Читать книгу "Русский роман - Меир Шалев"

— Оставь его, Пинес, сейчас не время его воспитывать, — сказал Якоби. — Хватит с нас выкрутасов этой семейки.

Он махнул рукой, и я уловил краем глаза долговязую фигуру Дани Рылова, который пошел на меня, широко расставив руки. Тяжелая буксировочная цепь с устрашающим крюком на последнем звене засвистела над моей головой и стала темным сверкающим кругом. Дани и все остальные отступили назад.

Пинес, который не раз видел, как я откатываю тяжелые валуны, чтобы найти под ними скорпионов и бархатных шершней, торопливо подбежал к Якоби. Авраам тоже подошел и произнес гневным шепотом, который услышали все, стоявшие вокруг:

— Мы не хотим скандала. — Его лоб ползал и искажался в мучительных судорогах. — Не забывай, что мы в трауре. Мой отец умер, и мы хотим оплакать его в тишине и с достоинством.

Якоби трезво оценил положение.

— Хорошо, мы уйдем, — сказал он. — Но я тебе обещаю, что Комитет этого так не оставит.

По сей день я не знаю, кто был прав. Ури, который говорил, что дедушка обладал пророческим даром, или я, утверждавший, что он планировал свои действия так долго и с такой педантичностью, что будущее просто вынуждено было течь по каналам, которые он прорыл для него, пока не достигло меня и пробудило для дела.

Дедушка знал, что никто не извлечет его тело из его земли. Знал, что никто не осмелится тягаться с чудовищным внуком, которого он вырастил. Знал, что вслед за ним я спрячу в его земле и других людей, и каждое из этих тел будет тикающей миной и угрожающим золотым мешком.

Он знал, что никто не извлечет его из его земли, потому что деревня никогда не выносила сор из избы. Свои проблемы мы решали в узком кругу. Только в самых страшных и невероятных случаях мы вызывали полицию. Но у нас никогда не случалось насилий или убийств, а всякими кражами, драками и прочими исключениями из правил занимался Комитет с надежной помощью общественного мнения и деревенского листка.

Целый месяц я охранял дедушкину могилу. Авраам не поощрял меня в этом, но и не возражал. Иоси и его мать присоединились к общепринятому мнению, что я спятил. Ури забавлялся. Пинес ужасался.

— Не могу поверить, что этот кошмар происходит на моих глазах, — говорил он.

— Так сказал дедушка, — отвечал я.

— Это немыслимо! — восклицал Пинес.

— Так велел дедушка.

— И потом эти угрозы — свистящие цепи, железные трубы. Как Цербер при входе в ад.

— Так распорядился дедушка.

Пинес смотрел на меня с упреком, но мало-помалу и он отступился, словно бы мысленно смиряясь с поражением. Дедушка знал, что растерянный Пинес попытается переубедить меня и не сумеет. Продукт долгой эволюции, старый учитель принадлежал к поколению людей, шеи которых рабски подчинялись аркану идеологий. Душа его не могла противиться таким словосочетаниям, как «Похоронен в своей древней земле» или «Лег в землю, на которой трудился всю свою жизнь».

«И почил… и погребен в саду при доме его»[157], — с плохо скрываемой завистью цитировал он Танах.

Он не сказал ни слова и тогда, когда я похоронил Шуламит. Фаня бушевала несколько дней подряд, пока не поняла, что ничего ей не поможет, и успокоилась тоже. Только через несколько месяцев, когда прибыл гроб Розы Мункиной и ее розовый памятник вознесся возле дедушки, а я начал вовсю торговать могилами, Пинес ужаснулся по-настоящему.

