманящие сознание слова оказывают нужное действие: Абрахам даже сделал жест, словно и впрямь собирался положить горлышко на стол и послушно подойти к капралу.

Но довести это до конца Абрахам то ли забыл, то ли не захотел. Так и двинулся к негру, сжимая в пальцах окровавленную стекляшку.

– Положи, Абрахам! Я кому сказал? – чуть повысил голос капрал.

Перекрывая сказанное, раздался грохот. Из груди пьянчужки брызнуло красным, тонко закричал Барри Хелс, зажимая разодранное плечо – за спиной Абрахама стоял однорукий Кукер с дымящимся обрезом двустволки в единственной руке. Одна из картечин, прошив Плешака навылет, угодила в Барри.

– Привет, Пашка, – отчетливо произнес Абрахам, глядя куда-то в угол; и на этот раз все прекрасно поняли незнакомые русские слова.

– Вот и я, сынок. Встречай.

И рухнул на пол лицом вниз.

– Идиот! – ладони Джейкобса помимо воли начали сжиматься в кулаки. – Я бы его живым взял! Скотина однорукая!

Капрал шагнул было к Кукеру – и застыл, завороженно глядя на уставившийся ему в грудь обрез, один из стволов которого все еще был заряжен.

– Билли, ты… ты чего, Билли? Убери сейчас же! – растерянно выдавил капрал, и черное лицо негра стало пепельным.

И тут раздался смех. Издевательский, горький, но отнюдь не истерический; смеялась Эми.

– И эти люди называли Пола придурком, а его акулу – «проклятой мразью»?! Посмотрите на себя! Пол нашел общий язык с тупорылой зубастой тварью; а вы – люди, двуногие акулы, изначально говорящие вроде бы на одном языке, готовы убивать друг друга по любому поводу! Так чем же вы лучше?!

«Лучше?.. лучше…» – отголоски неуверенно прошлись по онемевшему бару, опасливо миновали лужу крови и присели в уголке.

– Просто вы никогда не пытались по-настоящему вложить душу,– добавила девушка еле слышно и отвернулась.

Хлопнула дверь, и люди начали плавно оборачиваться, как в замедленной съемке.

– Док, тут радиограмма пришла, – в заведение Кукера размашистым шагом вошел полицейский сержант Кристофер Баркович. – Кстати, какого рожна вы палите средь бела дня? По бутылкам, что ли?

Тут Баркович увидел трупы – сначала Абрахама, потом Ламберта – и осекся, мгновенно побледнев.

– Господи Иисусе… – пробормотал сержант.

Coda

Закат умирал болезненно, истекая в море кровавым гноем, и море плавилось, как металл в домне; но все это было там, далеко, у самого горизонта. Здесь же, близ пологого юго-западного берега Стрим-Айленда, струйками мелкого песка спускавшегося к кромке лениво шуршащего прибоя, море казалось ласковым и теплым, не пряча в пучине зловещих знамений. Разве что вода в сумерках уже начинала светиться – подобное явление обычно наблюдается в гораздо более южных широтах – да еще в полумиле от берега резал поверхность моря, искря и оставляя за собой фосфоресцирующий след, треугольный акулий плавник.

Доктор Флаксман с усилием оторвал взгляд от тонущего в собственной крови солнца и от призрака глубин, неустанно бороздившего море. «Н'даку-зина, Светоносный, – мелькнуло в голове. – Так фиджийцы иногда называют своего Н'даку-ванга, бога в облике татуированной акулы…» Мысли путались, из их толщи то и дело всплывали окровавленные трупы в баре, искаженные лица стрим-айлендцев – живых и мертвых…

Доктор перевел взгляд на пенную кромку прибоя. С холма, где стояли они с Мбете Лакембой, на фоне светящегося моря четко вырисовывалась фигура девушки. Белые языки тянулись к ее ногам и, не достав какого-то фута, бессильно тонули в песке. «Ждет, – Флаксман облизал пересохшие губы и ощутил, как он чудовищно, невозможно устал за последние сутки. – Чего? Или – кого?»

Вторая темная фигура, скрюченная в три погибели, медленно ковыляла вдоль полосы остро пахнущих водорослей, выброшенных на берег. Женщина. Старая. Очень старая женщина. Время от времени она с усилием нагибалась, подбирала какую-то дрянь, долго рассматривала, нюхала или даже пробовала на вкус; иногда находка отправлялась в холщовую сумку, висевшую на плече старухи, но чаще возвращалась обратно, в кучу гниющих водорослей. Раковины? Кораллы? Крабы? Кто ее знает…

Матушка Мбете Лакембы подошла к Эми, и пару минут обе молча смотрели вдаль, на полыхающее море и треугольный плавник. Потом старуха что-то сказала девушке, та ответила, Туру-ноа Лакемба удовлетворенно кивнула и с трудом заковыляла вверх по склону холма.

– Уважаемый Мбете, – Флаксман закашлялся, – вам не кажется, что сейчас наступила моя очередь рассказывать? Думаю, эта повесть – не для бара. Особенно после того, как я подверг сомнению слова Эми… Короче, покойный Ламберт Мак-Эванс был отчасти прав. Когда ляпнул, что я приплыл сюда верхом на ездовой мако. Он ошибся только в одном: это была не мако. Я боюсь утверждать, но мне кажется… это был Н'даку-ванга!