Сад доживал тогда свои последние дни. Когда я похоронил там дедушку, Ури предсказал, что теперь, получив в удобрение тело старого садовода, деревья зацветут особенно бурно. Но на самом деле ближайшие к могиле деревья быстро засохли, будто какой-то яд влился в их сердцевину. Деревья из более далеких рядов стали больными и беспокойными. Их листья покрылись тлей, ветки качались даже в полном безветрии, плоды падали, еще не созрев, а стволы были избуравлены всеми мыслимыми вредителями. Цветы на них изредились, и из их чашечек воняло трупами пчел и мушек, отравленных желтым ядом пыльцы и нектара. Маргулис забрал свои ульи подальше, и только ветер порой поднимал ковер мертвых лепестков, обнажая сухую, твердую землю. Время от времени я срывал последние плоды, еще висевшие на высохших ветвях, но на вкус и на ощупь они напоминали мясные котлеты. По ночам их догрызали совы и хорьки, и в скором времени дедушкин сад умер и сгнил до основания.

На дедушкином памятнике Авраам высек имя своего отца, даты рождения и смерти и фразу, которая была вырезана когда-то на самом первом посаженном им дереве: «Зеленеющею маслиною, красующеюся приятными плодами, именовал тебя Господь»[158].

37

В первую весну после смерти дедушки земля на его могиле зашевелилась. Жучки с красноватыми, в черную крапинку, спинками выползали оттуда в ожидании новых мертвецов. И мертвецы не замедлили прибыть, «Кладбище пионеров» стало явью, и деревню залихорадило. Я отказался предстать перед деревенским Комитетом, и Бускила, вернувшись с заседания в приподнятом настроении, зачитал мне несколько отрывков из протокола, которые показались ему особенно забавными.

«Товарищ Либерзон: Товарищи! Вот уже год товарищ Барух Шенгар хоронит покойников на территории хозяйства семейства Миркиных. Товарищ Шенгар похоронил там своего дедушку, утверждая, что такова была просьба покойного, и не испросив разрешения уполномоченных органов. Спустя несколько месяцев он похоронил там же некую Шуламит Моцкин, новую иммигрантку из России, известную всем вам как та женщина, которая жила с Яковом Миркиным в его последние дни. После этого он начал хоронить там людей за плату и даже импортировать трупы иммигрантов, некогда бежавших из Страны.

Товарищ Рылов: За последние полгода в хозяйстве Миркина было захоронено не менее пятидесяти голов.

Адвокат Шапира: Попрошу господина Рылова выражаться более уважительно.

Товарищ Рылов: Тут вам не просто люди. Тут — Комитет. И как деревенский Комитет мы требуем от товарища Шенгара эвакуировать из хозяйства Миркина все могилы до единой и впредь прекратить подобные штучки.

Адвокат Шапира: Позволю себе заметить. Это никакие не штучки, а сугубо профессиональные занятия. Мой клиент зарабатывает тем, что предоставляет погребальные услуги людям, которые сами его об этом просят.

Бускила: Вот именно. Мы никого не заставляем.

Товарищ Рылов: А ты заткнись, Бускила.

Товарищ Либерзон: Товарищи! У мошава есть кладбище на холме — красивое, пристойное кладбище, окруженное деревьями, глядящее на Долину и к тому же расположенное в нескольких километрах от деревни, как того требуют санитарные правила. Чего нельзя сказать о хозяйстве Миркина, которое расположено вблизи от жилых домов.

Адвокат Шапира: Согласно закону о народном здравоохранении от 1940 года, с поправкой 1946 года, министерство здравоохранения выдает разрешение на открытие нового кладбища при условии — первое, что упомянутое новое кладбище не подвергает угрозе загрязнения какую-либо реку, колодец или другой источник воды, и второе, что на момент его открытия упомянутое новое кладбище находится на расстоянии не менее ста метров от ближайшего жилого дома. Всякое новое кладбище должно быть окружено прочным забором или стеной высотой не менее одного и пяти десятых метра. Кроме того, всякое новое кладбище должно иметь достаточное дренажирование. Мой клиент утверждает, что „Кладбище пионеров“ соответствует всем перечисленным выше требованиям, оно проверено и утверждено полномочной государственной комиссией, и разрешение этой комиссии, выданное моему клиенту, я передаю для вашего ознакомления.